Гилберт Честертон - Клуб удивительных промыслов (рассказы) Страница 11

– Я согласен с мисс Бомонт, – сказал сэр Уолтер, снова вскипая обидой. – Если бы я подумал о такой чепухе, я бы не сумел сохранить терпение. Да, я бы его потерял.

– Потеряли? – встревоженно переспросил Уимпол. – Не сохранили бы? Скорее сдайте его в музей!

Все засмеялись, а сэр Уолтер побагровел и крикнул:

– Какая глупость! Да вы знаете, с кем говорите?

– Конечно, – отвечал Уимпол. – Я никогда не говорю глупостей, не изучив аудиторию.

Грант пересек гостиную и прошел за спину рыжего секретаря. Тот стоял, прислонившись к стене, и мрачно смотрел на говоривших, а еще мрачнее – на дочь хозяев, жадно внимавшую Уимполу.

– Можно вас на минутку, Драммонд? – спросил Грант. – Простите, леди Бомонт, это по делу.

Позвал он и меня. Мы вышли в какую-то комнату.

– Драммонд, – резко начал Бэзил, – здесь много хороших людей, много и умных. К несчастью, хорошие – неразумны, а умные – дурны. Только вы и честны, и совсем не глупы. Что вы думаете об Уимполе?

У секретаря было бледное лицо, а волосы – рыжие. Теперь они стали одного цвета.

– Не мне о нем судить, – отвечал он.

– Почему? – спросил Грант.

– Потому что я его ненавижу, – далеко не сразу, но с большой силой ответил Драммонд.

– Ну, хорошо, – спокойно сказал Грант, – а до этого, раньше что вы думали?

– Мне очень трудно, – ответил секретарь, и звонкий его голос поведал нам, как он честен. – Я себе не доверяю. Надо бы сказать, что вначале он мне нравился, но это неправда. Да, я его ненавижу, это мое частное дело. Но я и осуждаю его – кажется, беспристрастно. Когда он пришел в первый раз, он был потише, но мне не понравился, как бы тут сказать?.. нравственный запах. Потом к нам стал ходить бедный старый сэр Уолтер и этот дешевый шут принялся его высмеивать. Тогда я понял, что он – плохой человек, нельзя смеяться над старыми и беззащитными. Он издевается так, словно вынести не может старости и добродушия. Вот вам показания пристрастного свидетеля. Да, я его ненавижу, потому что одна леди им восхищается. Но я бы ненавидел его и за то, что его ненавидит сэр Уолтер.

Речь эта вызвала во мне и жалость, и уважение. Несомненно, чувства к мисс Бомонт были безнадежны; несомненно, мнение об Уимполе было обоснованным. И все же мне казалось, что чувства, как бы благородно он их ни передавал, на мнение воздействовали.

Пока я думал об этом, Грант неожиданно шепнул мне на ухо:

– Ради Бога, уйдем отсюда!

Я никогда не понимал вполне, как же именно влияет на меня Бэзил; но влиял он так, что я через пять минут уже был на улице.

– Мерзкое дело, – заметил он, – но занятное.

– Какое дело? – растерянно спросил я.

– Вот это. Послушайте, друг мой, лорд и леди Бомонт пригласили нас на званый ужин, где будет и мистер Уимпол во всей своей славе. В этом ничего странного нет. Странно то, что мы не пойдем.

– Конечно! – сказал я. – Уже шесть, мы не успеем переодеться. Что же тут странного?

– Немало, – отвечал Грант. – Вы и сами удивитесь тому, что мы сделаем.

Я тупо глядел на него.

– Сделаем? – повторил я. – Что же именно мы должны сделать?

– Подождем часок-другой вот здесь, у дома, – объяснил он. – Вечер хороший, зимний… Вы уж простите меня, все от тщеславия! Хочу вам показать, что я прав. Можете вы, с помощью сигары, подождать, пока выйдут сэр Уолтер и загадочный Уимпол?

– Могу, – ответил я. – Интересно, кто выйдет первым. Как вы думаете?

– Не знаю, – сказал он. – Может вылететь разъяренный сэр Уолтер. Может выйти Уимпол, пустив, словно фейерверк, последнюю остроту. Но оба они рано или поздно выйдут, им тоже надо переодеться.

И тут случилось то, чего мы не ожидали – враги вышли оба, сразу. Они постояли в сомнении; а потом простая любезность, вероятно, присущая обоим, побудила сэра Уолтера улыбнуться и сказать:

– Сейчас туман. Разрешите, я подвезу вас.

Я не успел бы сосчитать до двадцати, как экипаж увез их; и не успел бы сосчитать до двадцати трех, как Грант прошипел мне на ухо:

– Бегите за ними! Бегите, как от бешеной собаки!

Мы побежали по темным, перепутанным улицам. Я ничего не понимал, но неслись мы во весь опор. К счастью, это длилось недолго. Карета приостановилась у развилки, сэр Уолтер вышел, вышел и его враг. Они обменялись несколькими словами, видимо, продвигаясь к примирению или к поединку; во всяком случае, так казалось от нас, ярдов за десять. Потом пожали друг другу руки, и один пошел налево, другой – направо.

Бэзил вскинул руки; он вообще делал странные жесты.

