Аркадий Вайнер - Женитьба Стратонова, или Сентиментальное путешествие невесты к жениху (сборник) Страница 12

Альбинка стал притормаживать, пока совсем не остановил машину около этих людей. Потом повернулся ко мне и сказал сквозь зубы:

– Ладно. Я согласен…

Бабка наклонилась к окошку и спросила:

– До станции Чигирево подбросите?

– А сколько дашь? – спросил Альбинка.

20. РАДИОГРАММА № 3

«Пост на 348-м километре. 8 часов 37 минут. Только что в сторону Горького со скоростью 100 км/час проследовало такси – «Волга» бежевого цвета. Багажник машины разбит, номер смят, и установить его не удалось. В машине двое парней, на мой приказ остановиться не реагировали. Начинаю преследование такси, организуйте его задержание на въезде в город.

21. АЛЬБИНАС ЮРОНИС

Да, видать, другого выхода не остается. Надо будет бросить около Горького машину и двинуть в Ленинград. Только побираться у Володькиных товарищей я не намерен. Авось, пока нож в кармане и руки не отсохли, не пропадем. Потом вернемся в Паневежис, и снова потечет эта мутная жизнь. Пока не представится случай начать все сначала. Володька, трепач, испугался. А то и сейчас еще можно было бы чего-нибудь придумать. Только одному оставаться страшновато. А его уговорить явно не удастся. Да и предложить мне нечего. Ладно, как-нибудь все само устроится.

Проскочили указатель – «До Дзержинска – 18 км, до Горького – 60 км».

Я сказал Володьке:

– В Горький въезжать нет смысла. Надо бросить такси, не доезжая…

– А потом пехом переть? Да ну! Доедем до окраин, поставим около какого-нибудь дома и пойдем. Бросить в лесу опаснее – как только найдут, это сразу вызовет подозрение: откуда в лесу под Горьким московское такси?

– Пожалуй. – Я помолчал, потом сказал: – Слушай, Володька, я тебе хотел сказать на всякий случай. Ну, если там случится чего и нас задержат. Мало ли что бывает! Так ты запомни: мол, стояло на улице такси пустое, мы сели и поехали кататься. Понял?

– Угу, – мотнул Володька головой.

Мы проехали еще километра три, и двигатель стал чихать.

Я сначала не сообразил даже. Потом взглянул на бензомер – стрелка завалилась за ноль. Все, кончился бензин. Мотор фыркнул еще раз и заглох. Я переключил скорость на нейтраль. Мы катились по инерции, наверно, еще с полкилометра, пока колеса не замерли на обочине.

Я вылез из машины. Закурил сигарету и стал смотреть на шоссе, дожидаясь какого-нибудь грузовика. Дорога была совсем пустынной. Господи, какая стояла в это утро необыкновенная тишина! Сколько времени прошло с той минуты, но больше я ни разу не слышал такой тишины. Потому что с тех пор я всегда нахожусь на людях. Со мной всегда много людей. Я никогда, совсем никогда не бываю один. А тогда даже кузнечики не гомонили, и жаркая ласковая тишина расплывалась волнами над задремавшими от зноя полями. Так и стоял я на пустой дороге. Не спеша покуривал, будто набирался тишины надолго впрок. Потом показался грузовик, который быстро приближался со стороны Москвы. Но и он щадил эту необыкновенную тишину – еще долго не было слышно гула мотора. Я вышел на середину шоссе и поднял руку. На правом крыле у него заморгал подфарник. Я понял, что он останавливается. Грузовик притормозил. Из кабины высунулся веснушчатый рыжий парень:

– Что случилось?

– Выручи, друг, бензинчиком! Не хватило чуть-чуть. Вот и загораем здесь.

– А во что налить? Канистра есть? Или ведро?

– Да в том-то и дело, что нет!

Шофер сплюнул через окно, покачал головой:

– Эх, таксеры, шофера, ядреный лапоть! – Он спрыгнул на асфальт, достал привязанное под кабиной ведро, открыл крышку бака, посмотрел на нашу «Волгу». – Здорово приложился ты, паря!

Бензин булькнул и ударил звонкой золотистой струйкой из шланга в ведро. Несколько капель упало на дорогу. Они сразу закипели, расплылись радужными веселыми пятнами. Потом ведро наполнилось, я взял его аккуратно за дужку и пошел к машине. Володька, положив голову на спинку сиденья, дремал. Я поставил ведро на землю, открыл лючок бензобака, вставил шланг. Потом выпрямился. И увидел, что прямо против нас, с другой стороны шоссе, стоит «Волга»…

22. СТАРШИЙ ИНСПЕКТОР ДОРОЖНОГО НАДЗОРА ИВАН ГУРИН

Жаркий денек предстоял. Было еще совсем рано, но жара уже надвигалась на город, как туча, – тяжелыми плотными клубами. В дежурке прямо дышать было нечем, хотя время только подползало к восьми. Я из-за этого прослушал начало ориентировки.

– Чего-чего? – спросил я шепотом у Калинина.

