Горький шоколад 2. Из пепла - Ульяна Жигалова Страница 11

Закрыв глаза, Дэн вспоминал последнее, что было до того, как его поглотила тьма. О, черт! Сергей же сказал, что Оксана утопилась! От этой мысли в груди опять зажгло углем, а приборы сошли с ума. Вокруг забегали люди, что-то кололи, под нос совали нашатырь, но он опять лишился сознания.

Привели в себя его не сразу, боль в груди не хотела затихать, дыхание никак не выравнивалось, и тут кто-то резко хлестнул его по лицу. От неожиданности он открыл глаза. Строгая женщина, лет за сорок, в больничной шапочке и маске, склонилась над ним.

– Стоять! Умирать не в мою смену! Тебя три часа вытаскивали, а ты нам всю работу насмарку! А ну держись, ты мужик или кто!

Я мужик, нет я не мужик, я мудак, думал про себя Дэн, я убийца, зачем меня спасали? Я убил и… Оксану, и своего ребенка! Какое сердце может это выдержать? Вот оно и не хочет служить такому монстру.

Его накачали успокоительными, он либо спал, либо бездумно смотрел на ширму. В палате было три человека, почему-то за ширмой лежала женщина, за другой хрипел старик. Он и не знал, что реанимация внеполовое отделение, и там все равны. Как и для смерти, тупо размышлял он. Пришел ночной санитар, приступил к вечерним процедурам – подмыть больных, сменить простынки. Молодой симпатичный парнишка, делал все быстро и аккуратно. Женщина за ширмой завозилась, стала просить девочку-санитарку, стеснялась. Однако парнишка быстро пресек разговоры, выполнил свою работу, пригасил свет и вышел.

Какая ей разница? Мальчик-девочка? Радовалась бы, что жива. И опять скрутило в узел и грудь и живот – жива, жива, он жив, а … его женщина и ребенок? И слезы потекли по вискам.

Его перевели в палату, приходил психиатр, вел беседы, убеждал что надо жить. Приходили коллеги, приносили апельсины – он смотрел тупо, интересно, почему всегда апельсины? Мысли были вялы, охватила апатия. Есть не хотелось, жить не хотелось. Сергей, детектив, пришел ругаться, злой, как черт. Увидел развалины вместо человека, и ушел, не высказав своего гнева. Приехал Бушуев, молчал сочувственно.

– Где ее похоронили? – спросил Дэн наконец.

– Ее не нашли, два дня искали тело, река унесла. Енисей, он такой, не все отдает.

– Даже могилы не будет, ты знаешь уже, что она была беременна?

– Знаю. Не буду говорить, что ты не слушал меня. Но, скажу одно – я с тобой, ты мне как сын. Надо жить. Давай жить. А что не нашли, к лучшему, думай, что она жива. Она столько перенесла, может и сейчас выживет? Думай, что она где-то там, вдали у теплого моря.

Никто из них не мог выговорить имя Оксаны, язык не слушался, только «она».

Потом пришла Ольга, как будто они и не расставались. Безупречная прическа, тонкие чулки из-под белого халата, холодные духи. Ласково погладила по лицу, поцеловала в щечку, как друг. Стала выкладывать на тумбочку баночки и судочки – суп-пюре, паровые котлетки из телятины. Заботливая, тихая, не задающая вопросов. Когда разрешили ходить, выводила в парк, сидела рядом молча и держа за руку, так что он забывал о ее присутствии.

Она же привезла его домой, он зашел со сжимающимся сердцем, но в доме было чисто, пусто, и никаких следов Оксаны. «Ну да, я же забыл забрать у Ольги ключи». Он понимал, что она стремится занять место рядом с ним, что она рада тому, что соперницы больше нет. Но думать было больно, и по большому счету, ему было все равно. Ольга постепенно привезла все свои вещи, стала вести себя хозяйкой.

Дэн вышел на работу, и жизнь покатилась вперед. Лежа без сна по ночам, он приходил в ужас – как же так, её нет, а все идет как прежде. Солнце встает и садится, идут дожди, скоро осень, люди идут на работу, живут, едят, ездят на моря, как будто на земле никогда и не было этой девушки. И он сам живёт. Пусть как робот, но живет. Дэн бросил спорт, похудел, виски покрылись легкой сединой, у губ и глаз залегли горькие морщинки.

Ольга видела, что она не сможет пробить эту стену льда, ей было обидно и жаль, жаль и себя и Дэна. Но отказываться от жизни, где все устроено так удобно, совсем не хотела. Она уговорила Дэна поехать в Ниццу – поправить здоровье. Он поехал, гулял с ней по берегу, ходил в рестораны, платил по счетам. Иногда они занимались сексом, после которого Ольга молча плакала в подушку, потому что это была чистая физиология и всё. О как она ненавидела эту сучку! Она бы ее утопила, удушила своими руками! Как она ненавидела этого отстраненного, бесстрастного Дэна! Как ей хотелось выплеснуть бокал вина в его безучастное лицо, или завизжать, или бить посуду в этом пафосном кабаке! Чтобы он хоть разозлился, хоть закричал, но проснулся! Но, воспитание наше всё, и она вежливо улыбалась, улыбалась, улыбалась.

Для себя она решила – доведет до ЗАГСа, и сразу же заведет себе любовника. Молодого, страстного и живого! Но пока было еще рано, рано, и она терпела.

Компенсация за терпение была неплохой, трижды за поездку Дэн не глядя оплатил ее хотелки. А хотелки все были от Картье, с бриллиантами, и неплохим вложением на черный день. Одна брошь, трансформируемая в заколку, вычурная роза из белого золота с прозрачными и розовыми брюликами, стоила вдвое больше ее машины. Злое удовлетворение, которое она получала, «раскрутив» Дэна, было заметно невооруженным глазом, хотя она думала иначе. Дэн все видел, все понимал, он еще раньше её рассмотрел, потому и расстался, но теперь…Теперь в душе была черная дыра, было так холодно, что чужая, черствая и жадная, но живая женщина, его устраивала.

Они уже собирались домой, когда с работы пришли жуткие вести. На стройке упал кран, погибли люди, пришла проверка, нашли нарушения. Работы остановлены по «Малой Венеции» полностью, им грозит расторжение контракта и потеря гарантии в миллион долларов, лежащей на депозитном счете.

Вернулись они поздно – на площадку их уже не допустили, доказать факт диверсии не удалось, хотя основания к этому были. Бушуев пытался помочь, но в дело вступили иные игроки, которые продавили однобокое расследование. Дэн воспринял это как Божью кару, и в душе считал справедливым. Бушуев кричал,