Марина Серова - Милый монстр Страница 11

Не придя ни к какому выводу на этот счет, но отметив в сознании эти детали, я стала рассматривать коллекцию оружия. В основном она состояла из холодного оружия, и только один пистолет выпадал из общей категории. Сейчас место, где он должен был находиться, пустовало. По идее собирателя коллекции, коим являлся сам Валерий Аркадьевич, пистолет занимал почетное место в середине настенного ковра, а всевозможные кинжалы и охотничьи ножи окружали его, стильно расположенные по краю коллекционного поля.

Выйдя из библиотеки, я наткнулась прямо на сотрудника милиции, который смотрел на меня столь вопросительно, что я просто не могла проигнорировать его взгляд. Мента звали Павлом Григорьевичем, и я решила на всякий случай заручиться его расположением, а заодно попробовать уточнить некоторые детали преступления у компетентного лица. Но ничего у меня не получилось — первая же попытка установить дружеские взаимоотношения была грубовато оборвана.

Не сильно огорчившись по этому поводу, я покинула дом и вышла во двор, где было гораздо приятнее находиться в данное время суток. Было около семнадцати часов, и дневная жара начала медленно, но верно спадать, что ощущалось буквально во всем. Растения оживали в ожидании благословенной вечерней прохлады, неумолимо надвигающейся на живую природу, а разные там бабочки и пчелы, напротив, становились менее активными, устав от многочасовой деятельности. Я прошла по каменной дорожке к калитке и покинула территорию, направившись к небольшому пригорку. Мне хотелось побыть в одиночестве — скинуть одежду и позагорать на ласковом солнышке, а заодно подумать над дальнейшими действиями.

С пригорка открывался поистине замечательный вид, но мое внимание невольно привлекали дом композитора и участок, на котором он стоял. Отсюда, с небольшой высоты, все было как на ладони, а поскольку расстояние от дома до места, где я сейчас находилась, было невелико, то мне было прекрасно видно, кто входил в дом и выходил из него, кто находился в саду и тому подобное.

Не успела я подумать о преимуществах своего наблюдательного пункта, как мое боковое зрение уловило какое-то движение. Я повернула голову и увидела странного типа, который, осознав, что его обнаружили, поспешил скрыться. Я немного удивилась, но особое внимание на этом обстоятельстве заострять не стала. Как выяснилось, зря, потому что впоследствии «тип» буквально потребовал к себе внимания.

А случилось все следующим образом. Я, как и планировала, подставила свое тело солнцу, стащив с себя Эльмирины брюки и рубашку и оставшись в нижнем белье. Не слишком беспокоясь о вопросах приличия, я с наслаждением растянулась на луговой траве. Лежа под солнышком, я пыталась систематизировать полученную информацию, раскладывала ее мысленно по полочкам, чтобы впоследствии иметь возможность воспользоваться нужными фактами в нужный момент. Но на самом интересном месте мои умственные упражнения были бесцеремонно прерваны.

Чья-то довольно массивная фигура закрыла собой солнце, и мне ничего не оставалось делать, кроме как открыть глаза и посмотреть на нарушителя моего спокойствия. Им оказался тот самый тип, который мелькнул недавно перед моими глазами и подло скрылся. Собственно говоря, еще тогда у меня возникла смутная мысль, что он присутствовал на пригорке неспроста, а потому вряд ли сможет проигнорировать мое здесь появление.

А сейчас передо мной стоял парень лет тридцати — тридцати трех с очень красной физиономией. Причиной такого насыщенного ее цвета, очевидно, было солнце, которое нещадно палило днем, в результате чего немудрено было получить ожог. К тому же парень был истинным блондином, имел светлые ресницы и брови, и потому его кожа, как никакая другая, была подвержена отрицательному влиянию ультрафиолета. Меня сразу заинтересовало, что же заставило этого блондинистого товарища столь долго пребывать на открытом солнце, что его физиономию стало трудно отличить от спелого помидора.

— Что вы тут делаете? — задал парень совершенно дурацкий, на мой взгляд, вопрос.

— Загораю, — совершенно честно ответила я и перевернулась на другой бок. Интуиция подсказывала мне, что парень никуда не денется, а, наоборот, продолжит настойчиво выяснять мою личность. Таким образом я оставляла за собой возможность неожиданно атаковать его на предмет того, кто такой он сам и что здесь делает.

Интуиция, как всегда, не подвела меня: парень немного подумал, а потом перешел на ту сторону, куда я отвернулась, и присел на корточки возле моего лица.

