Владимир Кашин - Тайна забытого дела Страница 11

Опомнилась на каком-то просторном дворе, среди белых фигур — воин с винтовкой, девушка с серпом. Не сразу поняла, что это не живые люди, а гипсовые. Оказалось, случайно зашла к скульпторам. В другое время, может быть, и заинтересовалась бы. А сейчас все ей было ни к чему.

Человек в длинном сером халате с молотком в руке, глядя на нее, сказал:

— К нам пожаловала Офелия. Хотите позировать?

Она смотрела на скульптора, не понимая, что он говорит.

— Девушка, позируйте нам, пожалуйста, мы заплатим, — попросил второй скульптор в белом от гипсовой пыли халате.

Лесе показалось, что они смеются над ее горем. Она стояла молча, наклонив голову, опустив руки, и вдруг услышала голос сторожа, который следил за нею с того момента, как она отворила калитку и вошла.

— С ней что-то случилось, — сказал он скульпторам. — Оставьте ее. — И ей: — Ты что, девушка? Ищешь кого-то?

Она подняла глаза, нашла взглядом калитку и тихо вышла на улицу.

Очутившись возле какой-то столовой, вспомнила, что голодна. Она ведь с самого утра ничего не ела. Вошла. Свободных мест нет. Встала в угол, решив подождать, пока освободится место.

Но вот к ней приблизилась официантка, взяла за руку, посадила за столик, где стояла посуда, спросила, что принести.

— Что-нибудь.

— Первое? Второе?

— Пить хочется.

— Бутылочку лимонада и котлеты? Или кофе? Вам нездоровится?

— Спасибо…

Не чувствуя вкуса, что-то съела и снова вышла на улицу. Постояла немного. Куда же теперь? На глаза попалась вывеска: «Юридическая консультация». И как же она раньше не догадалась! Откуда только силы взялись — она не пошла, а побежала через дорогу!

Но адвокат сказал ей то же самое, что и Коваль. Поняв состояние девушки, он после беседы в своей фанерной кабине проводил ее до выхода и еще раз сказал:

— Я вам верю. Но дело не во мне. Бывает и так, что ложные доказательства выглядят убедительнее истинных. К сожалению. Так было и три тысячи лет назад, а может быть, и раньше. Правду тоже надо доказывать. Ищите свои доказательства.

Она машинально кивнула адвокату и неожиданно вздрогнула: вплотную к ней приблизился какой-то молодой парень и, белозубо улыбаясь, произнес:

— Не слушай его! За три тысячи лет кое-что изменилось! В наше время правда сильнее доказательств. Ясно? Ну, вот. Держись! — И, подмигнув ей, убежал.

Нет, она недаром побывала здесь! Ей казалось теперь, что она нашла ответ на свой вопрос: что делать, чем помочь Василию? Правда, ничего нового в консультации ей не сказали. «Ищите доказательства, ищите людей, которые могут засвидетельствовать алиби вашего Василия». Но сказали это как-то иначе, другими словами, или, может быть, обстановка была какая-то другая, и мысли ее пошли по новому руслу. В милиции она боялась — боялась всего: и незнакомых кабинетов, и дежурного у входа, и того, с кем говорила. Боялась не за себя, за Василия. А здесь почувствовала себя свободно и спокойно.

И, выйдя из консультации, она вдруг ощутила, что новая мысль появилась у нее…

— Коля! — неожиданно для самой себя прошептала она.

Конечно, Коля! Как все просто, а она мучилась! Василий ведь говорил ей на пляже, что заглянет к другу, который живет неподалеку от института. Конечно же Коля видел его в тот злосчастный вечер!

Когда Леся выбежала на бульвар Шевченко, солнце медленно садилось, и длинные тени тополей гладили ее плечи. Вот и дом, где живет Коля. Как-то Василий показал ей квартиру своего приятеля, окно его комнаты на втором этаже.

Все окна в доме были открыты, и Леся, не стыдясь никого, закричала:

— Ко-о-ля!

Никто не ответил.

Крикнула еще раз, сильнее. В окно выглянула пожилая женщина, скептически посмотрела на Лесю — ох эти современные девушки, ни стыда, ни совести! — и бросила, как камень:

— Нет дома!

— А где он, когда придет?

— Не знаю, не сказал.

Леся села на скамейку на бульваре, напротив дома. Отсюда ей хорошо был виден Колин подъезд.

Терпеливо ждала.

Золотой шар солнца потонул за дальними крышами. Но было еще светло от зарева, полыхавшего на западе, от тех розовых и розоватых облачков, которые тянулись вдоль всего неба, быстро меняя очертания и цвет, темнея и тая.

Чтобы не прозевать Колю в сумерках, которые неумолимо надвигались на город, она подошла к самому подъезду. Несколько раз прошлась под Колиными окнами. Пристально вглядывалась в прохожих. К своему удивлению, она не ощущала теперь усталости, и, хотя ноги гудели, надежда придала ей силу и бодрость, словно окропила теплым дождем.

