Анатолий Безуглов - Черная вдова Страница 11

- Как вареными? - удивился Вербицкий.

- Более того, их для него даже квасили. В бочках, как капусту... А потом варили из них щи или борщ.

- Нет, ты серьезно? - все еще не верил Николай Николаевич.

- Исторический факт!

- Это же... Это же стоило, наверное, кучу денег!

- Совершенно верно. Сын Завадовского умер чуть ли не в нищете!

- Да, - вздохнул Вербицкий. - Русская натура. - Не остановишь. - Он усмехнулся. - Вот что, Глеб, квашеными ананасами я тебя угостить не могу. А вот ужином...

- Нет-нет, - запротестовал Ярцев. - Спасибо. Я дома...

- Ох уж эта провинциальная скромность, - недовольно заметил Николай Николаевич. - Возьмем что-нибудь легкое, перекусим. От этого не растолстеешь. Понимаешь, не люблю я есть в одиночестве. Ну как?

- Уговорили! - засмеялся Глеб.

- Вот и ладненько, - потирая руки, произнес Вербицкий. Он снял трубку, позвонил в ресторан и заказал ужин в номер. А Глеб, пока Николай Николаевич перечислял блюда, гадал, чем все-таки вызвана такая милость? Почему Вербицкий столь любезен с ним?

Вербицкий, положив трубку, продолжил разговор о дочери:

- Открою еще один секрет. Вика едет поработать на пленэре. Ну, рисовать с натуры, на воздухе. Так это у них называется.

- Знаю, - кивнул Ярцев.

- У нее талант. Не как отец говорю... Послушай, как у тебя завтра день? - неожиданно перескочил он.

- Располагайте мною сколько вам надо, - с готовностью откликнулся Ярцев.

- Ну как же... Перед Новым годом... У тебя жена, - все еще сомневался Вербицкий.

- Николай Николаевич, - обиделся Глеб. - Если я говорю...

- Хорошо, хорошо, - поднял вверх руки Вербицкий. - Сможешь подбросить нас с Викой в Ольховку?

- Запросто! Я бы рекомендовал прямо к отцу.

- Я так и хотел, - улыбнулся Николай Николаевич. - Примет?

- Господи! Доставьте ему такую радость! - воскликнул Ярцев, размышляя, кокетничанье это или просто элементарная вежливость? Уж кто-кто, а Вербицкий отлично должен знать, как к нему относится Ярцев-старший, испытанный приятель и бывший подчиненный.

За ужином договорились, что Глеб заедет за Николаем Николаевичем завтра к одиннадцати часам утра. Потом они встретят Вику и сразу отправятся в Ольховку.

- Стряхну с себя московские заботы, поброжу с ружьишком по лесу, мечтательно произнес Вербицкий. Он был заядлым охотником.

Глеб засиделся у Николая Николаевича до начала двенадцатого.

- Не мешало бы позвонить отцу, - прощаясь, сказал Глеб. Предупредить.

- Ой, - поморщился Вербицкий, - эти пышные встречи, застолья... Я же знаю Семена Матвеевича! Мы тихо, скромненько.

Он проводил Глеба до лифта.

А когда Ярцев вернулся домой, Лена бросилась ему на шею, довольная поездкой к родителям, радостная от того, что хоть остаток вечера они проведут вместе, попивая холодное шампанское. По ее словам, отец действительно собирался в Средневолжск накануне Нового года, но теперь не приедет. И вообще до весны не выберется. Глеб сообщил, что завтра повезет Вербицких в Ольховку.

- А как же праздник? - жалобно вырвалось у Лены.

- Так в запасе целых двое суток! Успею вернуться десять раз!

- Смотри, - шутливо погрозила мужу Лена, - положит на тебя глаз московская художница.

- Вот уж чего не приходится опасаться! Ты бы видела эту страшилу!

Жена встала, подошла к нему сзади и теплыми руками обняла за шею. Ее волосы, мягкие, пушистые, пахнущие шампунем, щекотали Глеба.

- Боже мой, - не то прошептала, не то простонала Лена, - какая же я счастливая!

Он ощутил трепет молодого, жаждущего ласки тела.

- Ну? - тихо произнесла жена.

- Пойдем, - так же тихо и ласково ответил Глеб.

Ровно в одиннадцать Ярцев подкатил к гостинице "Волжская". Вербицкий, стоявший под большим бетонным козырьком, приветствовал его поднятием руки и солидно подошел к машине.

- По тебе можно сверять часы, - сказал он, довольный, устраиваясь рядом с Глебом и энергично пожимая ему руку.

Глеб отметил про себя, что Николай Николаевич одет не по-полевому. Рассчитывает на амуницию отца?

- Ну и погодка! - озираясь, сказал Вербицкий.

- Все же лучше, чем гололедица, - ответил Глеб.

С неба сыпался не то снег, не то дождь. Из-под колес автомобилей веером разлетались серые брызги. Дворники едва успевали смахивать с лобового стекла грязные потеки.

- Завтра обещали мороз. Так что гололед обеспечен.

- Но мы уже будем в Ольховке.

