Гилберт Честертон - Недоверчивость отца Брауна (рассказы) Страница 10

Будь они и в самом деле виноваты, они бы себя так не вели. Виновный или с самого начала начеку, или до конца изображает святую невинность. Но он не станет сперва наговаривать на себя, а затем вскакивать и негодующе опровергать подкрепленные его же собственными словами подозрения. Так вести себя мог лишь тот, кто и в самом деле не догадывался о подоплеке нашего разговора. Мысль о содеянном постоянно терзает убийцу; он не может на время забыть, что убил, а потом вдруг спохватиться и отрицать это. Вот почему я исключил вас из числа подозреваемых. Других я исключил по другим причинам, их можно обсудить позже. К примеру, секретарь. Но сейчас не о том. Только что мне звонил Уилтон и разрешил сообщить вам важные новости. Вы, я думаю, уже знаете, кто он такой и чего добивался.

– Я знаю, что он ищет Дэниела Рока, – сказал Уэйн. – Охотится за ним, как одержимый. Еще я слышал, что он сын старика Хордера и хочет отомстить за его смерть. Словом, точно известно одно: он ищет человека, назвавшегося Роком.

– Уже не ищет, – сказал отец Браун. – Он нашел его.

Питер Уэйн вскочил.

– Нашел! – воскликнул он. – Нашел убийцу! Так его уже арестовали?

– Нет, – ответил Браун, и его лицо сделалось суровым и серьезным. – Новости важные, как я уже сказал, они важнее, чем вы полагаете. Мне думается, бедный Уилтон взял на себя страшную ответственность. Думается, он возлагает ее и на нас. Он выследил преступника, и когда наконец тот оказался у него в руках, Уилтон сам осуществил правосудие.

– Вы имеете в виду, что Дэниел Рок… – начал адвокат.

– Дэниел Рок мертв, – сказал священник. – Он отчаянно сопротивлялся, и Уилтон убил его.

– Правильно сделал, – проворчал мистер Гикори Крейк.

– Я тоже не сужу его – поделом мерзавцу. Тем более, Уилтон мстил за отца, – подхватил Уэйн. – Это все равно что раздавить гадюку.

– Я не согласен с вами, – сказал отец Браун. – Мне кажется, мы все сейчас пытаемся скрыть под романтическим покровом беззаконие и самосуд, но, думаю, мы сами пожалеем, если утратим наши законы и свободы. Кроме того, по-моему, нелогично, рассуждая о причинах, толкнувших Уилтона к преступлению, не попытаться даже выяснить причины, толкнувшие к преступлению самого Рока. Он не похож на заурядного грабителя, скорее это был маньяк, одержимый одной всепоглощающей страстью, сперва он действовал угрозами и убивал, лишь убедившись в тщетности своих попыток, вспомните обе жертвы были найдены почти у дома. Оправдать Уилтона нельзя хотя бы потому, что мы не слышали оправданий другой стороны.

– Сил нет терпеть этот сентиментальный вздор, – сердито оборвал его Уэйн. – Кого выслушивать – гнусного подлеца и убийцу? Уилтон кокнул его, и молодец, и кончен разговор.

– Вот именно, вот именно, – энергично закивал дядюшка.

Отец Браун обвел взглядом своих собеседников, и лицо его стало еще суровее и серьезнее.

– Вы в самом деле так думаете? – спросил он.

И тут все вспомнил, что он на чужбине, что он – англичанин. Все эти люди – чужие ему, хоть и друзья. Его землякам неведомы страсти, кипевшие в этом кружке чужаков, – неистовый дух Запада, страны мятежников и линчевателей, порой объединявшихся в одном лице. Вот и сейчас они объединились.

– Что ж, – со вздохом сказал отец Браун, – я вижу, вы безоговорочно простили бедняге Уилтону его преступление, или акт личного возмездия, или как уж вы там это назовете. В таком случае ему не повредит, если я подробнее расскажу вам о деле.

Он резко поднялся, и все, не зная еще, что он хочет сделать, почувствовали что-то изменилось, словно холодок пробежал по комнате.

– Уилтон убил Рока довольно необычным способом, – начал Браун.

– Как он убил его? – резко спросил Крейк.

– Стрелой, – ответил священник.

В продолговатой комнате без окон становилось все темнее по мере того, как тускнел солнечный свет, который проникал в нее из смежной комнаты, той самой, где умер великий миллионер. Все взгляды почти машинально обратились туда, но никто не произнес ни звука. Затем раздался голос Крейка, надтреснутый, старческий, тонкий, не голос, а какое-то квохтанье.

– Как это так? Как это так? Брандера Мертона убили стрелой. Этого мошенника – тоже стрелой.

– Той же самой стрелой, – сказал Браун. – И в тот же момент.

