Джеймс Паттерсон - Опасность на каждом шагу Страница 11

Чистоплюй снова не смог сдержать улыбку.

Вот какую песенку они запели.

Он довел свои темные фантазии до совершенства, не так ли? Подчинил их себе, заставил работать в свою пользу.

Настоящий маэстро.

Чистоплюй вытащил из кармана влажную салфетку. Когда он вскрывал упаковку, руки все еще тряслись, но, закончив обтирать лицо, он снова стал спокоен, как скала.

А потом он позвонил домой жене и детям: «Я в порядке, Хелен. Мне ничего не угрожает».

27

Стивен Хопкинс сидел в одиночестве в маленькой капелле за главным алтарем, уткнувшись лицом в ладони. Он почти радовался тому, что Кэролайн не видела, чем обернулись ее похороны. У жены была добрая душа, и все эти ужасы глубоко ранили бы ее, а это недопустимо.

На скамьях вокруг него сидели около тридцати заложников. Многих он знал в лицо, большинство из них были довольно знамениты — Кэролайн вместе с ними занималась благотворительностью, и общими усилиями им удалось сделать немало добрых дел.

Он взглянул на трех бандитов в масках, стоявших у входа в капеллу. Негодяи постоянно были начеку. Ему часто приходилось общаться с солдатами; у этих троих была явно военная выправка. Неужели это солдаты? Бывшие рядовые?

Значит, их захватили по политическим причинам. Когда заваруха только началась, он подумал, что в деле замешаны ближневосточные террористы, но эти парни точно были американцы. Так какого черта им было нужно? Как они могли пойти на такое? Неужели не боятся смерти?

Низкорослый крепыш вышел в центральный проход и театрально прочистил горло.

— Всем привет. Меня зовут Джек. А вот этого недоброго верзилу можете звать Малышом Джонни. Приносим свои искренние извинения за то, что задержали вас. Если кому-нибудь нужно в туалет, поднимите руку, и вас проводят. У нас есть еда и вода — опять же вам стоит только поднять руку. Если вы устали, можете прилечь на скамью или на пол. Если вы согласитесь сотрудничать, все будет хорошо. В противном случае последствия будут очень неприятны. Выбор за вами.

Да кто он такой, этот мелкий ублюдок, чтобы читать им нотации, как провинившимся школьникам? Стивен Хопкинс вскочил на ноги вместе с мэром Нью-Йорка. Мэр немедленно сел на место.

— Что это все значит? — гневно спросил бывший президент. — Чего вам от нас надо? Почему вы оскорбляете память моей жены?

— Господин президент, — с улыбкой ответил похититель, направляясь к нему, — сбавьте тон. Я из кожи вон лезу, чтобы соблюсти правила приличия. И настоятельно рекомендую вам поступать так же.

Стивен Хопкинс сжал спинку скамьи так, что побелели костяшки. С ним никто не смел так разговаривать. Давно, очень давно не слышал он подобного обращения.

— О, прошу прощения, — сказал он. — Вы хотите приличий? Тогда не соблаговолит ли джентльмен в лыжной маске открыть высокому собранию, зачем нас взяли в заложники?

Со скамей раздались нервные смешки; несколько заложников расправили плечи и подняли головы.

Бандит оглянулся. Он тоже засмеялся, а затем протянул руку и сгреб бывшего президента за белоснежную шевелюру.

— «Зачем, зачем, зачем?!» — шепотом передразнил он. — Это всегда было твоей слабостью, Стиви, мой мальчик. Тебе вечно нужно докопаться до причин.

— Сукин ты сын! — закричал Хопкинс, в основном от боли. Ему показалось, что бандит вот-вот выдерет ему все волосы. Маленький Джек был зверски силен.

— Ты назвал мою маму сукой? — обиделся Джек. — Может быть, тебе слишком долго лизали задницу? Ты явно забыл, каково это, когда ее надирают. Скажи мне еще одно слово, и я выпущу тебе кишки и заставлю сожрать их.

Джек вытащил бывшего президента в проход и наконец ослабил хватку. Хопкинс осел на пол.

Похититель глубоко вздохнул и с улыбкой оглядел остальных заложников.

— Видели? Вот такой у меня непростой характер, — сказал он. — Я нечаянно показал вам мою единственную слабость.

Немного поразмыслив, он ткнул большим пальцем в сторону бывшего президента.

— Знаешь что, господин президент? С тебя на сегодня достаточно. Иди-ка ты домой. Ты уволен! Вышвырните его из моей церкви.

Двое бандитов грубо подхватили бывшего президента под локти и быстро поволокли его через главный зал церкви к главному входу.

— По правде сказать, Хопкинс, — крикнул Джек вдогонку, — увидев тебя вблизи, я рад, что голосовал за Нейдера! Оба раза!

28

Тем временем Джон Руни, «кинокомик десятилетия», по оценке издания «Лос-Анджелес таймс», молился. Как бы он ни нагрешил в этой жизни, все-таки в детстве его крестили, и теперь Руни тихонько сидел на своей скамейке и беззвучно, истово возносил молитвы.

