Виктор Пронин - Не приходя в сознание Страница 11

— Почему вы говорите, что нашли? Вам пришлось ее искать? Она пряталась от вас? Вам позволили искать в чужом доме?

— Хм. — Борисихин, видимо, не знал, на какой вопрос отвечать, и, тяжело вздохнув, посмотрел на свои руки. — Вначале Дергачев сказал, что ее нет в доме. Я ему не поверил, потому что она частенько бывала у Жигунова, компашка там у них подобралась... Один другого стоит. А этот парень засмеялся и говорит... Он, наверно, не знал, что я ее муж...

— Что же он сказал?

— Говорит, поздновато я пришел. И смеется. Я понял, что он вроде шутит, не стал заводиться. Слегка к нему приложился, чтоб на дороге не стоял... Ткнул его, он и сел в снег. Тогда я прошел в дом, ну и во второй половине нашел Зинку... — Борисихин сощурился, будто где-то там, за двойными рамами, видел вчерашнюю картину.

— Теперь об этом парне. Кто он такой?

— Не знаю. Первый раз видел.

— Ваша жена сказала, что она его где-то раньше встречала.

— Возможно.

— Каков он из себя?

— Высокий, выше меня. Черная куртка, кожаная или под кожу... Джинсы. На ногах — полусапожки... Это я обратил внимание, когда он упал в снег. Возраст... Двадцать с небольшим, так примерно.

— Он в доме свой человек?

— Да, наверно, можно так сказать... С Дергачевым был заодно, перешучивались насчет моей жены. Что-то их связывало... Или давно знакомы, или дела у них, или затевали что-то... Знаете, когда люди выпьют, это хорошо чувствуется. Им кажется, что они очень хитрые, а трезвому все это сразу в глаза бросается.

Демин невольно прикидывал, насколько можно верить Борисихину. Говорит вроде искренне, не пытается выгораживать себя, хотя знает, что под подозрением. Но к этому отнесся спокойно. Правда, удивился, передернул плечами. Мол, подозреваете, и ладно, ваше дело.

— Когда уводили жену, вас не пытались остановить?

— Нет, посмеялись только. Им тогда все смешным казалось... Прямо сдержаться не могут... И потом, мы все-таки с отцом были, а они затевали в магазин сходить...

— Скажите, Евгений... Какие у вас отношения с женой?

— Хорошие! — с вызовом ответил Борисихин. — Да, вполне хорошие. Меня многое в ней устраивает. Она тоже относится ко мне вполне терпимо.

— Терпимо? Другими словами... Вы терпите друг друга?

— Мы живем вместе.

— Вы сказали, что вас многое устраивает в жене... Значит, кое-что и не устраивает?

— Это, товарищ следователь, чисто личное. Если я вам окажу, что меня не устраивает ее прическа или манера красить губы, это ведь ничего в нашем разговоре не прояснит, верно?

— Вы напрасно обижаетесь. У меня нет желания выискивать трещины в ваших отношениях. Я хочу узнать, что произошло вчера в доме Жигунова. Ваша жена была там довольно долго, правда, мало что помнит. Хотя показалась мне искренней. Она красивая женщина...

— И большая любительница выпить, — неожиданно прервал Борисихин.

— Да? — Демин пристально посмотрел на Борисихина, помолчал. — Вы ее любите?

— Разумеется.

— И могли бы пойти на многое ради нее?

— Я и так пошел на многое.

— Например?

— Не надо... Если начну перечислять, получится, что жалею об этом.

— Почему вы решили искать жену у Жигунова?

— Потому что в других местах уже искал.

— Вам часто приходится этим заниматься?

— Приходится.

— У нее есть и другие компании?

— Как же я их всех ненавижу! — вдруг прошептал Борисихин, не сдержавшись. — Ничего нет за душой, чужие самим себе, друг другу, чужие в этом городе... И вот собираются, судачат, выворачивают карманы, собирают мелочь на бутылку. Начинается разговор — где пили в прошлый раз, с кем, чем кончилось, как кто опохмелился... И годы идут, годы! Если эти разговоры записать на пленку и дать им прослушать, они не смогут определить, вчера ли об этом говорили, или в прошлом году. Они бывают счастливы, когда к ним еще кто-то присоединяется, это убеждает их в какой-то своей правоте, в том, что живут они правильно.

— Вывод? — спокойно спросил Демин.

— Уничтожать их надо! — убежденно выкрикнул Борисихин и ударил по колену сухим, побелевшим от напряжения кулаком. — Уничтожать! Всеми доступными способами.

— И жену?

— С ней можно повременить.

— Как и с каждым из них, наверно, а?

— Не знаю, не знаю. — Борисихин, пережив вспышку ненависти, сник, стал вроде даже меньше, слабее.

Видно, бывают у него такие вспышки, подумал Демин.

