Андрей Хазарин - Живой товар Страница 10

— Шейпинг, — поправила я машинально. А насчет танцев — в прошлом веке и вальс считался неприличным. Темпора мутантур.

— Я и говорю, жейпинг! Ну старалась девочка, ну занималась — ей бы в школе так заниматься, одних денег сколько угробила…

Да, некоторые наши инструкторы несусветные цены заламывают, а мы ещё свой процент накручиваем…

— Вот, училась, она, значит, училась. Потом оформила документы и уехала.

— И что, ни разу за целый год не написала?

— Ну да, стала бы я дожидаться год! Нет, она у меня девочка хорошая. Она мне эти ваши мейлы посылала… Посылочки иногда.

«Мейлы» — это значит, что отправляла девочка сообщения электронной почтой, а мамочка их получала. Ничего себе! Это, конечно, у нас услуга недорогая, но чтобы целый год… А мамочка не из бедных — значит, не так сильно дочка своим отъездом её бюджет подкосила!

— А вы что — не волновались совсем? Ведь виза-то у неё всего на три месяца была?

Нервы у мамочки, значит, стальные. Уехала на чуть-чуть — и застряла… Тут никакие письма не помогут! Мою бы маму, не дай Бог, на твое место — та бы уже горы своротила, меня из-под земли достала! А ты только сейчас психовать начала. А с чего вдруг?

— А что ж мне волноваться? Она ж писала, что жених серьезный попался, захотел, чтобы она с семьей познакомилась, с обычаями ихними. И все оплачивал, как порядочный, — она ж домой какие подарки посылала!

— Какие?

— Куртку кожаную! И обувь мне! И всякое…

— Да, хорошие подарки.

— Я и говорю — хорошая она у меня…

Это уметь надо — слезы ручьем, а она ещё и говорит. И вроде успокоилась слегка. Одного я понять не могу — чего она к нам-то пришла? Мы её что ли уговаривали, девочку твою, насильно выталкивали? Мы про неё и не знаем ничего — кстати, а хоть зовут-то её как?

Как только у наших клиенток дела налаживаются, мы сразу теряем с ними связь. Если плохо, они нас с Юлькой часами осаждают, на жизнь жалуются… А как дело на лад идет — все, нет их. Иногда только известия какие-то стороной доходят.

Смотрю я на собеседницу свою — она уже вся обрыдалась: помада до уха размазана, по щекам черные слезы текут. Ей не сок, а валерьянку надо… Хорошо хоть орать перестала.

— А вы — такую хорошую, добрую — продали!

Ну вот, накаркала.

— Да куда продали-то? — теперь уже я заорала.

Короче, сквозь визги и рыдания сумела я разобрать, что «девочка» уехала к жениху в страну Махден, город Магомабад, а жених этот ни на ком вовсе и не собирался жениться никогда, а просто по дешевке добыл экзотическую северную красавицу-блондинку для своего непотребного заведения.

И вот эта чудо-девочка целый год там торчала, а потом все же исхитрилась сбежать — и добежала, умница, прямо до посольства, домой к маме проситься.

Кстати, а мама-то опять чуть поуспокоилась, можно дальше расспрашивать.

— А как вы узнали?

— Так позвонила же она, сегодня в час дня дозвонилась! Ничего, вы мне за горе мое заплатите! И за честь её поруганную тоже! Кому она теперь такая нужна, всю жизнь девочке поломали, счастье еще, что живая, ничего, я из вас денежки вытрясу, сами натворили делов, сами и расхлебывайте!

Ну, это мы ещё подумаем, а пока что надо её чуть утихомирить, а то она нам натворит делов, по всему городу раззвонит, всю клиентуру распугает. Вовсе нам такой скандал не нужен…

— Найдется наша вина — заплатим. Пока не о том речь, сейчас надо её домой вернуть поскорее, вот тут мы поможем — и связями, и деньгами.

— Знаю я ваши связи! Нет уж, я свою кровиночку сама вызволю и верну, а вы мне, сволочи, за беду мою, за слезы, за все, до последней слезиночки!..

Ну, положим, платить нам пока что не за что. Девочка твоя в анкетке два раза расписывалась — один раз, что сама тут все написала, а второй что прочитала текст в рамочке:

«Фирма IFC не несет ответственности за добросовестность лиц, предоставляющих о себе информацию».

И заявление на выезд твоя кровиночка сама подписывала, и билеты покупала тоже сама, и с арапом своим переписывалась… Не мы её к нему выперли — сама уехала в этот бордель махденский…

Ладно, все это — потом, сейчас все-таки надо хоть что-то конкретное узнать.

— Простите, вы даже имя и фамилию своей девочки не назвали и сами не представились…

— Буду я ещё всякой сучке представляться!

