Франк Тилье - Адский поезд для Красного Ангела Страница 12

— Вы немного экстраполируете, вы полагаете, что все его действия сознательны, хотя, возможно, это не так!

— Конечно сознательны! Почему мы не обнаружили следов лактозы на теле жертвы? Он надел перчатки специально для картины, до или после того, как потрудился над Приёр, но не во время…

— Вы правы…

Я разглядывал картину, и внезапно очевидное, словно бичом, хлестнуло меня по глазам.

— Остановите меня, если я делаю неверный ход, но это же маяк из розового гранита, верно?

Инженер сунул руки в карманы. В причудливой игре света казалось, будто кисти вообще отрублены и из рукавов свисают одни запястья.

— Сто процентов, — кивнул он. — Это, вернее было бы сказать, вообще не маяк, а фонарь, целиком сделанный из розового гранита. Он находится в Плуманаке, в бретонской глухомани, как раз на Побережье Розового Гранита… Чудное место, настоящая тихая гавань… Но какая связь?

От бурного прилива крови у меня запылали щеки.

— Послушайте, если вы так хорошо знакомы с этими местами, может, скажете, есть ли там гранитные карьеры?

— Да, и множество. В частности, вокруг Плуманака. Знаете, Армориканское побережье — колыбель гранита… Бо́льшая часть наших надгробных плит оттуда… Или из Китая!

Выходя из лаборатории, я начал осознавать, насколько скрупулезно была продумана сцена преступления, словно вычерчена на миллиметровке. Точная корреляция воды в желудке и постера имела единственной целью привести меня в Бретань для поисков чего-то или кого-то в гранитном карьере. Если это действительно так, если я обнаружу знаки на Армориканском побережье, значит я, похоже, имею дело с демоническим существом, обладающим ошеломляющим интеллектом.

В лаконичном рапорте я изложил первые выводы расследования и, когда ночь еще рассыпа́ла звезды, оставил его на письменном столе Леклерка.

Уложив в оставленный возле входа в гостиную чемодан два костюма и смену белья, я вытащил из-под кровати пробковую доску. На ней располагалась моя железная дорога — кольцо рельсов фирмы «Roco», с туннелем и вокзалом, — и аккуратно поставил Куколку в ее новое свободное пространство. Серпетти нацарапал инструкцию, в которой указал способ сдвинуть с места этот миловидный паровозик.

При помощи пипетки я заполнил резервуар для воды и для масла, зажег старинную горелку, подождал, пока в котле не поднимется давление, и только после этого надавил на находящуюся в кабине рукоятку.

И произошло чудо. Под свист пара ожили цилиндры, поршни, шатуны и рычаги. Робкая Куколка двинулась по рельсам, сначала неуверенно, а через несколько секунд уже гораздо смелее. Она побулькивала водой, свистела и радостно выпускала пар. Запах давних времен, безмятежных дней разливался по комнате, словно благоухание огня, влажности… Этот запах снова ненадолго отвлек меня от моей жизни, ставшей черной, как грифель…

В тот момент, когда я закрыл глаза, передо мной возник образ Сюзанны. Она была в свадебном платье и улыбалась мне…

Глава третья

Побережье Розового Гранита скорбно свидетельствовало о гневе земли и живой силе эрозии. Стоящие под опасным углом, словно бросая вызов равновесию, гигантские скалы рассекали бирюзовые воды, словно стройные статуи, нацепившие запоминающиеся имена: «Мертвая голова», «Черепаха», «Папаша Требёрден» или «Спящая женщина». Из этого хаоса выбивалась осязаемая красота Плуманакского маяка, прочно укрепленного на своем гранитном основании и обратившего свой каменный взгляд в ультрамариновые глаза открытого моря.

Прежде чем прибыть в Перро-Гирек, где, судя по указаниям разложенной на пассажирском сиденье топографической карте, располагался самый крупный гранитный карьер в регионе, я проехал по побережью на восток и пересек старый мост над пересохшим руслом.

Логика, определенная убийцей, привела меня сюда, и я надеялся, что шестьсот километров пути не застрянут острой костью в моем горле.

Подъехав к предприятию, я не стал вчитываться в призванные отпугнуть туристов надписи на предупредительных щитах и припарковался в непосредственной близости от забоя, на земляной осушенной площадке, где экскаваторы, самосвалы и отбойные молотки сдирали с отвесных стен розоватую корку.

Едва я вышел из машины, какой-то тип в защитной каске преградил мне дорогу своим пахнущим дубовой бочкой мощным телом.

— Вы что, читать не умеете? — прорычал он.

