Наталья Александрова - Это был не сон Страница 12

– Что ты несешь? – Он громко сглотнул. – Ты сама ко мне пришла.

– Правильно, пришла, по телефону позвонить и плащ зашить, потом выпила кофе и потеряла сознание, а дальше что было? Говори, говори, не стесняйся.

– Да не подсыпал я тебе ничего в кофе! Вот, нормальный кофе, «Паула», я сам его пил.

– Ну-ну, – прищурилась я, – с чего бы мне тогда в обморок грохаться, за мной такого никогда не водилось!

– Я и сам удивился, испугался даже.

– Вот и вызвал бы «скорую», отправил в больницу, чем в постель укладывать.

– Я Генке позвонил, тут на третьем этаже сосед, приятель мой, живет, он спустился, тебя посмотрел.

– Еще и Генка! – вскипела я. – Мало мне одного, еще и Генка тут ошивался!

– Да ты что? Он хирург, в Эрисмана работает. Правда тебе, как я вижу, психиатр бы не помешал, ты женщина со странностями.

Я хотела было обозвать его тоже по-всякому, но взяла себя в руки. Надо скорее все выяснить и уходить, а то мы до утра проругаемся.

– Продолжай.

– Вот, он посмотрел, сердце послушал, пульс, зрачки – говорит, все нормально, она спит. Это, говорит, у женщин бывает.

– Классный специалист!

– Да, говорит, пойду в восемь утра на дежурство, загляну, посмотрю еще раз. Звонит ко мне в восемь, а тебя уже и след простыл.

– Что-что? А ты где был?

– Что слышала! Я спал тут, в маминой бывшей комнате, а ты вон там, на том диване.

– Так я тебе и поверила!

– А это уж как хочешь – сухо сказал он, – но только так и было, и в кофе я тебе ничего не подсыпал, надо больно.

Я поняла его намек – раз я ему не верю, то и он мне тоже.

– Ну, хорошо, допустим, но потом-то что было? Ведь я же помню, где очухалась в понедельник, ты же не будешь утверждать, что ничего не было?

– Зачем тебе это надо знать, раз ты все равно ничего не помнишь? – Он нервничал.

– Рассказывай уж, – устало проговорила я.

– Ты пришла ко мне вечером в воскресенье, часов в одиннадцать. Сама пришла, сказала, что хочешь у меня остаться.

– А что еще я говорила?

– Не помню.

– Потом? – машинально спросила я.

– Потом пошла в ванную, потом вернулась. Подошла ко мне. Слушай, я же не извращенец все в подробностях пересказывать! – возмутился он.

– Не надо, – глухо сказала я и отошла к окну.

Мне не хотелось, чтобы он видел мое лицо. По всему выходило, что он не врет, что я действительно отсутствовала где-то все воскресенье, но что, черт побери, со мной случилось и почему я ничего не помню? Из кучи нечистот за окном кухни выскочила здоровенная крыса и уселась, глядя мне прямо в глаза и шевеля ушами. Мне стало совсем тошно.

– Ты сама ко мне пришла, – повторил Кирилл.

– Сама пришла, а ты и рад! – не выдержала я. – Все вы одинаковые – любая к тебе в дверь постучится, ты ее примешь.

– Не любая… – усмехнулся он.

С первой встречной он бы не стал. Просто эта девушка ему очень понравилась еще там, в комнате у Марии Михайловны. Он увидел ее, как тогда, – красивая женщина с серо-голубыми глазами, глазами цвета балтийской волны, с восторженным изумлением рассматривает старинный фарфор у себя в руках. Когда в воскресенье утром она исчезла, он смирился и не стал ее разыскивать. Но, когда вечером она пришла к нему сама, он поверил в чудо. Не может же человеку все время быть плохо, должна же судьба преподнести когда-нибудь неожиданный подарок! Он ошибся, чудес не бывает. Принцессы не стучатся в дверь к бедным трубочистам в реальной жизни.

Похоже, он свалял дурака, когда с ней связался. Девушка явно со странностями, может у нее шизофрения, раздвоение личности? Не может быть, чтобы она ничего не помнила! Он оглядел всю ее поникшую фигуру – нет, правда, она очень расстроена. И не верит ему, считает его чудовищем.

– Как ты себя чувствуешь? – помимо воли спросил он.

Я вскочила на ноги.

– Считаешь меня ненормальной? Раньше надо было думать. Тогда небось думал, что это ты такой необыкновенный, что к тебе женщины на дом приходят!

Он помрачнел и отвернулся.

– Да, думал, раз в жизни повезло, а оказалась не то больная, не то уколотая.

– Вот и поговорили. Я пойду. – Я кинулась к двери, чтобы он не видел моих злых слез.

Господи, зачем я притащилась тогда к нему, что я в нем нашла?!

– Подожди, я провожу, оденусь только.

– Обойдусь! – Я уже была на лестнице.

