Галина Романова - Дожить до утра Страница 11

— Да ладно тебе. — Многозначительно посмотрев на часы, Роман поднялся со своего места и, поцеловав мать в смуглую щеку, виновато пробормотал: — Засиделся я… Пора…

— Кто она, Ромочка? — Мать поднялась за ним следом и, глядя на него снизу вверх встревоженными глазами, повторила: — Кто она? Кто эта женщина, лишившая покоя моего ребенка? Изменившая цвет его глаз?

Он тогда отшутился, забормотал что-то о вечном недосыпе и усталости и поспешил уехать. Небылица, поведанная матерью, вылетела у него из головы, стоило ему выйти за дверь родительского дома. Он был до мозга костей прагматиком и всяческие романтические бредни воспринимал не иначе как красивый фольклор. Но, лежа сейчас в своей собственной кровати и разглядывая давно не беленный потолок, Николаев вдруг вспомнил встречу недельной давности и против воли признал, что во всей этой легенде какая-то здравая мысль все же есть…

Ксению в тот день он заметил еще издали. Светлые льняные брюки, тоном темнее такой же льняной пиджак. Цвета чайной розы косынка вокруг шеи и легкая сумка через плечо. Она шла мимо прилавков, совершенно бесцельно разглядывая выставленные товары. У него даже сложилось впечатление, что она попросту убивает время. Но нет… Остановилась около баночек с соусом. Повертела в руках одну из них и, поставив на прежнее место, вновь медленно пошла вперед.

Николаев шел за ней следом, как завороженный глядя на колышущуюся массу ее смоляных волос. И с какой-то сладостной болью припоминал, как она говорила ему, лежа на больничной койке, что всегда любила короткие стрижки. Но теперь из-за шрама ей придется отращивать длинные волосы. И, к слову сказать, это ей шло куда больше…

Ксения неожиданно исчезла из поля зрения, и Николаев заволновался. Ведь буквально секунду назад он видел ее силуэт между стеллажами с соком, и нет нигде. Он заозирался и, так ее нигде и не обнаружив, пошел к выходу.

Кассир, молоденькая девушка в голубом форменном халатике, мгновенно среагировав, стрельнула в его сторону глазками, призывно сложила пухлые губки и нарочито медленно принялась перекладывать его покупки. Ответив ей дежурной улыбкой, Николаев быстро рассовал все по пакетам и выскочил на улицу. Ксении нигде не было видно.

Непонятно отчего, но он расстроился. Солнечный августовский день сразу потускнел, сделавшись излишне пыльным и душным. Проходящие мимо горожане норовили заглянуть в его открытую машину — это ему не понравилось. Николаев, раздражаясь все больше и больше, покидал покупки, запер багажник и совсем уже было уселся на свое водительское сиденье, как над ухом у него даже не прозвучало, а прошелестело:

— Все следишь за мной, мент?..

Он вскинул голову и не сразу даже рассмотрел ее из-за бьющего в глаза солнца. Только темный безликий силуэт, склонившийся к нему, и этот дурманящий запах. То ли духи, то ли мыло, а может, просто запах ее тела.

— Ч-что вы сказали? — не сразу сумел справиться он с волнением.

Она промолчала, обогнула машину спереди и, открыв дверцу, уселась рядом с ним.

Никогда не думал Николаев, что близость женщины может так повлиять на него. Сердце забилось где-то в горле. Ладони, сжимающие руль, сразу вспотели. А язык… Язык просто отказывался повиноваться.

— Так что тебе от меня нужно? — Ксения закинула ногу на ногу и полезла в сумочку за сигаретой. — Как женщина я тебя не интересую. В прошлый раз ты мне ясно дал это понять.

— Ну и?… — неопределенно буркнул Роман, пожалев о своем опрометчивом заявлении.

— Это я у тебя спрашиваю — ну и?! Долго ты будешь за мной по пятам ходить? — Длинным тонким пальцем она стряхнула пепел в открытое окно. — Куда ни повернусь — всюду ты! В клинике покоя не давал своими дурацкими вопросами. Хотя я сама была пострадавшей и даже, может быть, более чем…

Она на мгновение замолчала, и Николаев отметил, как по лицу ее пробежала едва заметная тень. Отчего-то это его укололо.

— Сейчас тебе что от меня нужно? — Она выбросила недокуренную сигарету на улицу и пристально уставилась на него.

— Убит твой сосед, — неопределенно протянул он, как завороженный глядя в бездонные глаза напротив.

— И что?! Сейчас на его жилплощади его сынок-придурок поселился. Так скажу тебе — оторва еще та! Войну мне негласную объявил…

— То есть?! — вскинул бровь Николаев и опять удивился непонятному чувству, ворохнувшемуся внутри. Ощущение это было чем-то сродни желанию защитить ее, и это не могло не настораживать.