Что-то маленькое и острое ткнуло его в шею. Он оборвал молитву на полуслове и посмотрел вниз. На сиденье лежал маленький скомканный листок бумаги. Это что еще за новости?

Листок явно был вырван из молитвенника. Поверх нот чернели буквы:

РАЗВЕРНИ МЕНЯ.

Руни прикрыл бумажку ладонью, быстро оглянувшись на охранников. Здоровяк — Малыш Джонни, так, кажется? — сидел на алтаре, как на капоте машины, и зевал так отчаянно, что было видно пломбы на зубах.

Руни развернул листок.

РУНИ, Я СИЖУ ЗА ТОБОЙ. МЕДЛЕННО ПЕРЕДВИНЬСЯ В ЦЕНТР СКАМЬИ, НАДО ПОГОВОРИТЬ. ТОЛЬКО НЕ ЗАСВЕТИСЬ, УБЛЮДОК НА АЛТАРЕ НЕ ДОЛЖЕН НИЧЕГО ЗАПОДОЗРИТЬ!

Руни сунул записку в карман — до поры, пока не удастся от нее избавиться. Следующие несколько минут он потихоньку скользил по полированному ясеневому сиденью к центру скамьи.

На полпути он услышал скрипучий шепот:

— Господи, Джон! Я сказал «медленно», а не «со скоростью улитки».

— Извини, — шепнул Джон в ответ.

— Видел, что они сделали с Хопкинсом?

Руни угрюмо кивнул.

— Как думаешь, что им нужно от остальных? — спросил он.

— Ничего хорошего, — ответил Конлан. — Это я тебе могу гарантировать. Больше всего меня пугает то, сколько вокруг церкви копов. Если бы не мы, этих сволочей уже расстреляли бы или посадили пожизненно.

— Ну а нам-то что делать?

— Драться. Тодд Сноу сидит за мной. Он говорит с Хавьером Брауном, толстосумом. С тобой нас будет четверо.

— Но что мы можем? — спросил Руни. — Ты видел, что они сделали с Хопкинсом, стоило ему тявкнуть.

— Пока что подождем. Терпение. Выберем момент. Вчетвером мы справимся с одним-двумя. Для начала. Джон, у нас может не быть выбора.

29

Радость репортера «Нью-Йорк таймс» Кэти Калвин от того, что ее выпустили из церкви, быстро сменилась раздражением: теперь ей пришлось стоять в очереди на допрос. Копы согнали потерпевших на пятачок возле «Сакса» на Пятой и не собирались никого отпускать, пока четыре следователя, сидевшие за раскладными столиками, не возьмут у всех показания.

Калвин впервые заметила антенны новостных фургонов, возвышавшиеся над толпой и бело-синими полицейскими машинами, как мачты пиратской армады.

Секундочку. А чего, собственно, ей жаловаться? Она была там, куда каждый стремился попасть. Внутри ограждения!

Калвин быстро оценила преимущества своего положения. Она была в соборе до, во время и после захвата. Она своими глазами видела осаду! Это был эксклюзивный материал.

Затем она приметила в очереди Кармеллу — бельевую супермодель. Не бог весть что, но для начала сойдет.

— Кармелла? Привет. Кэти Калвин, «Нью-Йорк таймс». Как ты себя чувствуешь? Где ты была, когда все это случилось? Что ты видела в соборе?

— Я была спьереди, немного слефа, — с чудовищным австрийским акцентом ответила двухметровая блондинка. — Бедную Каролин только-только проньесли мимо нас. Потом Эберхарда, моего охранника, ранили газом ф промьешность. Теперь я нигде не вишу Эберхарда. Я написала ему уше сто эсэмэсок, но он не отфечает. Фы его не фидели?

Кэти Калвин с любопытством разглядывала долговязую модель. «Может быть, у нее шок? Будем надеяться, что да».

— Э… нет, кажется, — ответила Кэти. — Говорят, отпустили не всех заложников. Ты знаешь что-нибудь об этом? Может, слышала что-нибудь?

— Ал-лё, — сказала блондинка. — Фы фидите где-нибудь Тшона Руни? Лору Уинстон? Эту маленькую шлюху Мерседес? Они фсе фнутри. И мэр тоше. У преступникоф софсем нет фкуса. Инашье зашьем они захфатили этих неудашьников и фыпустили менья?

«И прафда, зашьем?!» — подумала Кэти Калвин, кивая и осторожно пятясь подальше от модели. Эта дикая женщина была еще и недовольна тем, что ее отпустили. Ей непременно хотелось быть в VIP-зоне, даже если эту зону захватили террористы. Да уж, знаменитости — обычные люди. Такие же, как мы с вами.

В толпе зашикали, люди стали подниматься на цыпочки, вытягивая шеи. Калвин вместе со всеми обернулась к собору.

Из-за капота какого-то грузовика она разглядела верхнюю часть дверей, и они открывались. Что на этот раз? Она побежала вперед, локтями прокладывая себе путь к сенсации.