Во дворе было темно. Я кое-как доковыляла до подворотни и в следующем дворе, увидев огоньки на Зверинской, приободрилась. Сейчас дойду до метро и поеду домой к Аське, а то совершенно забросила ребенка. Я уже подбегала к подворотне, как вдруг из темного угла выскочил мужик, и потная волосатая лапа схватила меня за плечо. От неожиданности я вскрикнула, мужик радостно заржал. От него несло перегаром, и вообще он был здорово пьян, но не настолько, чтобы была нарушена координация движений. Он начал меня лапать, я молча вырывалась.

– Витек, кто там у тебя? – Из дальнего конца двора подгребали к нам еще двое.

Я уже открыла рот, чтобы заорать, не надеясь, впрочем, на успех, когда услышала спокойный голос Кирилла:

– Витек, отпусти девочку.

– Кирюха! – восхищенно завопил Витек. – Дак это твоя, что ли? А чего же она тогда одна бегает?

– Да вот, такая нетерпеливая, все ей надо скорее.

Кирилл обнял меня за плечи и привлек к себе.

– Ну, привет тогда, гуляйте. – И Витек нетвердыми шагами удалился.

Его приятели наблюдали за нами со стороны. Я прижалась к Кириллу, и мы не спеша побрели по Зверинской улице. Не то чтобы мне очень хотелось это делать, просто, похоже, у меня не было выбора. Мы молча дошли до Кронверкского, там он первый убрал руку. На станции метро я сказала ему на прощание:

– Ну и знакомые у тебя!

– Я здесь вырос, – ответил он, не вдаваясь в подробности.

– Много шляешься! – приветствовала меня Галка дома.

Насмерть разобиженная Аська уже спала в обнимку с медведем.

Пока я ужинала, Галка тоже соблазнилась выпить чая, тем более, ей хотелось узнать, где же я пропадала допоздна.

– Скажи, Галка, вот живет человек совсем один, но не старый, сорока нет, в квартире полная нищета – что бы ты подумала?

– Пьющий, – без колебаний ответила Галка.

– Да? – усомнилась я. – Вроде не похоже, сам ходит чисто, бедно только. И бутылок пустых нигде не видно.

– Тогда запойный, – спокойно ответила Галка.

– Как это?

– Ну ты, Танька, как палкой с неба сшибленная. Не знаешь, что у людей запои бывают?

– Знаю, конечно, но… я думала, это старики какие-нибудь, опустившиеся совсем.

– И вовсе нет. Вот человек живет полгода спокойно, работает, все него хорошо, потом вдруг – раз! – запой, все продаст и пропьет, его лечат.

– Снятие запоев на дому?

– Это все фигня! – Галка с пониманием махнула рукой. – Пока организм сам не остановится, запой не пройдет. Этот твой знакомый женат когда-нибудь был?

– Вроде говорили, жена его бросила, – неуверенно вспомнила я.

– Вот видишь, все сходится! – обрадовалась Галка. – С запойным долго никто не выдерживает. У меня в детстве сосед такой был дядя Леша. Когда трезвый – чудо-человек, добрый, руки золотые, а как запьет – всем двором от него прятались. Так что не сомневайся, запойный он!

Я вспомнила про сегодняшнего пьяного Витька и с неохотой согласилась.

Я еще повозилась немного на кухне, простирнула кое-что, чтобы не ложиться спать, потому что не хотелось оставаться наедине с плохими мыслями, потом вошла в комнату и села на диван. Все вокруг было таким привычным, у Галки тихонько бормотал телевизор, Аська посапывала во сне так уютно, неужели мир дал трещину? У меня было такое ощущение, что я иду по краю пропасти и все равно не смогу удержаться и скоро упаду. Что за провал в памяти? Неужели я больна? Не может быть, я просто не могу себе этого позволить, ведь у меня Аська. Я внезапно осознала, что, несмотря на то что мы с ней живем в большом цивилизованном городе, что, несмотря на то что у меня есть муж, хоть и бывший, свекровь и родители, у нее никого нет, кроме меня, а у меня – кроме нее. Если со мной что-то случится, что будет с ребенком? Она никому не нужна, это только разговоры, как все они любят внучку. Нет уж, шутки в сторону, я не дам так просто с собой расправиться. Надо взять себя в руки и постепенно вспомнить все, как Шварценегер в моем любимом фильме. А как я буду это вспоминать? С помощью карандаша и бумаги.

Помню, еще давно, когда мы жили с бабушкой, была в доме соседка Зоя Семеновна, которая постепенно впадала в маразм. Сначала она все забывала, все время жаловалась, что ее обокрали, потом перестала узнавать соседей, ее дочка очень с ней мучилась. «Склероз, – говорили в доме, – у всех стариков бывает». Мне было семь лет, и я спросила бабушку, почему у нее нет склероза.

«Есть, – вздохнула бабушка, – только я все записываю, не надеюсь на память».

Действительно, вся стенка платяного шкафа изнутри у нее была обклеена записками. Там была куча полезных сведений – о работе химчистки и прачечной, когда надо размораживать холодильник, когда идти на почту и так далее.