Людмила Зарецкая - Там, где твое сердце Страница 11

– Он сказал, что мы должны разгадать загадку кроликов и что все спрятано у первого кролика.

– Что-о-о? И что это значит?

– Не знаю, внученька. Но он именно так сказал, а потом потерял сознание.

– И ты не думала никогда, что он имел в виду?

– Нет, не думала. Зачем? Никакой загадки про кроликов я не знаю. Что может быть где-то спрятано, тоже. Да и нечего тут знать, скорее всего. Он это в предсмертном бреду сказал.

– Ладно, бабуль, я тебя целую, – задумчиво проговорила Лера. – Мы завтра вернемся, и я четвертого обязательно к тебе приду.

– Мальчишек возьми, – попросила бабуля. – Я по ним соскучилась. А свое ценное приобретение можешь дома оставить.

– Это ты про Олега? – догадалась Лера и засмеялась. – До чего ж ты вредная, уж если кого не полюбишь, так спуску не дашь!

– А с чего мне его любить? – философски заметила бабуля. – Он еще пока ничего такого не сделал, чтобы я его полюбила.

– А если я его люблю?

– Ну, так я ж тебе не запрещаю. – Лера представила, как бабуля пожимает плечами, сидя в глубоком кресле напротив телевизора. – Люби на здоровье, а мою любовь еще заслужить надо.

Вернувшись в дом, Лера быстро пересказала маме и Олегу содержание разговора с бабулей, опустив, естественно, последнюю часть. Знать, что пожилая родственница его недолюбливает, мужу было совсем необязательно.

– Кто-нибудь что-нибудь понимает? – беспомощно спросила она. Но никто ничего не понимал.

– Выкиньте вы все это из головы! – решительно сказал Олег. – Я поговорю с Димкой Вороновым, ну, приятелем моим, который в полицию перешел, и мы что-нибудь придумаем. А пока давайте уборку заканчивать и на стол накрывать, а то мне после ночного дежурства так есть хочется, что спасу нет.

Почему-то так получается, что я всегда чувствую себя виноватой.

Мы с моим комплексом вины – точно двойняшки, причем он родился раньше меня. Минут примерно на пятнадцать.

Я – плохая жена, потому что мой первый муж всегда так говорил.

Я – плохая мать, потому что мои сыновья растут, пока я пропадаю на работе.

Я – плохая хозяйка, потому что, в отличие от мамы, не пеку пироги, не квашу капусту, к плите встаю только по выходным, а уборка у меня всегда превращается в отдельно взятый подвиг. Честно говоря, уборка – это то, что я больше всего в жизни ненавижу.

Я – плохая дочь, потому что езжу к маме гораздо реже, чем нужно. И не предлагаю делать уборку в ее квартире. По каким соображениям, читай выше.

Я – плохой друг, потому что не могу каждый день сидеть в кафе со своей подругой. И в отпуск с ней вдвоем выбраться никак не могу. Потому что у меня же дети. А теперь еще и муж.

Я – неподходящий объект для воздыхания, потому что назойливые ухаживания меня не радуют, а раздражают. Хотя надо признаться, что до появления в моей жизни Олега никто особо и не воздыхал.

Иногда перед сном я думаю о том, что так-то я вполне себе даже молодец. Специалист я хороший, дома все-таки чисто, сыновья – красавцы и умники, муж на меня не жалуется, делами мамы и бабули я интересуюсь, друзья мне могут звонить со своими проблемами даже ночью, и я им всегда помогу, чем смогу. То есть виноватой себя считать вроде как и не из-за чего.

А двойняшка мой того, не отстает. Прицепился как репей.

Пробовала его не кормить. Думала, может, проголодается, пойдет себе другой источник пропитания искать. Ну, как в поговорке: «икота, икота, перейди на Федота». Может, и с чувством вины тоже так можно.

Не переходит, зараза. Приглянулась я ему.

Вычитала на днях, будто Конфуций сказал: «Остерегайтесь тех, кто хочет внушить вам чувство вины. Ибо они жаждут власти над вами». Это ж сколько народу хотят надо мной власти… Нет уж, ребята, дудки! Я буду делать так, как сама считаю нужным и удобным. Для себя, любимой. А уж вы, хотите обижайтесь, хотите – нет. Я перед вами ни в чем не виновата.

Глава четвертая

Как свои пять пальцев

«Мечтать – значит стремиться к счастью, веря, что, каким бы трудным ни оказалось его достижение, все будет именно так, как ты мечтаешь».

