Анна Данилова - Тринадцатая гостья Страница 11

– Кысмет, – сказал он мне напоследок, высаживая меня на углу Карлштраубе и Люсенштраубе. По-болгарски он пожелал мне удачи.

В Мюнхене, как и во всей Германии, моросил дождь. Небо было затянуто лиловатыми «гематомными» тучами.

Николай помог мне снять с фуры сумку и оставался возле меня до тех пор, пока не увидел на другой стороне дороги черную машину, из которой вышла высокая худенькая женщина в черном плаще. На голове ее был красный берет, и такого же цвета шарф окутывал шею.

– Это моя подруга. Спасибо тебе, Николай. – Я пожала ему руку.

Он поцеловал меня в бледную холодную щеку.

– Айди… – Он помахал мне рукой, залез в кабину, и машина медленно влилась в транспортный поток.

Глава 9

Мюнхен, октябрь 2008 г

Ко мне подошла девушка, на самом деле, по виду – моя ровесница. Я не знала, как себя вести, а вот она в отличие от меня вдруг бросилась ко мне, обняла меня и прошептала, глотая слезы:

– Наконец-то! Слава богу, ты приехала! Пошли скорее отсюда. Мало ли. Наташа, как же ты изменилась! Вытянулась, а ведь раньше была пухленькой. Но так тебе лучше.

– А ты такая же, как и раньше. – Я вяло включалась в предложенный мне сценарий.

– Не знаю. Тебе виднее. – Она почему-то избегала смотреть мне в глаза. А это – дурной знак! – Давай договоримся заранее, прямо сейчас. Если тебе что-нибудь не понравится или ты почувствуешь какой-то дискомфорт, ты сразу же говоришь мне, хорошо? И мы либо вместе решаем эту проблему, или ты, когда только захочешь, вернешься домой. Я же понимаю, что вырвала тебя из привычной среды, взбаламутила тебя, заставила так рисковать. Знай, я это оценила! Конечно, находясь от тебя далеко, я бы не смогла решить твой вопрос с документами. Другое дело – здесь. У меня тут полно знакомых, причем влиятельных. Я уверена, что они помогли бы тебе и с визой, и со всем на свете.

– Соня, хорошо все… что ты говоришь, это хорошо… Но я представления не имею, чем я могу тебе помочь?

– Я объясню тебе. – И тут она повернулась ко мне лицом, и я увидела, что и она тоже как бы не в себе. Бледная, сосредоточенная. Возможно, она уже поняла, что я – это совсем не та Наташа Вьюгина, да вот отступать было поздно. Но это же она заварила всю эту кашу? Вот пусть теперь и расхлебывает. Если же впоследствии выяснится все-таки, что я – это не тот человек, кто ей нужен, и она спросит меня, почему же я молчала, я скажу ей прямо в лицо, что и сама попалась на эту зрительную удочку: у меня в детстве была знакомая Сонечка, фамилию я не вспомнила, «но на лицо вы вроде бы похожи…». Я постоянно в уме прокручивала свои объяснения с ней, а мои губы беззвучно шептали оправдания.

– Я объясню тебе, – повторила она, опуская руки в черных перчатках на мои плечи. – Тебе ничего не нужно будет делать. Просто находиться рядом со мной. Мне очень страшно, понимаешь? Очень!

– Что с тобой? У тебя неприятности?

Не зря говорят: чтобы понять, в каком положении находишься ты, достаточно встретить человека, у которого более серьезные проблемы, чем у тебя, и тогда ты начинаешь чувствовать себя гораздо лучше, спокойнее, и тебе все кажется не таким уж и беспросветным. Вот и сейчас. Я смотрела на эту хорошо одетую девушку и представить себе не могла, что же страшного с ней могло случиться, раз она позвала на помощь меня – чудачку, влипшую по самые уши в грязную историю с цыганами, плюс долги родителям да еще и проблемы с законом.

– Приедем, и я тебе все расскажу. Пойдем быстрее.

Я видела, что ей не терпится усадить меня в машину. В этом наши с ней желания совпадали. Мне просто необходимо было как можно скорее спрятаться куда подальше, чтобы меня никто не увидел, не нашел, не осудил, не посадил. Я страшно боялась полиции.

Мы покатили по улицам Мюнхена, но я и в этот раз практически ничего не увидела, точнее, не воспринимала. Я испытывала дурноту и гнала от себя мысли о беременности. Какая беременность, если у меня не было мужчин после Тони, а с Тони я была несколько лет тому назад?! Быть может, издевалась я над собой, один шальной сперматозоид спрятался где-нибудь внутри и теперь дает о себе знать? Такие идиотские мысли могли прийти в голову только от отчаяния. Просто меня никогда прежде так не тошнило. Хотя примерно то же самое со мной было, когда Тони исчез в первый раз, а я поняла, что угодила в ловушку и дела мои плохи. Да-да, точно: меня тогда и тошнило, и голова раскалывалась, да и все тело болело. Словно весь мой организм противился предстоящей смерти.