– Таксиста ночью в Москве убили и угнали его машину, – сказал Калинин Вячеслав. – Ты слушай, наверное, скоро всех бросят на патрулирование…

У меня в комнате было попрохладнее – окна на север выходят. Я сел за стол, достал пистолет, разобрал его и смазал. Масла в бутылочке совсем на донышке – надо будет взять еще, а то как раз с нечищеным оружием попадешь под строевую проверку, сраму не оберешься.

Проверил затвор, посмотрел ствол на свет – зеркальце, щелкнул пару раз и вставил в магазин. И тут позвонил телефон – на выезд. Это Сабанцев уже передал радиограмму. Я поехал с Калининым на горотдельской «Волге» – она без опознавательных цветов милиции. Калинин Вячеслав сидел за рулем в форме, а я – в штатском. За три минуты мы проскочили весь Дзержинск и выехали на Игумновскую дорогу. Дорога эта, конечно, неважная, булыжник с битым асфальтом, но мы срезали большой кусок и выходили сразу на Московское шоссе. У села Дворики пересекли магистраль и потихоньку двинулись в сторону Москвы. Убийцы должны были ехать нам навстречу. Мы их проглядеть никак не должны – движение небольшое. Так, не спеша, и проехали километров пять. Здесь Калинин говорит – зрение у него, как у кошки:

– Слева на обочине машины стоят.

Проехали еще немного, и я их тоже разглядел – грузовик «ГАЗ-51» и перед ним «Волга». И люди рядом копошатся. Калинин выключил двигатель, и мы тихо, по инерции, подъезжаем вплотную. Вижу – высокий парень с длинной челкой собирается заливать бензин в бак. А «Волга»-то – такси. Такси с московским номером – ММТ 52–51. Я почему-то шепотом – сердчишко тоже колотнуло – говорю Калинину:

– Стой! Это они.

23. ВЛАДИМИР ЛАКС

Я не спал тогда, просто меня охватила какая-то полудрема, когда все вокруг теряет свою обычную четкость, законченность и сон все смягчает и будто закрашивает серым, но все равно сознание бодрствует, и ты отчетливо слышишь, что происходит рядом. Поэтому я сразу подскочил, услышав тонкий, будто задавленный, крик Альбинки:

– Володька-а!

Напротив нашей машины стояла «Волга», за рулем которой был милиционер. Человек в штатском уже вылез из машины, и я увидел у него в правой руке пистолет. Этот пистолет – он как заворожил меня. Потому что я впервые в жизни понял, что пистолет – это не только забавная штука, которой можно хвастаться, играть или пугать. Из пистолета можно стрелять, понял я в это мгновение. И сейчас из него будут стрелять в меня. Я почему-то был уверен, что он нас сейчас застрелит. Я оглянулся и увидел, что Альбинка уже перепрыгнул через кювет и бросился бежать по полю. Я рванулся, уже не помня о пистолете, вылетел из машины пробкой и припустил за Альбинкой, перепрыгивая с удивительной легкостью через кочки и ямины. И где-то, далеко за спиной, раздался крик, злой, громкий, вроде щелчка бичом:

– Стой! Стой! Стреляю!

«Стреляю, стреляю» – ввинчивались буравами в мозг слова, но я не мог остановиться и бежал, бормоча себе под нос:

– Мамочка, мамочка, дорогая, да что это такое, мамочка, ведь он не имеет права стрелять, не имеет…

И вся моя спина превратилась в одно огромное ухо, чутко ловившее тяжелый топот сзади, а передо мной бежал, вжимая голову в плечи и нелепо взбрыкивая ногами, Альбинка. Топот смолк, и я всей кожей почувствовал толчок воздуха, и только потом прилетел звук: пу-о-ах! Боже мой, он стрелял! Он стрелял в нас! Он стре… Пу-о-ах!!

И тоненький зловещий свист, как пение комаров, что жалили нас сегодня ночью: вз-и-ить, вз-и-ить!..

24. РАПОРТ

НАЧАЛЬНИКУ ДЗЕРЖИНСКОГО

ГОРОТД.

от ст. инспектора дорнадзора ст. лейтенанта милиции Гурина И. К.

«…но потом они увидели в машине Калинина в форме и бросились бежать в поле. Я перебежал через дорогу и крикнул им, чтобы остановились, но они продолжали убегать. Тогда я сделал два предупредительных выстрела и навел пистолет на цель…»

25. АЛЬБИНАС ЮРОНИС

Я совсем ополоумел от страха. Хотя сначала я не боялся, что он нас застрелит. Мне и в голову не приходило, что он может стрелять в нас. Я просто озверел от страха, поняв, что мы попались. И одна-единственная надежда оставалась у меня – убежать. Он не может нас догнать. Он уже старый, ему ведь не меньше тридцати. Я бежал так, как никогда еще не бегал в жизни. Я бежал, не обращая внимания на его крик: «Стреляю!» Потому что он не имеет права в нас стрелять. Стрелять можно в тех, кто нападает на него. А мы на него не нападали. Мы убегали от него. Он не мог в нас стрелять. Мы ведь никакой опасности для него не представляли! Он не будет стрелять, что он, зверь, что ли?