Все-таки дед его жены, несмотря на все свои фронтовые и мирные заслуги, был форменный дурак. Держать в руках такое богатство и не захотеть этим воспользоваться! Просто уму непостижимо. Ну ладно, в советские годы с этим можно было и на нары загреметь, но уж после перестройки…

Знал же, сволочь старая, про клад, и ни словечком никому не обмолвился. Всю жизнь свою в тайне это держал. Хорошо, что хоть перед смертью язык развязал. Однако что толку, что он теперь знает, что именно нужно искать и какой пароль скрывает доступ к сокровищу? Место же хрыч так и не выдал! То ли забыл, то ли просто не успел. Ищи теперь, свищи.

Но он найдет, обязательно найдет! Он просто обязан устроить для своей матери ту жизнь, которую она заслуживает по праву своего рождения. Она – Ланская, и он – Ланской, пусть даже они и носят совсем другую фамилию. И усадьба эта – его, и клад, который старая сволочь Рокотов куда-то запрятал, тоже его.

Черт, как обидно, что эти три стервы – две старые, одна молодая – не могут понять, где именно все спрятано! Неужели Рокотов так и не оставил им ключа? Ведь он же знает, знает этот ключ, вот только понять бы, где та дверь, которую он отпирает.

Что ж, пока они не догадаются, он любой ценой должен держать их в поле своего наблюдения, не терять из виду. Рано или поздно они, благодаря его помощи, его подсказкам, все-таки поймут, что Рокотов оставил им неплохое наследство, а поняв, обязательно догадаются, где именно оно лежит. В конце концов, не зря же старик свою доченьку ненаглядную хранительницей музея поставил. Понимал же, гад, что свой человек должен усадьбу сторожить, чтобы, когда время придет, достать все втихомолку да и толкнуть за границу. И вот после этого можно будет начать жить по-настоящему.

Надо вводить в игру девочку. Не хотелось бы, конечно. Она, несмотря на юный возраст, не по годам хитра, как щука вцепится острыми зубьями, не отдерешь без крови. Но без нее он не справится. В городе он еще может присматривать за этим проклятым рокотовским семейством, а вот в усадьбе ему будет нужен помощник, который станет его глазами и ушами.

Мужчина, кряхтя, поднялся с кресла, стоящего у письменного стола, и, подойдя к шкафу, достал из него керамическую табличку. Эту табличку дед его жены трепетно хранил до конца своих дней. Небольшой прямоугольник плитки был теплым на ощупь. Выпуклые листья и цветы складывались в хитрый, внимательный павлиний глаз, который, глядя на него, будто насмехался над бушевавшей в его душе бурей.

Он погладил белую чашу, на минуту прикрыв глаза, почувствовал запах травы, покрытой утренней росой, и глубоко вздохнул. С этой плиткой были связаны самые смелые его мечты, и он был убежден, что скоро, совсем скоро они обязательно воплотятся в реальность.

Все страньше и страньше… Обдумывая события, которые происходили вокруг нее в последнее время, Лера не могла не вспомнить любимую присказку из «Алисы в Стране чудес». В ее случае странным было все вокруг, однако, составляя полный перечень всего непонятного и необъяснимого, что ее тревожило и волновало, Лера не могла не включить в него одним из первых пунктов тот факт, что она стремительно худела.

Бабуля с мамой были абсолютно правы. Вернувшись из деревни Горка, Лера встала на весы и убедилась, что сбросила пять килограммов. Достав из шкафа летние джинсы, которые, в отличие от большинства ее штанов, были не на резинке, а на нормальном поясе с пуговицами, она натянула их и убедилась, что между застегнутым поясом и животом легко влезает кулак.

Объяснения этому факту не было. Лера все время хотела есть и постоянно жевала то булочку, то орехи, то изюм, нещадно ругая себя за это, но не в силах остановиться. Впрочем, впервые в жизни каждый съеденный грамм не прилипал намертво к бедрам и пышной груди, не увеличивал «фонарики» на руках, а сгорал бесследно, еще и уводя с собой «пленных».

Напяленный сарафан, в который она еще в прошлом году наотрез перестала влезать, свободно крутился вокруг ее постройневшей фигуры. Спустя еще неделю он превратился в бесформенный мешок, потому что Лера похудела еще, и теперь весила всего лишь восемьдесят килограммов. В последний раз эту цифру на весах она видела еще до рождения Антошки.

«Может, я болею чем?» – с тревогой думала она, разглядывая ставший бесполезным гардероб. Денег на обновки категорически не было. Болеть не хотелось.

Впрочем, выход из положения был известен, к нему Лера прибегала всегда, когда у нее выходила из строя какая-нибудь вещь или она полностью «выпадала» из размера. Напротив ее работы расположился прекрасный секонд-хенд, в котором предлагались джинсы на любой вкус, размер и кошелек. Вчера, забежав туда в обеденный перерыв, Лера стала счастливой обладательницей новых (для нее) черных джинсов и стильной белой туники, прикрывающей бедра.