Так, перебрасываясь незначащими фразами, доехали до вокзала, где пришлось протомиться в ожидании опоздавшего поезда три часа. Наконец объявили прибытие московского.

Когда возле них медленно остановился мягкий вагон, Николай Николаевич радостно замахал кому-то в окне и бросился к двери.

Глеб едва поспевал за ним. Пришлось ждать, пока выйдут скопившиеся в проходе пассажиры. Потом они зашли в опустевший вагон, пахнущий цитрусовыми: все пассажиры были увешаны авоськами с апельсинами и мелкими бледными мандаринами.

- Привет, - спокойно сказала стоящая у входа в купе женщина в джинсах, высоких сапогах, меховой короткой курточке и огромной лисьей шапке.

Вербицкий запечатлел на ее полных, сочных губах нежный поцелуй, потрепал по щеке и нырнул в купе, откуда донеслось нетерпеливое радостное собачье повизгивание.

- Ну, здравствуй, Глеб! - протянула ему длинную изящную кисть незнакомка, чудесные глубокие серые глаза которой смотрели с чуть насмешливым любопытством.

- Вика! - Глеб задержал ее ладонь в своих руках, от неожиданности растеряв все слова, которые приготовил для встречи. - Сколько лет, сколько зим!

- Я тебя сразу узнала, - сказала Вика, остановив свой взгляд на его ямочке на подбородке.

- А я тебя нет, - ответил Ярцев с улыбкой. - Честное слово! Ну прямо...

Договорить ему не дали: дородная женщина с двумя чемоданами разделила их. Вика отступила в купе. И когда Глеб вошел в него, то увидел трогательную картину: Николай Николаевич расположился на сиденье, а в его колени упирался лапами лохматый пес, стараясь лизнуть хозяина в лицо. Но псу не удавалось это из-за намордника.

- Познакомься, - показала на собаку Вика. - Дик.

Услышав свое имя, пес повернул голову. Был он весь какой-то круглый, с плотным лоснящимся мехом и кольцом закрученным хвостом.

- Лайка, - скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Ярцев.

- Порода! - протянул Николай Николаевич, потрепав собаку по загривку. - Носильщика, наверное, надо?

- Зачем? - деловито взялся за чемодан Глеб, обозревая немногочисленный багаж Вики. - Управимся.

- Конечно, - поддержала она, надевая на плечо зачехленное ружье и беря в руки спортивную сумку. - А ты, папа, возьми мольберт. Надеюсь, донесешь? - усмехнулась дочь.

- Мы еще можем! - бодро ответил Николай Николаевич, подхватывая деревянный плоский ящик, и, скомандовав собаке: "Рядом!" - первый двинулся к выходу.

Ярцеву помимо чемодана досталась еще целлофановая сумка с рекламой сигарет "Кент", полная огромных, чуть ли не с голову ребенка, грейпфрутов.

В машине Вербицкий сел рядом с Глебом, а Вика расположилась с собакой на заднем сиденье.

- Как мать? - поинтересовался Николай Николаевич у дочери. - Небось сердится на нас, что бросили?

- По-моему, даже довольна, - ответила Вика, не отрывая глаз от окна. Первый Новый год не будет торчать у плиты. Ее пригласили Колокольцевы. Ты же знаешь, зимой у них на даче - прелесть!

- Еще бы! Барвиха! - Заметив, что дочь не налюбуется родным городом, Вербицкий сказал: - Средневолжск-то, а? Не узнать! Строят не хуже, чем в матушке-Москве.

- Угу, - кивнула Вика, оглядывая громаду проплывающего мимо Дворца спорта. - Но я люблю набережную, Рыбачью слободу...

- Это ты сейчас увидишь, - пообещал Ярцев, сворачивая к Волге.

Слова гостьи несколько задели его: намеренно показывал Вике новые современные строения в городе, чтобы поняла, каким он стал, а ей, видишь ли, подавай провинциальные прелести.

Впрочем, это, наверное, и есть ностальгия по детству, с которым связаны и великая река, и тихие окраины, утопающие в садах и рощах. Совсем еще юными они каждую весну ходили смотреть на ледоход, а в Рыбачьей слободе ботаничка проводила занятия на свежем воздухе.

Правда, сейчас стояла зима, и все же Вика не смогла сдержать восторга, когда они ехали по набережной, потом - по кривым улочкам предместья.

Глеб видел ее лицо в зеркале заднего обзора и вдруг вспомнил замечание своего отца, когда-то сделанное в адрес Вики. Насчет ее глаз и рта.

"А батя-то был прав, - подумал Ярцев. - Какие чувственные, манящие губы... Глаза тоже красивые, ничего не скажешь. Николай Николаевич не соврал: Вику не узнать. Как в сказке Андерсена - из гадкого утенка вырос прекрасный лебедь".

Всегда чувствующий себя выше женщин, с которыми ему до сих пор приходилось встречаться, Глеб ощущал - теперешняя Вика словно бы смотрит на него сверху вниз. Он старался понять - отчего? Может, столичность? Принадлежность к кругу людей, занимающих высокое положение? Вращение в художественной элите?