Инна Бачинская - Два путника в ночи Страница 11

– Расслабьтесь, – сказала ему девушка в коротком халатике. – Будет больно, скажите.

Он лежал на животе, слегка напряженный от смущения. Добродеев втолкнул его сюда, в маленькую комнатку, напоминающую монашескую келью холодной белизной и скудостью обстановки, и закричал: «Зоечка, а вот и мы!» Навстречу им поднялась девушка, и Добродеев расцеловал ее в обе щеки.

– Зоечка, это мой друг Василий, знакомьтесь! А это Зоечка, наш хилер!

– Кто? – переспросил Коломиец. Ему показалось, что Добродеев сказал «киллер».

– Хилер! – повторил Добродеев. – Целительница. Просто удивительно, что в таком хрупком теле столько силы. Давай, ты первый!

Он впервые назвал Коломийца на «ты», чего не позволял себе раньше и что было свидетельством нового статуса Василия Николаевича.

Разве это больно? Это замечательно… Он представил себе ее руки… длинные красные ногти, тонкие пальцы… край ее жесткого халата касался его бедра… Он чувствовал ее запах – сладкий нежный запах женского тела, чуть-чуть духов, крема, который она выдавила из золотого тюбика ему на спину, чувствовал ее тепло… Она наклонилась, он ощущал ее дыхание и думал, что уже целую вечность у него не было женщины…

Она массировала его грудь, плечи… Он скосил глаза на ее руки – никаких длинных красных ногтей не было и в помине! А были коротко подстриженные, покрытые бесцветным лаком ногти, как у девочек-школьниц из его времени… Красивые руки. Он подсматривал за ней из-под полуопущенных ресниц, рассматривал молодое славное серьезное лицо и испытывал радость оттого, что эта красавица прикасается к нему…

«Надо спросить, как ее зовут, – подумал он и тут же спохватися. – Зоя! Ее зовут Зоя!»

Редкое теперь имя, тоже из его времени.

Свою жену Лизу он знал всю свою жизнь, еще с детства, со двора, где они детьми играли в прятки. Они учились в одной школе, поступили в один и тот же институт – политехнический. Он не воспринимал ее, как женщину, а скорее, как сестру. Их первая брачная ночь была действительно их первой ночью. Вернее, она не была ничем, ибо он так ничего и не сумел, а Лиза, неопытная и испуганная, не умела помочь. Только на вторую ночь он взял ее, мучительно сознавая собственную неуклюжесть.

Лиза была романтической девочкой, воспитанной на «Алых парусах», а знаменитую фразу классика: «Умри, но не давай поцелуя без любви» воспринимала буквально.

– Смысл жизни в любви, – говорила она, – любовь – это самое прекрасное, что есть на свете!

На лице ее появилось мечтательное выражение, глаза сияли мягким блеском. Любовь была для нее звездами, алыми парусами, закатами и рассветами, стихами и прогулками при луне… но только не постелью.

– Не понимаю, зачем делать из этого проблему, – сказала она ему, прочитав брошюрку о гармонии в супружеских отношениях, которую он подсунул ей в тайной надежде образовать. – Это не главное в жизни!

Она действительно так считала. И простодушно полагала, что и он тоже. Время от времени у него случались романы на стороне – в домах отдыха или на заводе, но ему были неприятны торопливость, с какой происходили тайные свидания, немедленное появление слухов и сплетен, а также то, что женщины сразу начинали просить его о переводе на лучшую работу или о квартире…

Он вдруг притянул к себе девушку, обмирая от собственной смелости. Она мягко и осторожно попыталась освободиться, но он не отпустил. Она уперлась ладонями ему в грудь, он приподнялся и приник ртом к ее рту. Поцелуй был, как ожог, он даже застонал. Она ответила, и тогда, сминая ее сопротивление, он неверными пальцами стал расстегивать ее халатик…

…Этот чудесный дом, построенный в лесу, с бассейном и стеклянной стеной, через которую видны заснеженные ели и малиновый закат, эта прекрасная девушка с нежной кожей и нежными губами… У него мелькнула мысль: если продаваться, то подороже! Иван как-то сказал ему… сейчас, сейчас… как это он сказал тогда? Вот! «Обличают неудачники, – сказал Иван. – Все крики о воровстве, коррупции, мафии – это крики неудачников, которых оттеснили от кормушки!» Он тогда с ним не согласился, но, может, Иван… не так уж неправ?

Она лежала рядом очень тихо… пахли ее волосы, мерно поднималась при дыхании грудь. Он прикоснулся пальцем к соску, который сразу же сделался каменно-твердым и царапнул ему палец, и засмеялся. Привстав, провел ладонью вниз, по бедрам, ощутив горячую и влажную кожу… Нашел губами ее губы, с силой прижался к ним, одновременно раздвигая нетерпеливой рукой ее колени…

…Он завернулся в простыню и, впервые за долгое время, чувствовал себя молодым, счастливым и звонко-пустым.