— Да так… Пакости разные друг другу делаем. — Она устало махнула рукой, и во всем ее облике ему почудилась какая-то обреченность. — Я к тому веду, что, если с этим молодым козленком что-нибудь случится, опять меня обвинишь?

Подобный вопрос никогда бы не вызвал в нем замешательства, сиди рядом кто-нибудь другой. Но сейчас…

— Посмотрим… — последовал его более чем лаконичный ответ.

— Вот-вот. Я так и думала… — Она тяжело вздохнула. — А почему бы вам всем не оставить меня в покое? Это ведь единственное, о чем я прошу все последнее время. Разве это так много?..

— Да нет, просто… — Он замялся.

— Что?! Ну что?! Ты тоже будешь говорить мне о том, что мне хотят помочь?! Что люди вокруг честны и бескорыстны, и я, дрянь неблагодарная, должна быть просто счастлива?! Так?

— Ну что-то вроде этого. — Николаев заерзал на месте, почти физически ощущая силу ее неприязненного отношения ко всем дары приносящим.

— А мне этого не нужно! — Она сверкнула глазами и взялась за ручку двери. — Потому что я никому из вас не верю. И перестань ходить за мной!..

Она ушла, хлопнув дверью. А он остался сидеть, невидящими глазами глядя перед собой. Сил и желания завести машину и уехать отсюда куда глаза глядят просто не было. Жуткая пустота, горечь и что-то еще, отдаленно напоминающее одиночество, затопило Николаева изнутри. Затопило настолько сильно, что он впервые за всю свою жизнь почувствовал, как болит сердце…

Настойчивый звонок в дверь прервал плавное течение его невеселых мыслей, и Николаев нехотя поднялся с кровати.

Леня Усачев ворвался в квартиру как смерч и сразу ринулся на кухню.

— Что ты там хочешь найти? — насмешливо приподнял бровь Роман.

— Пожрать ничего нет? Я позавтракать не успел. — Леня обескураженно разглядывал пустые полки холодильника. — Так… В магазине ты еще не был.

— Я нигде еще не был. Я спал…

— Да?! — Усачев хлопнул дверцей холодильника и с протяжным стоном опустился на табуретку в углу. — Так время-то уже обеденное!

— И что? Часто мне выспаться доводится? Чаю хочешь? — Николаев поставил чайник на плиту и добавил: — Правда, без сахара, но с печеньем.

— Давай, — без особого энтузиазма промямлил Леня и потянул из хлебницы полузасохший кусок черного хлеба. — Вот дожил! Хлеба и того нет. Жениться тебе надо, гражданин начальник. Ой, жениться надо…

— Зачем? Ты вот женат, а по моим хлебным полкам шаришь, — не без ехидства хмыкнул Роман, ополоснув пару чашек и ставя их на стол. — Не вижу преимуществ…

— Это ты зря! — Леня хитро прищурился. — В семейной жизни масса преимуществ. А что по твоим полкам шарю, так это в силу объективных причин. И одна из них — это мое ночное дежурство.

— Иди ты, — беззлобно огрызнулся Николаев и закурил. — Как там у вас?

— Ты знаешь, все тихо. Будто все бандиты и убийцы решили сегодня вместе с тобой отдохнуть. Я потому и сорвался к тебе. Дай, думаю, проведаю шефа. — Вид у Усачева сделался совсем уж загадочный. — Слышь, Ром… А может, тебе и вправду жениться?

— Ага… Завтра… Только невесту подгони.

— Так есть вроде бы… — Леня заерзал от нетерпения и, стараясь как можно деликатнее донести до Романа свою мысль, осторожно проговорил: — Она мне вроде тоже…

— Что тоже? — Взгляд Николаева сделался жестким.

— Ну… нравится… Красивая…

— А кто?

— Да ладно тебе! — Он сорвался с места к засвистевшему на плите чайнику. — Что мы, дураки, что ли?! Не видим, как ты мучаешься?!

— Ах вон оно что?! — С силой вдавив окурок в пепельницу, Николаев встал и железно отчеканил: — Я вас всех, мать вашу, премиальных лишу, если услышу еще что-нибудь подобное! Ишь, сваха какая выискалась! Это они тебя ко мне командировали?! Я вас…

Он принялся метаться по кухне, размахивая руками и рассыпая угрозы в адрес сердобольных сотрудников. Его гневные речи, может быть, и возымели бы действие, не выгляди он так комично в тапочках на босу ногу и в трусах. Украдкой улыбаясь, Леня словно ничего не замечал. Заварил молча чай. Разлил его по чашкам и, отыскав на верхней полке шкафа сахарное печенье, выложил его в вазочку.

— Прошу вас! — Приглашающе вытянув обе руки в сторону стола, Усачев как можно виноватее поглядел исподлобья на шефа.

— Ишь! Распустились! — напоследок вымахнул в стол кулак. — О судьбе моей пекутся! А что раскрываемости нет по району, так это у меня голова должна болеть? Чего скалишься?!