— Вот вы говорите, что она показалась вам искренней... Может быть, в этом и кроется ее слабость... Ныне откровенность многие считают слабостью. Знаете, она собиралась идти в художники... Учителя поддерживали ее в этом, нахваливали, и постепенно у нее сложилось мнение, что она может быть только художником и никем другим. А когда поехала поступать и провалилась, это был не просто срыв на первых в жизни экзаменах, это было крушение всего на свете. Катастрофа. Ну что ж, другие могут спокойно жить дальше, даже с чувством освобожденности, потому что мечта тоже закабаляет, могут с легкостью необыкновенной идти в комбинат общественного питания, в бытовые услуги... Могут. А Зина не смогла. Что делать — сломалась. Бывает. Но я твердо знаю — не будь этих алкашей, счастливых заразить кого-то своей болезнью... Не будь их, у Зины все было бы иначе. А так они вроде даже выход ей предложили, утешение... Напейся с нами, и полегчает. Как же, полегчает. Только и того, что забудешь обо всем на свете.

Значит, и этот не прочь кое-кого уничтожить, озадаченно подумал Демин. Надо же, что получается — такая, казалось бы, невинная пирушка по случаю дня рождения, а сколько вокруг обид, ненависти, желания свести счеты... Да и вряд ли это все, многое осталось невысказанным. Не все сказал сын Жигунова, что-то у него с женой... Да и Борисихин сказал не все, а вот в желании уничтожать признался.

— Скажите, Борисихин, вы не могли бы рассказать, как у вас прошел сегодняшний день?

— Это имеет значение? Проснулся, позавтракал...

— Где проснулись?

— Дома. Потом работа. Конструкторское бюро завода металлоконструкций. И вот у вас уже около часа. Все. Кстати, и биография моя тоже умещается в десять строк.

Демин поднялся, прошелся по кабинету, окинул Борисихина взглядом и увидел белый налет на каблуках у Борисихина. Посмотрев на собственные каблуки, Демин отметил, что и у него туфли точно с таким же налетом.

— Где вы запачкали туфли?

— Туфли? — Борисихин пожал плечами. — Не понимаю, о чем вы говорите... Может быть, это плохо, но у меня всегда такие... На заводе, знаете... Розы не везде растут.

Демин остановился рядом с Борисихиным, так, чтобы их туфли оказались рядом. Борисихин, не поняв, в чем дело, поднял голову.

— Вы не на меня смотрите, вы вниз взгляните. Я, например, свои туфли запачкал совсем недавно, в больнице...

— А я на заводе, — повторил Борисихин, и Демин понял, что он врет. Если каждый день слушаешь людей, которые говорят или же откровенно, или же нагло лгут, постепенно такие вещи начинаешь чувствовать очень остро.

— Прекрасно! — весело воскликнул Демин. — Чтобы не оставалось между нами неясностей, чтобы мы и дальше могли верить друг другу, отдадим решение этого вопроса в третьи руки, сделаем соскобы грязи с наших туфель, пригласим экспертов, пусть решают.

— Что же они могут решить? — криво усмехнулся Борисихин. — Грязь, она и есть грязь. А если мы оба попали в строительный раствор?

— О! — рассмеялся Демин. — Нет в мире двух одинаковых строительных растворов, как нет одинаковых отпечатков пальцев. Так что, пригласим экспертов?

— Как хотите! — Борисихин отвернулся. — Ваша задача — ловить, ловите.

— Видите, Борисихин, как вы бережете свое самолюбие... Чуть сомнение, и вы уже готовы напомнить мне об обязанностях, о которых, кстати, имеете, весьма смутное представление. Моя задача в другом — найти убийцу.

— Убийцу? — Борисихин диковато глянул на Демина, и тот не мог не заметить, как бледность залила его лицо, кровь словно схлынула куда-то, и обескровленное лицо потеряло не только цвет, но и выражение. Ничего на нем не осталось — ни удивления, ни страха, ни раскаяния.

— Вам плохо? — спросил Демин.

— Нет, ничего... Я сейчас... Вы сказали — убийцу? Разве пожар...

— Пожар уничтожил не все. Но об этом после.

Демин вышел в коридор и, увидев Гольцова, попросил привести понятых. И за все время, пока они ставили на отдельные листы газеты туфли Демина и Борисихина, сковыривали с них прилипшие кусочки сероватого раствора, ссыпали их в пакеты, заверяли подписями, Борисихин не проронил ни слова. И только когда пакеты унесли в лабораторию, спросил:

— Вам не кажется все это несерьезным?

— Да, я с вами согласен, — кивнул Демин, — некоторые наши действия выглядят комично. Представляете, прячется человек за мусорные ящики, потеряв всякое уважение к своему возрасту, бежит по грязи, стреляет, в него стреляют... Как в плохом кино, ей-богу! Полностью с вами согласен. А иногда мы вообще доходим до глупости — подбираем окурки, суем их в пакеты, будто это ценность какая... Ужас.