Ольга Лаврова - Подпасок с огурцом Страница 12

-- Надо же! -- Руднева роняет неопределенный смешок и берет портсигар, который собирается купить. -- Он мне нравится, Альберт, но цена невозможная!

-- Я предупреждал: Фаберже -- это серьезно. Ты взвесь на руке -- какая сладкая тяжесть. А работа? Не работа -- сон! Удосто-верься -- проба и клеймо.

Он подает Рудневой лупу, та изучает портсигар. Альберт опять прибегает к "Искусству Фаберже".

-- Вот полюбуйся, точно такой портсигар в коллекции леди Таркс. А леди, как известно, это жена лорда. На международном аукционе...

-- Я не леди, и мы не на международном аукционе. Так что делим твою цену пополам, и с этой суммы начинаем торговаться.

-- Но мы и не на барахолке, дорогая моя!

-- Ах, перестань, Альберт, я не маленькая. Что за покупка без торговли!..

На кухне курят и спорят о краже в краеведческом музее.

-- Я слышал в другой редакции, -- авторитетно заявляет плот-ный мужчина в очках. -- Пришли трое в масках, сторожа связали, директору нож к горлу -и он сам все поснимал и отдал. Полотен пятнадцать, кажется, мирового значения имена!

-- Брехня, не верю, -- говорит лощеный красавец средних лет, художник Цветков.

-- Но, представьте, кто замешан -- Кипчак! Его таскают на Петровку!

-- Меня тоже вызывали на Петровку, а я ж не замешана, -- возражает Муза.

-- Тебя вызывали? -- подскакивает Тамара. -- Музочка, расска-жи!

-- Нет, просили не разглашать.

Она нетерпеливо посматривает на закрытую дверь спальни.

-- А я говорю -- брехня! -- твердит Цветков. -- Знакомый недавно ездил, картины на месте.

-- Совершенно верно, -- берет слово Томин. -- Я объясню, в чем фокус. Все сделал директор -- гениальный человек. Сначала он потихоньку заменил картины копиями, давно уже. Потом разыграл липовую кражу для отвода глаз. Утащил эти самые копии и спрятал так, чтобы милиция обязательно нашла. Ну, милиция и нашла. Повесили их назад, все довольны. Вот и выходит, что картины на месте, да только не настоящие!

-- И что же, директор сознался?

-- Нет. Так и сяк с ним бьются -- молчит.

-- Учитесь у Саши: не успел приехать с юга и уже все выведал.

-- Брехня. Откуда ему?

-- Зачем обижаешь? Можно сказать, из первых рук! -- с южным темпераментом реагирует Томин. -- Со мной в соседнем номере большой юридический чин. Имеет полные сведения. Посидели за столом раз-другой, и он мне доверительно как любителю искусст-ва и надежному человеку. Так что прошу -- между нами.

-- Стало быть, директора упекли? -- спрашивает Цветков и внимательно смотрит в лицо Томину.

-- Кто сказал? Гуляет директор. Знать про него знают, а дока-зать не могут. Того гляди, дело совсем закроют.

-- И в какой гостинице живут такие осведомленные люди? -- не отстает Цветков.

-- Где я, по-твоему, останавливаюсь? В "России", конечно.

Томин сознательно выдает дезинформацию относительно Пчелкина. Что в четверг сказано у Боборыкиных, то в пятницу облетит всю коллекционерскую Москву и, может быть, достигнет ушей того, на кого рассчитано, -- так думает он, внешне строго выдерживая рисунок своей роли: простодушное дитя юга с толс-той сумой.

Издали на него нацелился Альберт.

-- Додик! -- зовет он. -- Займи даму, благо вы знакомы, -- Альберт кивает на Рудневу. -- Она мне больше не нужна.

-- Бу сделано.

И они расходятся. Додик -- к Рудневой, Альберт -- на новую охоту.

-- Не мерзнешь в Москве? -- понибратски хлопает он Томина по плечу.

-- Ничего, у нас в горах тоже снег.

-- Но внизу тепло.

-- Иной раз и жарко.

-- Хорошо! Но пить хочется, слушай. Чай небось пьешь.

-- Пьем чай. Вино пьем. Коньяк пьем. Мацони пьем. Боржоми пьем. Все, что для здоровья, -- все пьем.

-- Чашки нужны, слушай. Хочешь антикварный сервиз? Недо-рого.

-- Посуда своя. Хватает посуды.

-- Посуда! Посуда -- это стаканы-ложки, сковородки. Я тебе фарфор предлагаю. Художественный фарфор Поповского завода. Знаменитейший поповский фарфор! Кого хочешь спроси.

-- Нет, посуда есть, -- упирается Томин. -- Посуду покупать незачем. Вот Сарьяна я бы взял.

-- Значит, сервиз не хочешь. А в бильярд играешь?

-- Немного могу.

-- Молодец, люблю. Айда сыграем: твой урюк -- мой сервиз. А потом про Сарьяна поговорим.

Он тянет за собой Томина. Не в пример Боборыкину Альберт действует открыто и беззастенчиво. Поэтому всегда найдется и свидетель и комментатор:

-- Наивный человек. С Альбертом в бильярд! Босой по шпалам домой пойдет...