Снова наступила тишина, придушенная, но и набухающая, взрывчатая, а потом несмело начал молодой Уэйн:

– Вы имеете в виду…

– Я имею в виду, – твердо ответил Браун, – что Дэниелом Роком был ваш друг Мертон, и другого Дэниела Рока нет. Ваш друг Мертон всю жизнь бредил этой коптской чашей, он поклонялся ей, как идолу, он молился на нее каждый день. В годы своей необузданной молодости он убил двух человек, чтобы завладеть этим сокровищем, но, должно быть, он не хотел их смерти, он хотел только ограбить их. Как бы там ни было, чаша досталась ему. Дрейдж все знал и шантажировал Мертона. Совсем с другой целью преследовал его Уилтон. Мне кажется, он узнал правду лишь тогда, когда уже служил здесь, в доме, во всяком случае, именно здесь, вон в той комнате, окончилась охота, и Уилтон убил убийцу своего отца.

Все долго молчали. Потом старый Крейк тихо забарабанил пальцами по столу, бормоча:

– Брандер, наверное, сошел с ума. Он, наверное, сошел с ума.

– Но бог ты мой! – не выдержал Питер Уэйн. – Что мы теперь будем делать? Что говорить? Ведь это все меняет! Репортеры… воротилы бизнеса… как с ними быть? Брандер Мертон – такая же фигура, как президент или папа римский.

– Да, несомненно, это кое-что меняет, – негромко начал Бернард Блейк. – Различие прежде всего состоит…

Отец Браун так ударил по столу, что звякнули стаканы; и даже таинственная чаша в смежной комнате, казалось, откликнулась на удар призрачным эхом.

– Нет! – вскрикнул он резко, словно выстрелил из пистолета. – Никаких различий! Я предоставил вам возможность посочувствовать бедняге, которого вы считали заурядным преступником. Вы и слушать меня не пожелали. Вы все были за самосуд. Никто не возмущался тем, что Рока без суда и следствия прикончили, как бешеного зверя, – он, мол, получил по заслугам. Что ж, прекрасно, если Дэниел Рок получил по заслугам, то по заслугам получил и Брандер Мертон. Если Рок не вправе претендовать на большее, то и Мертон не вправе. Выбирайте что угодно, – ваш мятежный самосуд или нашу скучную законность, но, ради господа всемогущего, пусть уж будет одно для всех беззаконие или одно для всех правосудие.

Никто ему не ответил, только адвокат прошипел:

– А что скажет полиция, если мы вдруг заявим, что намерены простить преступника?

– А что она скажет, если я заявлю, что вы его уже простили? – отпарировал Браун. – Поздновато вы почувствовали уважение к закону, мистер Бернард Блейк. – Он помолчал и уже мягче добавил. – Сам я скажу правду, если меня спросят те, кому положено, а вы вольны поступать, как вам заблагорассудится. Это, собственно, как вам угодно. Уилтон позвонил сюда с одной лишь целью – он сообщил мне, что уже можно обо всем рассказать.

Отец Браун медленно прошел в смежную комнату и остановился возле столика, за которым встретил свою смерть миллионер. Коптская чаша стояла на прежнем месте, и он помедлил немного, вглядываясь в ее радужные переливы и дальше – в голубую бездну небес.

Вещая собака

– Да, – сказал отец Браун, – собаки – славные создания, только не путайте создание с создателем.

Словоохотливые люди часто невнимательны к словам других. Даже блистательность их порою оборачивается тупостью. Друг и собеседник отца Брауна, восторженный молодой человек по фамилии Финз, постоянно готов был низвергнуть на слушателя целую лавину историй и мыслей, его голубые глаза всегда пылали, а светлые кудри, казалось, были отметены со лба не щеткой для волос, а бурным вихрем светской жизни. И все же он замялся и умолк, не в силах раскусить простенький каламбур отца Брауна.

– Вы хотите сказать, что с ними слишком носятся? – спросил он. – Право же, не уверен. Это удивительные существа. Временами мне кажется, что они знают много больше нашего.

Отец Браун молчал, продолжая ласково, но несколько рассеянно поглаживать по голове крупного охотничьего пса, приведенного гостем.

– Кстати, – снова загорелся Финз, – в том деле, о котором я пришел вам рассказать, участвует собака. Это одно из тех дел, которые называют необъяснимыми. Странная история, но, по-моему, самое странное в ней поведение собаки. Хотя в этом деле все загадочно. Прежде всего как могли убить старика Дрюса, когда в беседке, кроме него, никого не было?

Рука отца Брауна на мгновение застыла, он перестал поглаживать собаку.

– Так это случилось в беседке? – спросил он равнодушно.

– А вы не читали в газетах? – отозвался Финз. – Подождите, по-моему, я захватил с собой одну заметку, там есть все подробности.

Он вытащил из кармана газетную страницу и протянул ее отцу Брауну, который тут же принялся читать, держа статью в одной руке у самого носа, а другой все так же рассеянно поглаживая собаку. Он как бы являл собой живую иллюстрацию притчи о человеке, у коего правая рука не ведает, что творит левая.