Ей вспоминался парень, встреченный у выхода из юридической консультации, его добрая улыбка. «За три тысячи лет кое-что изменилось!» «Кое-что!..» Славный парень! «В наше время правда сильнее доказательств!» Но у нее и доказательства будут! Вот сейчас, скоро… придет Коля… и…

Но тут же она опять помрачнела, вспомнив о Василии. Представила себе, как сидит он в камере, за решеткой, и как сжимается его сердце. Он такой чувствительный, в степень возводит всякую мелочь…

И все-таки Колю она прозевала. Поняла это тогда, когда вспыхнул свет в его окне.

Она крикнула несколько раз, пока он услышал. Выбежав на улицу и узнав Лесю, Коля так обрадовался, что это сразу передалось девушке.

— Коленька! — бросилась она к нему. — Ты знаешь, Васю-то в тюрьму посадили! Подозревают, что это он деда убил. — Она заговорила скороговоркой, что все будет хорошо, что теперь не так, как три тысячи лет назад, все изменилось, и правда сильнее доказательств. Конечно, Васю отпустят. Без доказательств поймут, что это не Вася сделал, но ему-то каково с преступниками сидеть! Нужно только, чтобы он, Коля, засвидетельствовал, что Вася в тот вечер был с ним, а потом пошел на свидание к ней. Это же здесь, рядом. Сперва она забыла, что Вася должен был встретиться со своим другом Колей. — Ну, помнишь, было это в понедельник, десятого, — проводил деда на поезд, а потом к тебе… — Деда нашли в Лесной, под электричкой, а Вася был с ним, с Колей, он ведь его самый лучший друг и собирался в тот день к нему, а как же! Он пойдет в милицию, засвидетельствует это, и Васю сразу выпустят. А она, дура, целый день ходила по городу, переживала и совсем забыла…

Она говорила все это, держа Колю за руку, словно боясь, что он убежит, не дослушав. Потом повела его к Владимирской, откуда шел троллейбус до самого управления внутренних дел. Не знала, что в вечерние часы в управлении только дежурный, который не имеет права допрашивать. Знала лишь одно: у нее есть доказательство… Доказательство и правда. Все необходимое, чтобы Василия освободили. И глаза ее уже видели, как выходит он из тюрьмы побледневший, исхудавший и как они идут куда-то далеко, далеко. Вдвоем…

— Идем же, Коля!

— Куда?

— В милицию… — удивилась она бестолковости парня. — Засвидетельствуешь, что в тот вечер, в понедельник, он был у тебя.

— Он у меня не был, — произнес Коля тихо, словно в чем-то был виноват.

— Как же не был?! Что ты говоришь?! — Она зажала его рот ладонью. Она же знает, что был!

— Он не был в тот вечер у меня, — отстранившись от нее, повторил Коля.

— Ты понимаешь, что говоришь?!

— Я говорю правду.

У Леси не потемнело в глазах, а просто вся улица вздрогнула, заколыхалась, поплыла, слилась в одно пятно.

— Ты понимаешь, нет, ты скажи, ты понимаешь, что говоришь?!

— Правду.

Она снова схватила его за руку и потащила в сквер, туда, где было мало народу, будто боялась, что кто-то посторонний услышит эти его слова.

Сидели молча. В угасшем небе качались черные пики тополей, вспыхнули вдоль бульвара бледные фонари. А Леся все еще не могла прийти в себя.

— Коля, миленький, ты знаешь, что ему грозит… Мне объяснили в консультации…

Снова помолчали.

— Это же неправда. Он не мог убить, но юрист сказал: правду надо доказать!

Но где же он гулял в тот вечер? Коля так искренне говорит, так сочувственно держит ее за руку, успокаивает. Он ведь тоже волнуется за Василия, он ему друг. Друг? А может быть, недруг, тайный враг, и теперь ни за что не скажет правду?

— Коленька, ты знаешь, что ему грозит… — повторила она.

Коля погладил ее руку.

— Я всю жизнь благодарна буду!..

Коля сжал ее пальцы.

— Я не могу, Леся. Его не было…

Василия засудят… А она будет жить… И это называется — жить?! Какой он противный и гадкий, этот Коля! Она выдернула руку, вскочила.

— Я ненавижу тебя! Да, ненавижу!

Он тоже вскочил.

— Но пойми же, Леся! Леся!..

— Уходи!

И он медленно пошел к своему дому, зябко поеживаясь и пригнувшись.

Леся бессильно опустилась на скамейку и зажмурилась от охватившего ее ужаса. Вся ее усталость, скопившаяся за этот день, все волнения навалились на нее разом. И сердце забилось словно в каждом уголке ее тела: в горле, в голове, в кончиках пальцев.