Цветков подкатывается к "приживалке":

-- Тася, узнайте у Додика фамилию этого Саши. Только... -- он прикладывает палец к губам. -- Я хочу над ним подшутить...

...Гости расходятся с "четверга". У подъезда дома Боборыкиных стоит машина, Томин для вида копается в моторе, косясь на дверь. Оттуда под руку с Додиком появляется Руднева.

-- Эге, засел? -- говорит Додик. -- Ищем запасную свечу. -- С серьезным видом он шарит в боковом кармане.

-- Свечи целы, подержи фонарик. Тут малюсенький контакт... Оп, и готово. -- Томин закрывает капот. -- Заднее сиденье, как видишь, занято, но даму подвезу с удовольствием.

Руднева усаживается и оглядывает заднее сиденье, заваленное свертками.

-- С приобретением вас!

-- Спасибо. Вас по-моему, тоже?

-- В общем, да, -- чуть замявшись, признается Руднева.

-- Чудесно. -- Томин трогает машину.

Они катят по вечернему городу и вскоре болтают уже по-приятельски.

-- Чуть не забыл! -- восклицает Томин и тормозит, немного проехав телефонную будку. -- С вашего разрешения, крошечный звонок. Задержался я у Боборыкиных, надо перед одной знакомой извиниться.

В автомате он говорит вполголоса:

-- Петр Сергеич? Это я. Спешу. Два слова. Срочно номер в гостинице "Россия". Сегодня я должен там ночевать. И я там уже три дня живу, понял?.. Свяжусь попозже.

x x x

В краеведческом музее все по-прежнему, все так же сквозь высокие окна бывшего купеческого особняка светит случайное декабрьское солнце на две "талановские стены", на парчовые кресла и мраморный столик. Все по-прежнему, и Пчелкин пока тут, только вместо "Инфанты" -- пустой квадрат.

Студенты художественного училища разглядывают картины и переговариваются.

-- Ну и как? -- спрашивает Зыков. -- Узнаете свои работы?

-- С одной стороны, как будто да, с другой -- как будто и нет.

-- Я могу сказать, что в основе натюрморт мой, некоторые детали помнятся, мазки. Но он подправлен, и заметно.

-- И у меня!

-- Да, кто-то по ним лихо прошелся.

-- А главное -- мы не обрабатывали под старину.

Зыков не обескуражен, такую возможность он предвидел.

-- Хорошо, ребята, а если допустить последующую доработку, вы узнаете свои копии? Или сомневаетесь? Вот вы, например?

-- Я не сомневаюсь. У меня здесь три облачка, а в подлиннике было еще одно, такое тающее в вышине. Я его писать поленился.

-- А вы?

-- Мы, конечно, старались, товарищ следователь. Но кое-что все-таки упрощали. Кое-где грешки просвечивают.

-- Таким образом, на данный момент в музее находятся сделан-ные вашей группой копии. Все изменения были внесены кем-то без вашего ведома и уже после того, как деканат зачел копии за курсовые работы. Правильно?

-- Правильно, -- вразнобой подтверждают студенты.

-- Моей копии нет, -- выступает вперед хорошенькая синегла-зая девушка.

-- А что вы копировали?

-- "Инфанту с яблоком" Веласкеса.

-- Ясно. Вам ясно, товарищ Пчелкин? -- адресуется Зыков к директору, уныло подпирающему колонну.

-- Мне ясно, но мне до лампочки. Я сдаю дела.

Девушка трогает Зыкова за локоть и отводит в уголок посек-ретничать.

-- Скажите, вот это... что копии дорабатывались без нашего ведома и после сдачи... Это для следствия важно?

-- Чрезвычайно важно.

-- Тогда я обязана сообщить -- с "Инфантой" было иначе...

-- Слушаю.

-- Понимаете, напросилась я на эту практику, деньги были позарез нужны. Но Веласкес оказался мне абсолютно не по зубам. Никак не давалось лицо, платье... И как-то так вышло, что Антон Владимирович начал мне помогать... В сущности, копия скорей его, чем моя.

-- А кто такой Антон Владимирович?

-- Наш руководитель практики. Цветков.

x x x

Если бы девушка смолчала, нашлись бы и другие выходы на Цветкова. Но этот оказался кратчайшим. Через несколько дней следователь уже располагал достаточным, как он считал, матери-алом для допроса.

И вот Цветков на Петровке. Но, против ожидания, довольно хладнокровно сдерживает натиск Зыкова и не дает ему набрать темп.

-- Я не стремился руководить практикой, -- не спеша объясня-ет Цветков. -- Меня уговорили, потому что от училища некому было поехать.

-- Вы собственной рукой вносили поправки в работы студен-тов?

-- В подобных случаях это не принято.

-- Значит, не вносили?

-- Студенты должны выполнять курсовые самостоятельно.

-- Меня интересует, как обстояло дело в данном случае.

-- Вероятно, на секунду-две я брался за кисть, в минимальных пределах.

-- Вам известно, что украденные картины были заменены копиями, сделанными под вашим руководством?