Пустите тупицу в Америку - Андрей Михайлович Дышев Страница 11

На исходе четвертых суток я уже стал подумывать о том, что, пожалуй, соглашусь заплатить две с половиной тысячи. Я стоял в очереди на обмывку колес, чтобы загнать машину в гараж, как вдруг в кармане запиликал мобильник. У меня даже мысли не было, что в столь позднее время может позвонить Календулов, тем не менее это был именно он.

У меня даже сердце просело от волнения, словно диссертацию писал я, и от ее качества зависела моя дальнейшая карьера.

– Сергей Васильевич, – приглушенным голосом сказал Календулов. – Мы могли бы завтра встретиться с вами?

– Да, конечно, – ответил я, напряженно думая о том, как изящнее спросить о сумме.

– Тогда я буду ждать вас в десять утра.

На этом пришлось разговор закончить. Я так и не нашел подходящих слов, чтобы выяснить, сколько же он намерен с меня содрать. «Ладно, – подумал я. – Три тысячи – и ни цента больше! На этой сумме буду стоять до последнего! Иначе, Настя обойдется мне слишком дорого».

Утром, несмотря на километровые пробки, я без опоздания приехал в академию. Календулов встречал меня в вестибюле. Едва я увидел его лицо, то сразу понял, что диссертация произвела на него шокирующее впечатление. Павел Герасимович смотрел на меня так, как ученый смотрит в микроскоп. Он крепко пожал мне руку, задержав ее в своей ладони больше, чем следовало бы. Мне показалось, что он готовит себя к трудной процедуре объявления суммы.

– Давайте пройдем в буфет, – предложил он. – Студенты сейчас на занятиях, и там никого нет.

Я оставил пальто в гардеробе, чтобы он не подумал, будто у меня во внутренних карманах спрятан диктофон. Пусть говорит со мной откровенно и прямо. Я способен трезво оценить все его доводы.

Мы зашли в буфет. Я взял два кофе и бутерброды с бужениной. Календулов, наверное, очень нервничал, поэтому с жадностью накинулся на бутерброды. Я терпеливо ждал, когда он все прожует и заговорит.

– Скажите, – сказал он, оторвавшись от чашки и переведя дух. – А вы сами написали эту диссертацию?

– Увы, – ответил я, с трудом сохраняя естественное выражение на лице.

– Вы удивительно скромный человек, – произнес Календулов. – По-моему, вы даже не представляете, что написали.

Я смотрел на Календулова уже с некоторым подозрением. С чего это он так странно заговорил?

– Такой молодой, – не без зависти сказал он, прижимая к губам салфетку. – Сколько вам лет?

– Скоро будет тридцать.

– Тридцать лет! – вздохнул Календулов. – Прекрасный возраст. Я хочу вас от души поздравить.

Он нес что-то не то. Человек, который намеревался урвать как можно больше денег, говорил бы с точностью до наоборот: что я уже не молодой, и лучшие годы прошли для меня даром, и ничего хорошего впереди меня не ждет.

– Я вас не совсем понимаю, – сказал я. – С чем вы хотите меня поздравить?

– С диссертацией! С прекрасной диссертацией!

Я смотрел на Календулова, как на умалишенного. Он меня разыгрывает? Или грубо льстит? Но зачем? Какая ему от этого выгода?

– Вы уверены, что она прекрасная? – с сомнением произнес я.

– Безусловно уверен! – ответил Календулов. – И не только я. Я долго не звонил вам по той причине, что дал посмотреть вашу работу двум ведущим специалистам в области аэродинамики. И они очень высоко ее оценили.

Я смотрел на лицо Календулова, пытаясь намертво ухватить его взгляд, но мне это не удавалось. Было похоже, что я ловил кепкой лягушку на лугу. Я шлеп, а она прыг. Я шлеп, а она прыг.

«Что ж это получается, – думал я с таким чувством, будто Календулов принимал меня за другого человека. Собственно, так оно и было – он принимал меня за физика. – Это что же Чемоданов накалякал такое? Супердиссертацию? И сам об этом не знает?»

Жесткий скептицизм сидел во мне. К своему несчастью, я был слеп и не мог составить собственное мнение о диссертации. Календулов мог заявить, что моя диссертация – это бред сивой кобылы, и я принял бы его оценку с той же неспособностью ее опровергнуть.

– Вы даже не представляете, как я рад! – продолжал Календулов. – Увы, теперь очень редко удается встретить молодых и талантливых ребят. Все таланты ушли в бизнес. Наука осиротела и превратилась в нищенку. А вы – самородок. Вы являете собой тот самый случай, когда человек сам не знает, насколько талантлив и образован…

Кажется, мое лицо начала заливать краска стыда.

– Вы совершенно не нуждаетесь в моей помощи. Вашу диссертацию не надо проталкивать, не надо заранее подкупать ученый совет, обрабатывать особо ретивых оппонентов. Ваша диссертация уже просто сама летит на утверждение! Ее даже слегка придержать надо, как молодого коня.

Я был совершенно сбит с толку. Такого поворота событий я никак не ожидал, и не испытывал радости. В моем сценарии была заложена слабая, никому не нужная, практически дебильная диссертация, написанная пожизненным неудачником. И эта диссертация при помощи мощных финансовых вливаний должна была проскочить ВАК<$FВысшая аттестационная комиссия, которая присуждает ученую степень и контролирует качество диссертаций.>, родить мне «корочку», а затем бесследно сгинуть в мусорной корзине. И чем меньше людей были бы посвящены в ее содержание, тем спокойнее я козырял бы дипломом кандидата наук перед будущим тестем. Талантливая диссертация создавала мне лишние проблемы. Она слишком высвечивала мою личность и превозносила мое имя. Это был тот редкий случай, когда реклама пошла бы мне во вред.

– По-моему, – произнес я, уставившись на черное донышко чашки, – вы меня перехвалили. Признаться, я не слишком старался, когда писал ее. Тяп-ляп, лишь бы сплавить, лишь бы протолкнуть…

– Это тем более характеризует вас как талантливого ученого, – прервал меня Календулов. – Могу представить, что бы вы написали, если бы очень постарались. Это был бы настоящий фурор в научном мире!

Под стол провалиться со стыда, и только!

– Меня беспокоит, – сказал я, демонстративно глянув на часы, – что защита диссертации может надолго затянуться.

– Нет! – категорически возразил Календулов. – Мы все сделаем достаточно быстро. Есть только одно «но»…

Он выждал паузу, глядя на мой галстук. «Сейчас как скажет, что необходимо провести