— Комиссар Шарко, уголовная полиция Парижа. Вы тут главный?

Он не присматривался, а, скорее, принюхивался ко мне, как дикий зверь:

— Не, главный внизу. Могу глянуть вашу бумажку?

Я сунул удостоверение ему под нос:

— Проводите меня к нему.

Он протянул мне ярко-желтую каску и, не глядя в мою сторону, буркнул:

— Чё, чё-то серьезное?

Я впился в него взглядом:

— Именно это я и хочу узнать.

Он смачно сплюнул в пыль:

— Разбирайтесь с хозяином, меня не касается.

Забой раскрылся передо мной как гигантская кровоточащая рана. Все оттенки розового цеплялись за стены, повторяя движение деформаций и трещин. После головокружительного спуска в металлической клетке, приводящейся в движение системой блоков, я оказался на дне шахты. То, что с поверхности представлялось крошечными муравьишками в касках, обрело округлые человеческие формы. Я не мог отвести взгляда от луж, испещривших пыльную почву. Стоячая дождевая вода с вкраплениями гранитной пыли и водорослей. Точная копия той, что была взята на анализ в желудке жертвы. Нежный голос внутри черепной коробки сказал мне, что я на верном пути…

К моему великому разочарованию, мои вопросы к персоналу не выявили ничего особенного. Трудно добиться результатов, не зная, чего хочешь. Будто слоняясь в огромной пустой комнате, спрашиваешь себя: «Чем мне сегодня заняться?» Возможно, я надеялся на очевидность. Но госпожа Очевидность решила держаться подальше от меня, пришлось с этим смириться.

Наступающий вечер положил временный конец моей одинокой прогулке. Я не сетовал. После восьми часов езды ныла спина, глаза распухли, точно налитые, мне очень хотелось спать. Устроившись в ближайшем отеле, я отдался во власть цветущих лугов сна, которому на сей раз ничто не помешало…

С меня было довольно. Посещение еще двух предприятий — и две новые неудачи.

Около полудня в бистро возле пляжа я проглотил сандвич с крабом и ринулся обследовать Трегастель — последний карьер в окрестностях Плуманака. Психологически я уже был готов вернуться в Париж с грузом разочарований в карманах…

Когда меня доставили на дно карьера, главный инженер, тощий верзила с резкими чертами лица, словно вытесанного зубилом в скале, даже не счел нужным выйти мне навстречу. Я уже собирался наброситься на него, когда, пошептавшись и обменявшись недоверчивыми взглядами с одним из своих приближенных, он знаком подозвал меня.

— Комиссар Шарко, уголовная полиция Парижа.

— Уголовка здесь, в этой дыре посреди дыры? За что такая честь?

— Не могли бы мы поговорить в другом месте, а то ничего не слышно?

В нескольких метрах от нас гусеничный экскаватор с оглушительным грохотом вывалил на землю гранитный бой. Никто не отреагировал. Мы были далеко от приглушенной атмосферы парижских кабинетов.

Я зашел в каптерку, какую-то коробку из мятого металла, где было пыльно, как в мусоросборнике пылесоса. Из боязни испачкать костюм, я предпочел стоять.

— Скажите, что вам надо, комиссар, и, пожалуйста, постараемся управиться поскорей. Сегодня мне полагается вытащить еще двадцать кубов, а парни безответственные, хуже морского гребешка, их нельзя надолго оставлять одних.

Я повторил слова, уже сказанные вчера и сегодня утром:

— Мне бы хотелось знать, не замечали ли вы в период времени между маем две тысячи второго и сегодняшним днем странных событий, особенных происшествий, чего-то необычного.

Он сдул с каски гранитную пыль. Моя куртка покрылась пыльными созвездиями.

— Пф-ф… Простите… — почти весело бросил он. — Костюм не лучшая форма одежды для такого предприятия.

Я испепелял его взглядом:

— Пожалуйста, ответьте на мой вопрос.

— Нет, ничего особенного. Здесь, уж простите за грубость, вы в жопе мира. Единственное, что мы видим на поверхности, — это самолеты над нашими головами и чаек, гадящих нам на каски.

— Никакого воровства, повреждения оборудования, подозрительного поведения рабочих?

— Ничего подобного.

— Может, вы видели, как кто-нибудь набирал воду из луж?

— Но… я ничего не знаю! Что вам здесь надо?

— Я расследую дело об убийстве.

Его лицо превратилось в маску ужаса.

— Здесь? В наших краях?

— Под Парижем. Но несомненные улики привели меня сюда.

Я задал ему другие вопросы, которые тоже ничего не дали. Впрочем, к этому я был готов.