Мы въехали на тихую широкую аллею, засаженную огромными дубами, и остановились возле кованых черных ворот, за которыми виднелась широкая дорожка, посыпанная гравием, и двухэтажный красивый серый с белым дом, украшенный башенками. Ну прямо маленький дворец! И все это строгое великолепие было окружено роняющими листья высокими деревьями – каштанами, кленами.

– Куда мы приехали?

– Ко мне домой. Вернее, это дом моей свекрови. Она недавно умерла, вот мне и приходится пока жить здесь, присматривать за домом. Мой муж в Берлине, у него дела, видите ли…

Я подумала тогда, может – меня позвали, чтобы я присматривала за домом? Что ж, я согласна.

Ворота открылись автоматически – я даже не видела, чтобы Соня сделала для этого что-нибудь, нажала, к примеру, на какую-нибудь кнопку. Вероятно, кто-то был в доме, кто ждал ее возвращения, и открыл ворота.

– Это Роза, – прочитала Соня мои мысли. – Моя служанка. Это она открыла ворота. Я рассказываю тебе все это, чтобы ты знала. Ведь ты пробудешь здесь какое-то время, ты должна все знать.

Роза? При упоминании этого имени у меня скрутило живот. Черная Роза – проклятая алчная цыганка, убившая чужими руками моего Тони!

Мне не удавалось рассмотреть Соню. Красный берет явно ей не шел, и она наверняка надела его, чтобы по нему я смогла быстрее ее заметить. По светлым локонам, выбившимся из-под берета, я поняла только, что она блондинка. Я так нервничала, что никак не могла собрать в один образ те картинки, части пазла, которые мне удалось увидеть: глаза, нос, рот, лоб, подбородок. Все никак не хотело складываться в лицо этой девушки, оно почему-то не собиралось воедино.

И только когда мы поднялись по широкой парадной лестнице и вошли в холл и Соня сорвала берет (судя по тому нервному и резкому движению, с которым она это сделала, она тоже ненавидела его – не избавилась от него еще в машине по той лишь простой причине, что она тоже нервничала и просто забыла о нем), я увидела, наконец, молодую довольно-таки привлекательную женщину лет двадцати пяти. Холодноватые зеленые глаза, платинового оттенка волосы, бледная прозрачная кожа, бледно-розовые губы, тонкий нос. Спустившаяся с небес (а точнее, со второго этажа) женщина средних лет, тоже блондинка, но только упитанная, розовая, как клубничный крем, в белом переднике, и была, вероятно, служанкой Розой, открывшей нам ворота. Она помогла Соне раздеться, приняла у нее черный плащ, потом, улыбнувшись мне, показав ровные белые зубы, поздоровалась и помогла мне снять куртку.

– Значит, так, – Соня по-хозяйски принялась рубить воздух указательным пальцем правой руки. – Сначала – в ванну, потом пообедаем, и ты ляжешь спать. Я представляю, сколько часов ты была без сна, да еще переволновалась, наверное, в этой чертовой машине на границах. Да уж, ну и натерпелась ты!

В сущности, она вела себя вполне естественно для ситуации, где я выступала в роли ее подруги детства. Для реальной же ситуации, где я могла лишь отдаленно напоминать ее подругу (существует мнение, что человек подчас видит то, что хочет видеть), и это – в лучшем случае, она тоже, по сути, вела себя вполне адекватно: предложила мне помыться, перекусить и выспаться. Вытолкать меня из этого дворца она сможет меня уже умытую, сытую и выспавшуюся. Но подобные мысли я гнала прочь, как бродячих псов. Нет, этого не могло случиться уже хотя бы потому, что у нее была такая возможность еще там, на трассе, когда мы встретились и она поняла, что ошиблась. Вырисовывалось два варианта. Первый: она увидела во мне ту, кого и хотела увидеть – свою настоящую подругу детства, Наташу Вьюгину. Второй: она сразу поняла, что ошиблась, но решила довести игру до конца; возможно, я, «другая», чужая Наташа Вьюгина, тоже ей на что-нибудь сгожусь.

Роза привела меня в комнату, показала, где дверь в ванную, и оставила меня одну. Я бросила сумку на пол и осмотрелась. За окном шел дождь, а в комнате было чисто, тепло, сухо и очень красиво. Широкая кровать, уже разобранная (пуховые подушки и одеяло, напоминавшие голубые облака), так и манила лечь и забыться.

Я разделась и отправилась в ванную комнату. У меня не было сил наполнять ванну водой. Я вошла в душевую кабину, пустила теплую воду и испытала немыслимое наслаждение. На полочке нашла шампунь и мыло. Я долго и густо три раза подряд намыливалась, чтобы истребить запах дороги, фуры, солярки и грязи. Надо сказать, что с каждым новым омовением я чувствовала себя все лучше и лучше. Я вышла из кабинки и наступила на зеленый махровый коврик, тщательно вытерлась большим полотенцем, замотала голову другим полотенцем, накинула новый (я не могла не обратить на это внимание) розовый купальный халат, сунула ноги в новые белые тапочки и торжественно, преисполненная чувства собственного достоинства, вернулась в комнату. Есть мне не хотелось, а вот забраться под перинку и выспаться – об этом я мечтала всю дорогу. Но я помнила, что меня обещали накормить.