Арнальд Индридасон - Голос Страница 12

— Вы ведь уже несколько дней живете в отеле. Почему вы не попробовали встретиться с Гудлаугом сразу?

— Но… разве вы мне не сказали, что он умер? Что вы имеете в виду?

— Вы не захотели встретиться с ним сразу же? Хотя так мечтали о встрече с ним, по вашим словам. Почему вы так долго тянули?

— Он сам назначил время и место. Боже всемогущий, куда я вляпался?

— Как вы установили контакт с ним? И что вы подразумеваете под «односторонним обожанием»?

Генри Уопшот посмотрел на Эрленда.

— Я имею в виду… — начал Уопшот, но Эрленд не дал ему закончить.

— Вы знали, что он работал в этом отеле?

— Да.

— Откуда?

— Выяснил. Я всегда стараюсь получше изучить предмет моего интереса. Коллекционер не может иначе.

— И по этой причине вы поселились в данном отеле?

— Да.

— Вы намеревались купить у него пластинки? — продолжал Эрленд. — Для этого вы и познакомились? Два коллекционера, объединенных общей страстью?

— Как я сказал, я не был с ним знаком лично, но собирался познакомиться.

— Объясните точнее.

— А, вы не имеете ни малейшего представления, кем был этот человек, ведь так? — проговорил Уопшот, похоже удивленный невежеством Эрленда.

— Он был сторожем, швейцаром и Дедом Морозом, — ответил Эрленд. — Есть еще что-то, что мне следовало бы знать?

— Вы знаете, на чем я специализируюсь? — спросил Уопшот. — Не думаю, что вам многое известно о коллекционерах вообще и о собирателях пластинок в частности. Так вот, как правило, коллекционер является экспертом в какой-то определенной области. Просто уму непостижимо, что люди могут собирать. Я слышал об одном человеке, который собирал пакеты для блевотины всех авиакомпаний мира. Я также знаю одну женщину, коллекционирующую волосы кукол Барби.

Уопшот посмотрел на Эрленда.

— Вы знаете, на чем специализируюсь я? — повторил он.

Эрленд покачал головой. Он не был полностью уверен, что правильно понял про пакеты для блевотины. И что это еще за история с куклами Барби?

— Я специализируюсь на хорах мальчиков, — провозгласил Уопшот.

— Хоры мальчиков?

— И не только хоры мальчиков. Моя истинная страсть — певчие мальчики.

Эрленд засомневался, все ли он понимает, что говорит ему собеседник.

— Певчие мальчики?

— Да.

— Вы собираете пластинки с голосами мальчиков?

— Да. Я, конечно, собираю и другие пластинки, но поющие мальчики, как бы это сказать, — моя страсть.

— Какое отношение ко всему этому имеет Гудлауг?

Генри Уопшот улыбнулся. Он потянулся за черным кожаным портфелем, который был при нем. Открыл его и достал маленький конверт с пластинкой на сорок пять оборотов. Затем извлек очки из нагрудного кармана, и Эрленд заметил, как на пол выскользнул белый листок. Эрленд нагнулся за ним и прочитал зеленую надпись: «Бреннер».

— Благодарю вас, — сказал Уопшот. — Салфетка из немецкого отеля. Собирательство — это настоящая болезнь, — добавил он, как бы извиняясь.

Эрленд кивнул.

— Я намеревался попросить его подписать этот конверт для меня. — Уопшот протянул Эрленду пластинку.

На конверте золотыми буквами дугой значилось имя «Гудлауг Эгильссон»; с черно-белой фотографии Эрленду улыбался аккуратно причесанный веснушчатый мальчик от силы лет двенадцати.

— У него был сильный чувственный голос, — с некоторым сожалением заметил Уопшот. — А потом наступил период полового созревания и… — Он разочарованно пожал плечами. — Странно, что вы не слышали о нем и не знаете, кем он был, хотя расследуете причину его смерти. В свое время его имя было довольно известно. По моим сведениям, можно даже сказать, что он был звездой.

Эрленд перевел взгляд с конверта на Уопшота:

— Звездой?

— Были записаны две пластинки с его выступлениями, соло и с церковным хором. Он должен был пользоваться широкой известностью в Исландии. В свое время.

— Вундеркинд? — уточнил Эрленд. — Как Ширли Темпл, вы хотите сказать? Такая же знаменитость?

— Возможно, в ваших масштабах, в Исландии, я имею в виду — в такой малонаселенной и удаленной ото всех стране. Здесь-то его не могли не знать, хотя, похоже, теперь все о нем забыли. Ширли Темпл, конечно, была…

— Маленькая принцесса, — пробурчал Эрленд себе под нос.

