Ирина Арбенина - Идол прошедшего времени Страница 11

— Очевидно, нам всем надо собраться и обсудить наше положение. Кто хочет, пусть уезжает, а кто…

— Пожалуй, вы правы.

— Однако я все-таки прежде бы искупался… — вздохнул Кленский. — С вашего позволения!..

Над водой кружили сотнями миниатюрные голубые стрекозы. Перламутровый голубой блеск и вибрация воздуха… Стрекозки были такие прозрачные, что казалось, будет дрожит воздух, усиливая ощущение зыбкости и ненадежности окружающего мира.

Этот мир был прекрасен, но совсем рядом находился труп.

Что, как ни странно, только подчеркивало окружающую красоту и делало удовольствие от нее острее…

На обратном, после купания, пути Владислав Сергеевич остановился возле раскопа.

На выровненной поверхности лежало несколько желтых листьев… Словно прилетели они, несколько «опередив события», с известием об осени.

И это было, кажется, так… Едва заметная прохлада появилась вдруг с сегодняшнего дня в воде, воздухе. В просвете между ветками повис блеск паутины.

Кленский всегда очень тонко чувствовал такие перемены, этот почти неуловимый переход от лета к осени…

В этом постоянном, нерезком день ото дня угасании была своя неуловимая прелесть.

Владиславу Сергеевичу всегда хотелось проститься с летом постепенно, пожить среди «дикой природы» недельку-другую — и уехать, прежде чем погода испортится окончательно.

Но как остаться? Жизнь со вчерашнего дня наполнилась каким-то странным бредом и тяжестью. Яшу было жаль… Но тратить время на труп не хотелось… Совсем нет!

И Кленский твердо решил уехать. Следующим же утром.

Однако соображение: не могу бросить экспедицию в опасности и сбежать — все же кое-что для него значило.

Кленский стоял, задумавшись, опустив голову, и вдруг услышал какой-то шорох.

Он поднял голову… И снова увидел ее. Глаза цвета ивовых листьев. Зеленых, как листва над речкой Мутенкой.

Опять эта девушка…

Эта потрясающей красоты девушка.

Она стояла почти рядом, в нескольких шагах от него.

И то же светлое платье — в букетиках, как наряд богини Флоры… Только Флоры в неорусском стиле, окаймленной орнаментом среднерусской природы, как на майоликовых фризах начала прошлого века: из ромашек и ягод земляники, осиновых листиков, подсолнухов и орехов, лютиков и синих васильков.

И Кленский отчего-то не мог отвести взгляда от этих синих цветов.

— Вы… Снова вы! — Не зная, что еще сказать, Владислав Сергеевич замолчал.

Девушка тоже молчала.

— Цветы собираете? — растерянно произнес наконец Кленский.

Опять молчание.

— Вита! — Он сделал шаг ей навстречу.

Она отодвинулась.

Кленский сделал еще шаг. Второй. Третий… Она снова отодвинулась — на шаг, второй, третий.

Кленский делал попытку приблизиться — девушка отдалялась.

— Не бойтесь!

Красавица не отходила, а именно отдалялась. Все так же молча.

Как мираж.

Пока не растаяла, не исчезла снова среди зелени деревьев.

Разумеется, Владислав Сергеевич опять не посмел ее догонять.

Он растерянно улыбался, счастливый уж тем, что вновь ее увидел. Ведь это рождало надежду, что встреча может повториться…

В жизни Владислава Сергеевича снова появилась Вита. «Тавтология! — подумал он. — В жизни появилась Жизнь».

Вопрос об отъезде решали в отсутствие Корридова, который, объявив о своем намерении остаться, больше обсуждать это не захотел.

— Арсений Павлович категорически отказывается уезжать и бросать Мширское городище на растерзание бульдозерам, — обратилась к собравшимся Вера Максимовна. — И в чем-то он прав. Речь идет о памятнике европейского значения! — Она замолчала.

И все понимающе закивали.

— Что будем делать?

— Я остаюсь с ним, — сдержанно произнес Кленский. И неожиданно улыбнулся. Он вспомнил зеленые, как листья ивы, глаза…

— Чему вы улыбаетесь, Владислав Сергеевич? — удивилась, озабоченно глядя на него, Китаева.

— Не обращайте на меня внимания! — Кленский смутился: его улыбка, конечно, относилась к Вите. — Это у меня уже, наверное, нервное…

— Да, нервы у нас у всех на пределе, — согласилась Китаева. — Но тем не менее давайте держать себя в руках… Вы действительно хотите остаться, Владислав Сергеевич? Это серьезно?