— И долго вы тут собираетесь загорать? — продолжил он расспросы, стараясь вызвать меня на откровенность. Безуспешно, потому что она была возможна только в случае обоюдного взаимопонимания, а его между нами пока не наблюдалось.

Поэтому я прикрыла глаза и резонно спросила:

— А какое вам, собственно, дело до этого?

Парень не нашелся, что ответить, и потому замолчал. Через некоторое время он опустился на землю рядом со мной, вперив задумчивый взгляд в сторону дома Василовских. Я проследила за тем, куда он смотрит, и заинтересовалась, что же так привлекает «типа» в доме композитора. Получить ответ на этот вопрос удалось лишь впоследствии, но пока он оставался повисшим в воздухе.

Незнакомец, немного посидев возле меня, очевидно, заскучал или у него возникла какая-то потребность, но примерно через десять или пятнадцать минут он так же молча, как сидел, поднялся и скрылся в неизвестном направлении. Вернее, направление-то проследить было несложно, однако куда именно пошел «тип», я не знала.

Отметив краем глаза, что из дома Василовских как раз выходит грубоватый Павел Григорьевич, я тоже поднялась и последовала в том направлении, в котором удалился «тип». Сразу за пригорком начиналась лесная полоса, а вдоль протоптанной дорожки на возвышении находились высокие густые кустарники, посаженные в ряд. За ними-то я сейчас и пряталась, надеясь, что парень удалился не для чего-нибудь, а чтобы с кем-то встретиться. Потому что я была почти уверена в том, что он следит за домом Василовских.

Голос «типа» я услышала спустя пару минут после того, как оказалась среди леса. Здесь было до невозможности тихо и так приятно, что захотелось прилечь под кустиком и, растянувшись во весь рост, уснуть богатырским сном. К сожалению, сделать это не представлялось возможным — я находилась на работе и должна была непременно определить причину появления белобрысого типа возле дома убитого композитора.

— Слышь, Вован, — бормотал парень, — не было его сегодня, композитора этого. Вообще не было, говорю тебе! Тут, в натуре, такая байда: в доме, короче, крендель какой-то поселился… Да, лет сорока. Хрен его знает, может, родственник какой… Ведет себя, как будто он дома. Точно тебе говорю, наверняка родственник…

Через несколько секунд я поняла, что блондин с кем-то изъясняется по телефону. «Рапортует то есть», — решила я и поняла, что моя догадка относительно того, что он ведет слежку за домом Василовских, оказалась верной.

— Да я ж тебе говорю, что он сегодня вообще не выходил никуда. Ну когда он мог уехать, ночью, что ли? Мы ж с тобой его вчера вечером видели, никуда он ехать не собирался.

Дальше последовала некоторая пауза, в течение которой блондин, очевидно, слушал, что говорил ему телефонный собеседник.

— Да, тут еще вот какая фишка: на посту нашем телка какая-то появилась… Да хрен ее знает, лежит в трусах на траве и загорает вроде. Да, на пригорке. А я откуда знаю? Спросишь ее, как же: она только зубами скрипит и глазами стреляет. Че делать-то?

О том, что ответил собеседник блондину на его вопрос, я могла только догадываться, однако он просвещал его довольно долго. Я поспешила ретироваться, чтобы не быть замеченной белобрысым, и быстрыми шагами направилась к своему прежнему месту. Здесь я опять разлеглась, порадовавшись, что никто не увел мою одежду — вернее, не мою, а Эльмирину, что было бы еще неприятнее, — и уставилась в небо. Оно было очень ярким и умиротворяющим: на насыщенном голубом фоне проплывали белые барашки облаков, что создавало замечательную картину спокойствия и безмолвия. Вдруг послышались шаги, и я поняла, что белобрысый закончил телефонные переговоры и, получив ценные указания от руководства, которому рапортовал, возвращается, чтобы приступить к своим обязанностям. В мои планы входило несколько привлечь его внимание.

Я вскочила и для начала стала неторопливо одеваться, отметив, что эта процедура довольно здорово заинтересовала белобрысого. Затем я многозначительно глянула в направлении композиторского жилища и повернулась лицом к блондину, подозвав его к себе царственным жестом. Ему ничего не оставалось, кроме как повиноваться и приблизиться ко мне для установления словесного контакта. Я полагала, что и сам блондин был не против этого, так как ему явно хотелось узнать, кто же я такая.