— Простите?

— Я не знал, что он был знаменитым в детстве.

— Это было давным-давно.

— И что? Он записал пластинки?

— Да.

— Которые вы коллекционируете?

— Пытаюсь раздобыть экземпляры. Я специализируюсь на поющих мальчиках, таких как он. У него в детстве был выдающийся голос.

— Певчий мальчик? — переспросил Эрленд будто у самого себя. Он вспомнил афишу с «Маленькой принцессой» и собирался расспросить Уопшота поподробнее о Гудлауге-вундеркинде, но тут его перебили.

— Вот вы где! — услышал он голос над собой и поднял глаза. Перед ним стояла Вальгерд и улыбалась. У нее больше не было ящика с пробирками. Она была в тонком пальто черной кожи и нарядном красном свитере, на лице едва заметный легкий макияж.

— Предложение еще в силе? — спросила она.

Эрленд вскочил с кресла. Но Уопшот как-то умудрился встать еще раньше.

— Прошу прощения, — сказал Эрленд. — Я не ожидал… Безусловно. — Он улыбнулся. — Само собой разумеется.

8

Поужинав и выпив кофе, они прошли в бар рядом с рестораном. Эрленд заказал ликер, и они сели в глубине бара. Вальгерд сказала, что не может задерживаться, и Эрленд расценил это как вежливое предостережение. Не то чтобы он собирался пригласить ее к себе в номер, такое ему и в голову не приходило, и она это знала. Но он чувствовал недоверчивость с ее стороны, ощущал стену сопротивления, как у тех, кто приходил к нему на допрос. Возможно, она сама толком не понимала, что делает.

Разговор с инспектором криминальной полиции казался ей занимательным, и она хотела узнать все об этой профессии, о преступлениях и о том, как ловят преступников. Эрленд ответил ей, что в основном это скучная работа, связанная с писаниной.

— Но преступления становятся все более жестокими, — возразила она. — Об этом пишут в газетах. Мерзкие преступления.

— Не знаю, — ответил Эрленд. — Преступления всегда омерзительны.

— Все время говорят о наркодилерах и о том, как они расправляются с подростками, задолжавшими за наркотики, а если юнец не в состоянии расплатиться, они нападают на его родственников.

— Все так, — подтвердил Эрленд, который в числе прочего и по этим причинам тревожился временами за свою дочь Еву Линд. — Мир здорово изменился. Насилия стало больше.

Они помолчали.

Эрленд пытался подобрать тему для разговора, но он плохо знал женщин. Те, с кем он общался, не могли подготовить его к так называемому романтическому вечеру вроде этого. С Элинборг они были добрыми друзьями и коллегами, и за долгие годы совместной службы между ними установилось определенное взаимопонимание. Ева Линд была его ребенком и постоянным источником беспокойства. От своей жены Халльдоры он ушел целую вечность назад, и с тех пор она его люто ненавидела. Вот и все женщины в его жизни, если не считать случайных связей, не приносивших ничего, кроме разочарования и досады.

— А вы? — спросил он, когда они устроились в баре. — Почему вы передумали?

— Не знаю, — ответила она. — Уже давно мне не делали подобных предложений. Почему вам пришло в голову пригласить меня?

— Не имею представления. Просто не удержался и ляпнул сдуру. Я тоже уже давно никого никуда не приглашал.

Они оба улыбнулись. Он рассказал ей о Еве Линд и своем сыне Синдри, а она сказала, что у нее двое сыновей, уже взрослых. Эрленд понял, что ей не хочется слишком подробно распространяться о себе и своих жизненных обстоятельствах. Ему это скорее импонировало. Он не собирался совать нос в ее личные дела.

— Вы что-нибудь разузнали по поводу этого человека, который был убит?

— Нет, практически ничего. Господин, с которым я разговаривал до вашего прихода…

— Я вам помешала? Я не знала, что он имеет отношение к следствию.

— Ничего страшного, — успокоил ее Эрленд. — Он коллекционирует диски, то есть грампластинки. Выяснилось, что наш обитатель подвала был вундеркиндом. Много лет назад.

— Вундеркиндом?

— Записывал пластинки.

— Мне кажется, трудно быть вундеркиндом, — сказала Вальгерд. — Ребенок оказывается средоточием всевозможных мечтаний и надежд, которые редко оправдываются. И что из этого выходит?

— Хоронишь себя в чулане и надеешься, что никто не вспомнит о тебе.

— Вы полагаете?

— Не знаю. Возможно, кто-то и помнит о нем.

— Думаете, это как-то связано с его убийством?

— Что именно?

— То, что в детстве он был чудо-мальчиком.