— Да, я остаюсь с Корридовым, — повторил Кленский. — Тем более что это временная… э-э… ситуация. Безусловно, вопрос с Яшей как-то в ближайшее время разрешится. Должен решиться, во всяком случае! Но все, кто хочет, могут уезжать. А кто не хочет, могут пока…

— Я тоже остаюсь! — выпалил, перебивая журналиста Миха, явно оживившийся в создавшейся криминально-подозрительной ситуации.

— Кто еще хочет остаться? — втайне обрадованный этой сомнительной поддержкой, поинтересовался Кленский.

— Ну, если это временно… Если это временная, как вы говорите, ситуация… — нерешительно произнес кто-то из студентов-археологов. — Я тогда тоже остаюсь.

Это был Саша.

— Да, имеет смысл остаться, — поддержал друга Тарас Левченко.

— Пожалуй, я тоже останусь… — неуверенно откликнулся наконец и Вениамин. — Чего в городе-то в такую погоду делать?!

— И мы остаемся, — хором сказали Прекрасные Школьницы, которым совсем не хотелось возвращаться под строгий родительский надзор. Во всяком случае, общество студентов, несмотря на то, что озабочены юноши были, кажется, исключительно проблемами археологии, казалось девушкам все-таки милее. Предпочтительнее.

— А вы, Вера Максимовна? — Девушки повернулись к своей «руководительнице».

— Нет, я не могу взять на себя такую ответственность! — взволнованно воскликнула Китаева. — К тому же я должна тогда поставить в известность ваших родителей.

— Ну, Вера Максимовна! Ну, пожалуйста… Ну не надо… в «известность», — заныли Прекрасные Школьницы. — А то нас домой заберут, а так остаться хочется!

— И вообще! — снова воскликнула Китаева. — Вот и Колю надо непременно отвезти домой! — Китаева повернулась к мальчику. — Деточка, я должна поговорить с твоим отцом — пойдем! Арсений Павлович как хочет, но ребенок оставаться в таких условиях и рисковать не может…

В ответ, не произнеся ни слова, Коля лег на землю.

Все знали, что это его любимый трюк, опробованный на отце многократно и с неизменным успехом.

Мальчик не колотил ногами и не орал. Лежал себе, как камень, под который, как известно, и вода не течет. Что-то вроде итальянской лежачей забастовки. Причем, если ребенок протестовал, сдвинуть его с места было невозможно.

— Вставай сейчас же! — рассердилась Вера Максимовна и дернула Колю за руку.

— Оставьте его, — вздохнул Кленский, который не терпел насилия в любом виде.

— Ну, хорошо… Потом, Коля, пеняй на себя!

И Вера Максимовна стала собираться в дорогу, чтобы поговорить с «этой идиоткой» Алисой не по телефону, а лично.

— И потом! Мало ли что Алиса не хочет ничего делать! Она там, в милиции, не единственная, у нее ведь и начальник есть! — возмущенно восклицала Вера Максимовна.

Но Кленскому показалось, что особой уверенности в успехе у нее не было.

И кажется, Китаевой тоже совсем не хотелось покидать «памятник европейского значения».

Но она поехала.

«Испугалась ответственности! — подумал Кленский. — Все-таки «руководительница».

Глава 6

Вера Максимовна уехала. А Яша опять остался.

Таким образом, пауза с «вывозом тела» и уж тем более с «самовывозом» затягивалась.

А время между тем работало не на Яшу.

Дерн, которым его снова прикрыли, — прежде-то это было сделано очень аккуратно, тщательно! — студенты сложили наспех. Плохо сложили. Нервничая… Все-таки не каждый день приходится возиться с трупами.

И вдруг выяснилось, что прикормленный лисенок совершенно перестал интересоваться банками с остатками тушенки в мусорной яме. Лисенок был застигнут Корридовым за раскапыванием плохо уложенного дерна, которым был прикрыт бедный Яша.

И с этим надо было что-то делать…

К тому же работать на раскопе в трех шагах от трупа было как-то не слишком ловко… А сидеть без дела невыносимо.

И Корридов, всегда мучительно переживавший любые перерывы и паузы в работе — лето и, стало быть, археологический сезон коротки! — стал вдруг припоминать, какие существуют способы захоронений.

— Я думаю, миссию погребения покойника, в отсутствие Яшиных родственников, должны взять на себя мы! — скорбно произнес он. — До того, как Яшу все-таки наконец увезут отсюда, мы должны его похоронить. Временно! Повторяю, временно.

— И что вы предлагаете? Какие варианты? — вяло заинтересовались студенты.

Арсений Павлович почесал затылок.

— Ну… Например, в неолите финские племена рыболовов своих умерших сжигали, а горшок с прахом хранили в собственном жилище.