Александр Смирнов - Вавилонская башня Страница 12

Штурмбанфюрер подошёл к штандартенфюреру и подал ему инструкцию с подробным маршрутом следования, под которой красовалась подпись командира роты.

— Как видите, никакого болота там и в помине нет. Рота должна была обойти его, выйти к балке, развернуться цепью и начать прочёсывание.

Штандартенфюрер удивлённо прочитал документ несколько раз и уже более спокойным голосом спросил:

— Тогда зачем он забрался туда?

— Молодость, — ответил штурмбанфюрер.

— Причём тут молодость?

— Хотел показать, что он умнее руководства. Решил сэкономить часа три — четыре.

— Чёрт бы их побрал этих выскочек! И это перед самым началом…

Перед началом чего, штандартенфюрер так и не объяснил. Закончив совещание, он отпустил офицеров, а штурмбанфюрера попросил остаться.

— Что у вас с вашим агентом? Политрук, кажется, его кличка?

— Так точно, господин штандартенфюрер.

— Меня интересует, чем он сейчас занят.

— Ищет подходы к командиру.

— И каковы успехи?

— Похвастаться пока нечем. Очень осторожен. Никого к себе не подпускает. Агент вошёл в доверие к заместителю командира.

— Шольц, вы слишком затянули с этим отрядом. Пора кончать с ним.

— Прочёсывания малоэффективны, господин штандартенфюрер.

— После гибели целой роты, я это понимаю. Кстати, а каковы потери партизан?

— Один человек.

— Всего?

— И того убил наш агент. Командир роты узнал агента и решил поведать об этом всем партизанам. Один услышал, поэтому агент вынужден был его убрать.

— Сколько бойцов было с той стороны?

— Пятеро.

— Вероятно, командир отряда тоже имеет свой источник информации, иначе расстрел целой роты был бы невозможен, толи говорил, толи рассуждал вслух штандартенфюрер.

— Надо выманить весь отряд и устроить им засаду так, как это сделали они.

— Но если командир имеет независимый источник информации, он легко обнаружит западню.

— Вот и подумайте об этом. Сколько вам нужно времени для разработки операции?

— Для детальной разработки — неделя.

— Сейчас война, Шольц. Через неделю здесь будут русские. Три дня максимум. И вот ещё что: пока вы готовите операцию, поручите своему агенту сделать кадровую перестановку в отряде. Пусть командиром отряда станет его заместитель.

Процесс съедания собственной шапки происходил под хохот и улюлюканье партизан. Кто-то катался от хохота по траве, кто-то давал советы, а иные морщились и отворачивались, глядя на кислую физиономию радиста.

— Ты куски помельче нарежь, оно и проскочит!

— Лучком закуси, не так противно будет!

— Небось, в следующий раз думать будешь, прежде чем спорить!

Но, ни от советов, ни от наставлений радисту не становилось легче. Проглотив очередной кусок шапки, парень покраснел, схватился руками за рот и побежал к кустам.

— Эй, мы так не договаривались! — кричали ему в след. — Выкидывать нельзя!

Но радист ничего не мог с собой поделать. Из кустов донеслись характерные звуки. Части съеденной шапки покидали своего хозяина через тот же путь, через который в него и попали.

— Брэк, брэк, — крикнул Пётр, — достаточно.

Он подошёл к кустам, чтобы помочь проигравшему.

Радист стоял на коленях с зелёным лицом, из глаз текли слёзы, а изо рта свисали слюни.

— Достаточно, — сказал ему Пётр. — Пошутили и будя. Будем считать, что обещание своё ты выполнил.

Радист посмотрел на разведчика, как будто тот даровал ему жизнь, а не прекратил этот отвратительный балаган.

— А ещё говорил, что ты с командиром на дружеской ноге.

— Я этого не говорил.

Однако Пётр как будто не слышал этого.

— Командир никогда не остаётся с тобой наедине. Он всегда в окружении своих помощников, а это значит, что он тебе не доверяет.

— Неправда. Когда я принимаю сводки из центра, мы с ним остаёмся одни — в это время в землянке никого нет.

— Ну и когда же это бывает?

— По средам с шестнадцати до семнадцати часов.

— А то, может быть, ещё поспорим?

— Запросто. Тогда ты съешь свою шапку.

Штурмбанфюрер ходил по кабинету и потирал от удовольствия руки. Операция, которую он разработал, была феноменальной. Политрук сидел на диване и внимательно слушал своего шефа.