– Я провожу, Василий Николаевич, – сказала она, открывая дверь в знакомую уже комнату с бассейном. За окном стемнело, лес там стоял черный и неприветливый. Пики елей отчетливо выделялись на багровой полоске неба. Он отметил все это почти бессознательно и вздрогнул, когда она назвала его по имени.

– Откуда вы знаете, как меня зовут? – спросил он удивленно.

– Василий Николаевич, разве вы не помните меня? – теперь, кажется, удивилась девушка.

«День сюрпризов!» – подумал он и, улыбаясь, сказал:

– Нет, не помню. А что, мы с вами встречались раньше?

– Я же с Верочкой вашей в одном классе училась! И у вас дома несколько раз была.

– С Верочкой? – повторил он, бессмысленно глядя на девушку и испытывая желание немедленно провалиться сквозь землю…

В кабинете хозяина дома меж тем шел серьезный разговор.

– Некстати, – сказал Прохоров. – Очень некстати.

– Я и сам не ожидал увидеть ее у нас в городе. Глазам своим не поверил! – Иван Федорович взмахнул рукой.

– Может, договориться?

– С Лидией Романовной? – хмыкнул Иван Федорович.

– Что она за человек? Слабости есть?

– Стерва! Генерал Медведев нормальный мужик был, а она стерва! Ее все, как огня, боялись, и офицеры, и офицерские жены. Всюду лезла.

– А может, ты напрасно беспокоишься? Зачем ей это нужно?

– Для нее подлянку кинуть – одна радость. Очень понравилось, говорит, как вы распинались о своей нелегкой солдатской судьбе. А морда злорадная. Стерва – она и есть стерва!

– Ты уверен, что бумаги у нее?

– А где ж им еще быть? Генерал умный мужик был, все всегда записывал, где, кому… на всякий случай. Даже не миллионы, миллиарды крутились! Там такие люди замешаны, что о-го-го! Правда, я не все знаю, – спохватился он. – У Медведя был переводчик, вроде доверенного лица. Кстати, Лидия Романовна питала к нему слабость. Он ее в театры сопровождал. Все знали. Она прямо расцветала, когда его видела. У нас говорили, что они его вдвоем… э… пользуют, так сказать, и генерал и генеральша. – Иван хохотнул.

– А где он сейчас?

– После гибели генерала ушел на гражданку, кто-то говорил, работал переводчиком в каком-то СП.

– Как погиб генерал?

– В автокатастрофе.

– Убийство?

– Да нет вроде. По пьяни мужик выскочил на шоссе на грузовике. Его судили потом, ну, да что с него взять?! А генерала нет. Он мужик стоящий был, мы с ним душа в душу… восемь лет прослужили. А уже после его смерти слухи всякие пошли…

Наступило молчание.

Глава 6

Римма. Остров элефанта

Женщина, чья склонность возрастает, не должна терпеть упоминания имени соперницы, разговора о ней или оговорки в обращении, а также неверности мужчины. Она идет к двери и, усевшись там, проливает слезы. Но, как она ни разгневана, пусть не идет дальше двери, ибо это ошибка, – так учит Даттака.

Римма сидела почти рядом с ними. Позади Игорька, лицом к Старухе. Их разделяла хрупкая деревянная решетка, увитая темно-зелеными плетями-ветками с мелкими белыми розами. Впервые у Риммы была возможность рассмотреть эту женщину вблизи. Старуха, конечно, выглядела много моложе своих лет. Красивая баба, этого у нее не отнять. Смуглая, черноглазая, породистая. «Настоящая ведьма», – думает Римма мстительно. В свое время она вытянула из Игорька признание, что Старухе уже… много. За пятьдесят! Когда Людмила позвонила ей и сказала, что видела Игорька с шикарной бабой и по ним было видно, что это не случайное знакомство, Римма устроила ему дикий бенц. Было это через три месяца после Индии. Они встречались тогда каждый день, с трудом выдерживая несколько часов разлуки. Она не очень обеспокоилась, услышав об этой женщине: во-первых, старая, а во-вторых, Римма знала, что Игорек сходит по ней с ума. Он звонил ей каждую минуту, беспокоился, когда она исчезала даже ненадолго, ревновал к клиентам, художникам и просто знакомым.

Вечерами она с нетерпением поглядывала на часы. Он врывался, холодный с мороза, соскучившийся и такой родной! Подхватывал ее на руки, кружил по комнате и кричал:

– О, Рим великий и могучий! Жалкий раб явился припасть к твоим стопам и помереть на месте!

Они, мешая друг дружке и толкаясь, готовили ужин и долго сидели за столом, болтая и дурачась. Потом смотрели кино – что-нибудь «культовое», раздобытое Игорем у высоколобых друзей. Римма сидела в своем любимом кресле, а Игорь – на полу, прижимаясь щекой к ее коленям. Он гладил ее ноги, а потом начинал целовать их… Губы у него были теплые, и ей было щекотно. Она отталкивала его, а он стаскивал ее на пол. Она отбивалась, хохоча…