Оксана Мелякина - Новый год с летальным исходом Страница 12

Я как завороженный, с ужасом наблюдал за этой сценой. Придя в себя, я бросился к девушке, торопливо вынимая телефон, чтобы вызвать скорую помощь. Она, тем временем, поднялась, сначала встав на четвереньки, а потом, опираясь о стену, на ноги и с вызовом посмотрела на меня.

— Что нужно?

— Вы ранены? Вам нужна помощь?

— Сама справлюсь.

Она провела рукой по бедру, как бы оглаживая брюки, затем судорожно вдохнула, посмотрела на испачканную кровью руку, взгляд её остановился, и я еле успел подхватить теряющую сознание девушку.

Я решил было донести её до торгового центра, и вместе с охраной подождать скорую и милицию, но не успел пройти и нескольких шагов как она, придя в себя, начала вырываться.

— Я отнесу вас в торговый центр, там охрана, вызовем скорую.

— Только не туда. Они вызовут милицию!

— Куда же вы хотите?

— Никуда. Оставьте меня здесь.

— Я не могу оставить вас в таком состоянии. Если не хотите в торговый цент — идемте ко мне.

Я вдруг подумал, а не наркоманка ли она.

В квартире мне показалось, она насмешливо огляделась. Но все же её сильно ударили и я понимал, что её силы на исходе. Я включил ванну, достал бинты и йод и предложил девушке свою помощь. Но она отказалась и сама обработала и перевязала рану, заявив, что ей повезло и это просто глубокая царапина. Напоив девушку крепким чаем, я решил, что пора располагаться на ночлег. Протянув незнакомке комплект постельного белья, я спросил:

— Вы знакомы с тем, кто это сделал?

— Я не хочу об этом! И спасибо за помощь!

— Вы ведь останетесь?

— У меня сейчас нет другого выхода.

Я помог ей постелить постель.

— Здесь есть другая комната. Я буду спать там.

Я ушел, чуть прикрыв за собой дверь. Первый раз у меня ночевала женщина, и я чувствовал себя беспокойно и слегка неловко.

Утром ей стало совсем плохо. Плюс ко всему поднялась температура, и я не отходил от девушки. Только на третий день вышел в магазин, купил продукты и халат для неё.

Первое время мы почти не выходили из дома, и мне казалось, что Инна избегает даже подходить к окну.

Спустя год мы поженились. Просто пошли и расписались. Мне некого было приглашать на свадьбу, она тоже ничего не говорила о своих родственниках, как будто встретившись со мной начала жизнь с чистого листа. Я не спрашивал. Мне было интересно, но казалось, что стоит напомнить ей о прошлом, о родных и друзьях и она навсегда исчезнет из моей жизни. Я очень привязался к Инне. Пожалуй, никому и не объяснить, что я в ней нашел. Невысокая, стройная шатенка с серыми глазами. Ни красива, ни некрасива. Волосы до плеч и небольшой шрам на правом запястье. Никаких особых примет. Обычная женщина, каких много. Но за прожитые вместе годы мы создали свой мир, который принадлежал только нам. Мы никуда не ездили и редко куда-нибудь выбирались, но этого и не хотелось. Нам было хорошо вдвоем. Мы понимали друг друга, и вот теперь…

Я не помнил, как вернулся домой. Почти всю ночь я просидел в кресле, прислушиваясь к звукам, доносившимся с улицы. Я прислушивался к шагам припозднившихся прохожих, но это были чужие шаги. Под утро, так и не разобрав постель я прилег, на несколько минут впал в забытье, но тут же очнулся, испугавшись, что могу не услышать возвращение Инны. Мне не хотелось звонить в больницы. Я боялся узнать, что с ней что-то случилось. Мне хотелось подольше сохранить надежду, что все хорошо. Я был счастлив последние годы и цеплялся за это счастье изо всех сил. Прошла ночь. Меня ничуть не радовала утренняя свежесть. Я боялся пошевелиться, казалось, если не двигаться, время тоже остановится, и не будет отдалять меня от Инны. В глубине души я уже понимал, что случилось что-то непоправимое. Усилием воли я заставил себя подняться и пойти на кухню. Я не хотел кофе, но сейчас не было, ни сил, ни желания готовить, что бы то ни было. Я добавил в кофе сливки и сахар. Прихлебывал горячую жидкость не получая от этого никакого удовольствия. Допив кофе, я взялся за телефон. Листая телефонный справочник, набирал номер, терпеливо повторял фамилию, ждал ответа, благодарил, и набирал следующий номер. Безрезультатно.