— …Когда радист пойдёт к командиру, перехватишь его у самой землянки и уничтожишь. После этого войдёшь в землянку и уберёшь командира. Представишь это так, что это радист убил командира, а ты, пытаясь его защитить, убил радиста. В этом случае доверие к тебе со стороны Кузьмы возрастёт. Он естественно становится командиром, других вариантов в отряде просто нет. А далее слушай внимательно: Сольёшь ему информацию, что в помещение городской водокачки будет проводиться совещание командного состава всей группировки. Скажешь, что охрана будет обычная. Если Кузьма захочет проверить эту информацию по другим каналам — пусть проверяет, информация достоверная. Он не откажется от случая разгромить весь наш командный состав. Сил для обычной охраны у отряда хватает.

— В чём же заключается весь фокус?

— А фокус заключается в том, что наша группировка готовится к отступлению. На совещание все командиры получат приказы и сразу после его окончания приступят к отводу войск.

— А в чём изюминка?

— Изюминка в том, что на территории водокачки будут собраны все ударные части, а не просто охрана. Отступление начнётся после того, как партизанский отряд будет уничтожен.

— А почему выбрано такое странное место — водокачка?

— Это самое высокое место в городе. Русские находятся в непосредственной близости. Надеяться на связь, значит подвергнуть опасности весь командный состав. Наблюдение за противником будет производиться непосредственно с водокачки.

— Умно придумано.

— А разве мы похожи на дураков?

— Что делать мне во время разгрома отряда?

— Держись подальше от водокачки. После завершения операции разыщешь меня. Пропуск у тебя есть.

В среду радист, как и полагалось, шёл в землянку к командиру отряда, чтобы осуществлять связь с центром. Не доходя метров десять до землянки, он услышал сзади себя шаги. Радист обернулся и увидел Петра.

— А откуда у тебя новая шапка? — насмешливо спросил он.

— Выдали, — обиженно ответил радист.

— Махнём не глядя? — разведчик подбросил вверх свою.

— Пётр, не задерживай, я тороплюсь к командиру.

— Ну, иди. Я тебя могу здесь подождать.

— Я нужен тебе?

— Дело есть.

— Какое?

— Если секундочка есть, могу на ушко шепнуть.

Радист подошёл к Петру и подставил своё ухо. Тот обернулся, убедился, что вокруг никого нет, вытащил нож и ударил радиста. Тот не успел даже крикнуть. Пётр спрятал мёртвое тело в кустах и пулей влетел в землянку.

За столом сидел командир и ждал радиста.

— Не ожидал меня увидеть, барон? — спросил Пётр.

— Ожидал, но только не здесь. Где радист?

— Сейчас ты встретишься с ним.

В руках разведчика сверкнуло лезвие кинжала. Он замахнулся, чтобы метнуть его, но рука неожиданно была кем-то перехвачена. Чья то неистовая сила резко повернуло запястье. От нестерпимой боли потемнело в глазах. Кинжал упал на пол. Пётр повернул голову и увидел Ферзя.

— Руку отпусти, больно! — закричал политрук.

Вместо этого Ферзь вывернул руку ещё сильнее. В костях что-то хрустнуло.

— Я спрашиваю, где радист? — повторил свой вопрос командир.

— В кустах, — проскулил Пётр.

Огромный кулак Ферзя, как молот, описал дугу и опустился политруку на голову. Пётр, как подкошенный, распластался на полу без сознания. Ферзь выбежал из землянки и побежал к кустам.

Когда Политрук пришёл в себя, руки и ноги его были связаны. В землянке кроме командира находились Ферзь и Кузьма.

— Очухался гад, — доложил командиру Кузьма.

— Я вижу.

— Молись, сволочь, — прорычал Ферзь и снова занёс над Петром свой молот.

Политрук шарахнулся от смертоносного оружия в сторону и на четвереньках со связанными руками и ногами подполз к командиру.

— Товарищ полковник, он же убьёт меня!

— Тамбовский волк тебе товарищ, — Кузьма со всего размаху ударил Политрука сапогом в живот.

Тот взвыл от боли и умоляюще посмотрел на командира.

— Я не виноват. Они заставили. Меня пытали.

— Лучше бы они тебя убили, гниду! — снова прорычал Ферзь.

— Не убивайте меня! Я вам ещё пригожусь! Я владею очень важной информацией.

— Сейчас мы тебя попытаем и узнаем всю твою информацию, а ты сравнишь, кто лучше пытать умеет, — не унимался Ферзь.

— Андрей Петрович, миленький, пощадите!

— Какой же я тебе миленький, если ты меня только что хотел убить?

— Я же вам говорю, это не я. Это всё Шольц.