– Бегите за этим мерзавцем! – крикнул он. – Поймаем его!

Мы добежали до развилки, и я крикнул:

– Стойте! Вы не туда свернули!

Бэзил бежал вперед.

– Да стойте вы! – вопил я. – Уимпола мы упустили, это Чолмли! Вы что, глухой? Не туда!

– Нет, – задыхаясь, сказал он, – именно туда.

– Поглядите! – не унимался я. – Разве это Уимпол? Это старик… Что вы делаете? Что мне делать?

– Бежать, – отвечал Грант.

Вскоре мы увидели вблизи толстую спину баронета, и белые бакенбарды сверкнули в свете фонаря. Разум мой уже не работал. Я сдался.

– Чарли, – хрипло сказал Бэзил, – можете вы на четыре минуты поверить в меня?

– Могу, – едва выговорил я.

– Тогда помогите мне поймать его и держать. Раз… два… три!

Мы прыгнули на сэра Уолтера и положили его на тротуар. Он отважно бился, но мы его держали. Я ничего не понимал. Бился он прекрасно, брыкался, и нам пришлось его связать; тут он закричал, и мы заткнули ему рот. Потом оттащили в какой-то дворик. Как уже сказано, не понимал я ничего.

– Простите, – донесся из тьмы голос Гранта, – я назначил тут свидание.

– Свидание? – тупо переспросил я.

– Да, – отвечал он, спокойно глядя на апоплексического аристократа. – С очень милым человеком. С Джаспером Драммондом, вы его сегодня видели. Конечно, он не может прийти, пока не кончится ужин.

Не знаю, сколько часов простояли мы в темноте. К концу я твердо знал: случилось то же самое, что тогда, в суде. Бэзил сошел с ума. Иначе я не мог объяснить, почему толстый старый баронет лежит у наших ног, как полено.

В конце концов появился молодой человек во фраке, и я увидел при вспышке газа бледное лицо и рыжие усы.

– Мистер Грант, – сказал Джаспер Драммонд, – это невероятно! Вы правы. Герцоги, герцогини, издатели пришли послушать Уимпола, но он весь ужин промолчал. Ни разу не сострил, вообще не произнес ни слова. Что это значит?

Грант показал на почтенного старика.

– Вот что, – ответил он.

Драммонд отскочил от толстого страдальца, как от мыши.

– Что? – пролепетал он. – Что такое?..

Бэзил быстро наклонился и вынул бумажку из кармана сэра Уолтера, хотя тот, до сих пор лежавший тихо, попытался ее удержать.

Джаспер Драммонд взял листок бумаги и с удивлением его прочитал. То был какой-то катехизис, во всяком случае – вопросы и ответы. Бумажка порвалась, пока мы дрались, но все же мы разобрали:

«И. Сохранить терпение.

У. Сдать музей.

И. С кем говорите…

У. Изучаю аудиторию.»

– Что это такое? – воскликнул Драммонд, гневно отшвыривая записку.

– Что это? – переспросил Грант, и голос его стал напевным. – Новое ремесло, удивительный промысел, может быть, не совсем нравственный, но великий, как пиратство.

– Ремесло! – растерянно повторил Драммонд. – Промысел, вы говорите?

– Да, и новый, – радостно подтвердил Грант. – Какая жалость, что он безнравственный!

– Да что это, Господи?! – крикнул секретарь, и оба мы с ним выругались.

– Вам кажется, – спокойно сказал Грант, – что старый толстый джентльмен, лежащий перед нами, богат и глуп.

Это неверно. Как и мы, он беден и умен. К тому же он не толст, и фамилия его – не Чолмли. Он – обманщик, но обманывает он по-новому и очень занимательно. Его нанимают, чтобы он давал повод к остротам. По предварительному плану (который вы видите на бумажке) он говорит глупость, приготовленную для себя, а клиент отвечает остротой, приготовленной для него. Словом, он дает над собой потешаться за определенную плату.

– А этот Уимпол… – гневно начал Драммонд.

– Этот Уимпол, – улыбнулся Грант, – не будет вам больше соперником. Да, кое-что у него есть – изящество, седина… Но остроумие – здесь, у нашего друга.

– Ему место в тюрьме! – вскричал Драммонд.

– Ну что вы! – возразил Бэзил. – Место ему – в Клубе удивительных промыслов.

Страшный смысл одного визита

Мятеж материи против человека (а он, по-моему, существует) стал в наши дни очень странным. С нами сражаются не большие, а маленькие вещи; и, прибавлю к этому, побеждают. Давно истлели кости последнего мамонта, бури не пожирают кораблей, и горы с огненными сердцами не обращают в ад наши города. Но мы втянуты в изнурительную, непрестанную борьбу с микробами и запонками. Вот и я вел отважную и неравную борьбу, пытаясь всунуть запонку в воротничок, когда услышал стук в дверь.

Сперва я подумал, что это Бэзил Грант. Мы собирались в гости (для чего я и одевался), и он мог зайти за мной, хотя мы об этом не договаривались. Шли мы на небольшой званый обед к очень милой, но своеобразной женщине, с которой Бэзил давно поддерживал дружбу. Она просила нас захватить с собой третьего гостя, капитана Фрэзера, известного путешественника и знатока обезьян породы шимпанзе.