Оставалось чуть больше часа до того времени как можно будет оставить заявление о пропаже Инны. Наверное, понадобится фотография. Ну как же я не подумал! А фотографии-то нет! Ни одной! Она никогда не фотографировалась. Не любила. Отворачивалась, даже когда я пытался снять её на камеру мобильного телефона. Я не придавал этому значения. Зачем нужны фотографии, когда живая Инна была всегда рядом. Я стал искать паспорт. В документах его не было. Впервые за все время я посмотрел содержимое её сумочки. Ключи, телефон (мой подарок), носовой платок и губная помада — вот и все, что я там обнаружил. Я заглянул в шкаф. На первый взгляд все вещи были на месте, за исключением джинсов и бежевой рубашки. Вернулся к сумочке. Взял телефон. Мне казалось, что проверяя телефон Инны, я выгляжу как ревнивая истеричка. Отметив про себя, что словосочетание «ревнивая истеричка» женского рода я принялся изучать содержимое мобильника. Он оказался практически пустым. И входящие, и исходящие звонки только на мой номер. Сообщений нет вообще никаких. Фотографии нашей квартиры, мест, где мы иногда гуляли и всё.

Мне не хотелось выходить из дома, но глупая надежда на то, что стоит оставить заявление и Инна будет дома, заставила меня вернуться в милицию. Я долго подбирал слова, заполняя бланк заявления.

Я почувствовал себя очень слабым. Вернувшись, я, так и не разобрав постель, лег на диван и уснул. Я проспал до самого вечера и проснулся от трели звонка. Вскочив, я подбежал к двери, не глядя в глазок, открыл, но слова радости и упрека уже готовые сорваться с губ так и не прозвучали. На пороге стояла Лиля.

— Инна вернулась?

— Нет, проходите.

Мне, почему то не нравилась дружба жены с этой Лилей, и сама Лиля мне не нравилась. Я всегда обращался к ней на вы. Это обращение, на мой взгляд, указывало на дистанцию в отношениях и защищало от глупого панибратства и вторжения в личное пространство. Она, вероятно, чувствовала мою неприязнь и в свою очередь тоже старалась держать дистанцию.

Лиля прошла на кухню, присела на краешек табуретки и внимательно глядела на меня. Я ходил по кухне взад и вперед, заваривал чай и нарезал бутерброды.

— Почему вы ничего не делаете, чтобы её найти?

— Я сделал что мог. Я обзвонил все больницы — её нигде нет.

— А милиция?

— Я был там вчера и сегодня. Оставил заявление о её пропаже.

Мы помолчали и я добавил:

— Я делал все, чтобы она была счастлива.

Почему Лиля молчит и сосредоточенно смотрит на рисунок на обоях?

— Вы не верите, что она была со мной счастлива?

— Верю…

Я с досадой подумал, что это прозвучало как-то неестественно, и что она смотрит на меня осуждающе.

— Она жаловалась, что мы живем скучно?

— Она вообще никогда не жаловалась.

— Что она говорила обо мне?

— Она редко говорила о вас, но если упоминала, всегда говорила, что вы добрый.

— А не было ли у неё знакомых, которых я никогда не видел?

Мне снова стало неловко, вопрос выглядел, как будто я подозреваю Инну в измене. И я тут же сам ответил на свой вопрос:

— У нас не было тайн друг от друга, я бы знал.

Лиля не стала отвечать. Вежливо отказалась от чая и ушла. И снова все по кругу. Тревога, надежда, сомнения, отчаяние и снова надежда. Я даже и не представлял себе, насколько привязан к Инне. Только теперь, когда её не было рядом — я это ощущал, причем ощущал физически, тревога и страх выжигали меня изнутри. В какой-то момент я подумал, что все вокруг стало серым. Все предметы окружающие меня стали серого цвета различной интенсивности. Даже уличная жара была сизо-серой, даже яркое солнце, абсолютно все. Миру совсем не помешала бы генеральная уборка.

Мои размышления прервал звонок в домофон, я снял трубку и незнакомый женский голос уточнил мое имя и сообщил, что мне пришла телеграмма.

Герман выдохся и замолчал. Для него этот рассказ был слишком длинным. А мне стало интересно, что же было дальше. Но я тоже молчала и терпеливо ждала продолжения рассказа.

— Это действительно была телеграмма. От Инны — Герман наморщил лоб — Странно, что мельчайшие детали тех дней я помню, словно это было вчера, а вот точный текст телеграммы не помню. Я помню, что Инна просила не искать её и писала, что больше не хочет меня видеть и согласна на развод. Я отнёс телеграмму в милицию. Там все проверили, и оказалось, что отправлял это послание от имени Инны какой-то мужчина, по описанию смахивающий на меня.

— Это тебе в милиции сказали?

— Да, а еще мне сказали, что есть большая вероятность того, что это я сам каким-либо образом расправился с женой и избавился от тела. А чтобы отвести от себя подозрения имитирую её пропажу. И спасло меня от ареста только то, что в то время когда была отправлена телеграмма, я находился у них и писал заявление о пропаже Инны.