Я сцепила зубы и сосчитала про себя до десяти. Ладно, среди прочего мне платят деньги и за это.

— Но раз мы с вами разговариваем, надо же мне знать, с кем я говорю, как к вам обращаться…

— Ничего-о, скоро узнаешь! Все вы тут Гончарову узнаете!

Есть люди, которые черпают моральную поддержку в площадной брани. То-то Александр Сергеич повертелся бы в гробу, услышав эту Гончарову!

Вдохновленная собственным лексиконом Гончарова вскочила и, прошибая коваными шпильками ковровое покрытие, промаршировалаа выход. Грохнула дверь, сотряслись, жалобно лязгая, алюминиево-пластиковые перегородочки, и уже из коридора донеслось:

— Ничего, вы у меня, падлы, все попляшете! Вы ещё мое имя узнаете! Ах вы ж…

И дальше пошли термины и определения то ли из привычного обиходного лексикона мадам Гончаровой, то ли навеянные в эту минуту ассоциацией с профессиональными занятиями несчастной дочечки…

Глава 6

Что теперь делать?

Ася терпеть не могла, когда на неё орут. Тем более, когда обвиняют непонятно в каких грехах.

Она тяжело опустилась в кресло и заплакала, тихо и очень горько.

Как только за мамашей с грохотом захлопнулась дверь, в комнату менеджеров начали по одной сходиться «девочки» — весь штат агентства, включая и Сережу Шварца (с другой стороны, если в мужском коллективе работает одна женщина, она тоже откликается на возглас «братва»). Все, кто слышал этот скандал.

Первой явилась секретарша Анечка, удивленная внезапной тишиной, но и рта раскрыть не успела — тут же в дверях возникла психологиня Валя, а за ней следом — Галочка-бухгалтерша с Сережей. Даже в их бункер проникли вопли и грохот.

Зрелище плачущей Аси было для этих стен, прямо скажем, не из привычных. Это она обычно утирала другим сопли, бегала за валерьянкой, утешала и с несгибаемым оптимизмом уговаривала, что все будет хорошо, вот увидишь.

А тут вдруг — сидит железная Аська и плачет! Устрашенный коллектив оцепенел.

Первой опомнилась Валя.

— Асенька, успокойся! Ты что?

Но Ася молча всхлипывала и все покачивала головой, как китайский болванчик.

Девочки поняли, что без капель не обойтись. Галка кинулась за лекарством, а Валя все оглаживала Асю по трясущимся плечам. Подождала немного, пока начнет действовать успокоительное, наконец спросила;

— Ну что случилось, Аська?

Та, все ещё шмыгая носом, начала пересказывать историю незадачливой девочки, которую только что услышала от сбесившейся мамаши.

— Не морочь голову! Не из-за этой же дурочки ты ревешь!

— Какого черта… Какого черта она меня материла? Я-то ей что сделала? Я с ней вежливо, с этой дурой, на вы, а она меня…

— Сама ты дура! Прекрасно понимаешь, баба не в себе, не соображает ничего, вот и отрывается на первом встречном. Поставь себя на её место.

У Аси подсохли глаза — и слегка «отживели». Она ещё раз шмыгнула носом, утерлась платочком и произнесла крепнущим голосом:

— От дуры и слышу! Ладно, Валька, спасибо, ты мне оказала психологическую поддержку. Про эту… посетительницу я все поняла только мне за что такая радость?

— Будем считать этот вопрос риторическим. А сейчас обойдемся со стрессом, как в учебнике написано: переведем проблему из правого полушария, которым ревут, в левое, которым думают. Излагай все толком и по порядку: она сказала, я сказала… Давай!

И Ася, успокаиваясь, начала ещё раз сначала. Все — от первого выкрика мамаши при входе до не менее громогласного финала.

Валя слушала внимательно, не перебивала. Только курила. Вместе с ней дымили и все остальные «девочки», да и сама Ася тоже, хотя обычно запаха табака в своей приемной терпеть не могла, — но сейчас не до того было.

— Да, — Валя потушила сигарету. — Пакостное дело. Хорошо хоть фирму нашу упрекнуть не в чем…

— Фирму нашу, конечно, никто не упрекнет… Дело в другом: она, мамочка эта, растрезвонит по всему городу — и все наши клиенты — фью-ю… и Ася показала, как именно исчезнут клиенты.

— О чем растрезвонит-то? О том, что дочка, дура безмозглая, по собственной умности в бордель уехала? И целый год там проторчала, а потом только сбежать вздумала?

Ася кивала.

— Да мамаша эта застрелится раньше, чем расскажет кому-то! Это же стыд какой!

В Валиных словах был, конечно, какой-то смысл. Но тут заговорила Анечка:

— Стыд, стыд… А какой стыд-то? Я бы и сама с удовольствием за границей пару лет поработала, подумаешь!