Николай Шпанов - Ученик чародея Страница 12

— Мне посчастливилось слышать эту сентенцию из уст самого сатаны… В опере!

— Вот как?! Вы, оказывается, любите музыку.

С этими словами епископ подошёл к стоявшей наискосок от окна раскрытой фисгармонии. Не глядя, привычным движением опустил пальцы на клавиатуру. На мгновение закрыв глаза, задумался. Звуки тягучего псалма, мерно раскачиваясь, поплыли на волнах табачного дыма, выпускаемого Шилде. Некоторое время Шилде в такт музыке покачивал носком ноги. Выражение его лица обнаруживало напряжение мысли. Ланцанс, по-видимому, только ещё входил во вкус игры, когда Шилде замахал руками и воскликнул:

— Не то, не то… Совсем не то! Там, в опере, с этим чёртом в красном, была совсем иная музыка.

Ланцанс с обиженным видом, не снимая рук с клавиатуры, ждал, когда Шилде перестанет ему мешать. А тот делал попытку вспомнить мотив, но так и не сумев его воспроизвести, напустил на себя важность и задумчиво проговорил:

— Да, в жизни бывают периоды, когда музыка приходится кстати. Я слышал, будто какой-то пианист или композитор именно через музыку пришёл в лоно церкви, стал монахом. Вот только забыл, как его звали. Зато я помню его музыку. Тра-та-та-та-та!.. Тра-та! Тра-та! — Шилде повторил несколько тактов из известной шансонетки, распевавшейся в рижских шантанах.

Ланцанс грустно улыбнулся и покачал головой:

— У вас, конечно, отличный слух, просто прекрасный слух, но это совсем не Лист. — Он взял несколько аккордов.

— Вот-вот! Это самое! — оживился Шилде: — Тра-та-та-та! Словно лихой танцор отбивает каблуками… В молодости я любил потанцевать. Ну, а потом… потом уж только и осталось: танцовщицы из Альгамбры… Ах, какие там были девчонки! Из-за одной такой я… Впрочем, моя биография вас не интересует.

— Напротив, Шилде, напротив. Святая церковь учит нас интересоваться всем, что касается друзей. И мы, например, хорошо знаем соблазнительницу, толкнувшую вас тогда на нарушение заповеди господней «Не укради». Помним и то, что было потом. — При этих словах епископ лукаво усмехнулся. — Да, у церкви хорошая память, господин Шилде. При случае мы о многом можем напомнить тем, кто слишком кичится своей безгрешностью. Но, когда нужно, мы умеем и многое забыть… — И многозначительно добавил: — Если это нужно нашим друзьям… Однако я хотел спросить: что, по-вашему, интересует этого… Силса?

— Какое мне дело до интересов всякого прохвоста?

— А как же вы надеетесь держать его в руках? Я уже сказал: не всегда это надёжно… Страх?.. Ведь Силса могут и оградить от ваших угроз. Что ж у вас останется? Чем вы заставите его повиноваться? Где кнут, волею божьей вложенный в вашу десницу, чтобы управлять доверенными вам душами.

— Бог отпустил моей братии довольно тёмные души, — пробормотал Шилде.

— Господь ведает, что творит. Каждому отпущено то, что следует. Не нам испытывать его мудрость. — Ланцанс на мгновение молитвенно поднял глаза к потолку и опустился в кресло. — Я хочу дать вам совет… Не смотрите на меня так: опыт святой католической церкви измеряется двадцатью веками. — Он улыбнулся. — Это, кажется, немного больше опыта даже такого опытного организатора, как вы… Рядом со страхом и деньгами — силами временными и преходящими — существуют вечные силы… Вы вот упомянули о том не новом открытии, которое оперный сатана преподнёс вам, а забыли, что случилось с Фаустом. Вы забыли о страсти более сильной, чем страх и золото.

— Такой страсти не существует.

— А любовь, сын мой? Греховное стремление людей друг к другу? Только мы, убившие плоть свою во имя господне, не знаем над собою власти страстей, не подчиняемся земной любви. Но опыт говорит нам, что, начиная с грехопадения Адама, любовь царит надо всем, что есть живого на земле… Кроме нас, кроме нас! — поспешно добавил епископ. — Эта страсть ведёт человечество к мнимому счастью и к бедам, к процветанию царств и к гибели империй.

— Зачем этот устаревший трактат о любви, епископ?

— Затем, друг мой, что в вашей деятельности нельзя забывать: в сердцах людей любви отведено значительное место.

— Человек человеку рознь!

— И все же, по воле создавшего нас, я не знаю такого сердца, для которого хотя бы раз в жизни не пел соловей. И если вы не принимаете в расчёт земные привязанности своих людей — вы профан. И заранее можно предсказать вам проигрыш.

— Мои люди не таковы!

— Неправда, девять из десяти ваших агентов такие же, как все другие: из плоти и крови. Вы дурной организатор, Шилде, если не учли этих пут среди средств, которые провидение дало вам, чтобы связать Силса. Денег больше, чем вы, могут дать Советы…

— Они скупы.

— Только там, где надо, Шилде.

— Они не овладевают душами!

— При помощи денег, да. Но у них есть какие-то другие средства. Овладели же они душою Круминьша, не дав ему ни гроша. Да разве одного Круминьша?! А те сотни тысяч, миллионы латышей, что идут под их знамёнами?

Шилде слушал епископа, и взгляд его делался все мрачнее, все больше морщился лоб и сердитым становилась лицо.

— Чего же вы от меня хотите? — спросил он.

— Помочь вам взять в руки Силса. Я хочу, — как мог отчётливей, отделяя слово от слова, внушительно говорил епископ, — чтобы вы заинтересовались привязанностями Силса.

— У меня нет возможности установить слежку за любовными похождениями этого мальчишки. Один — двое калек, которые могут мне там кое-как служить, не поспеют за этим молодцом, когда он начнёт бегать по девчонкам…

Епископ остановил его, подняв руку.

— Не то, не то! — Он брезгливо поморщился. — Конечно, проследить за интимными связями Силса был бы смысл. Среди них может оказаться и такая, которую вы сумеете использовать хотя бы для наблюдения за ним. Но на этот раз я имел в виду иное: вы должны заняться связями Силса здесь, у нас.

Шилде рассмеялся:

— Какие же связи могли у него сохраниться тут в эмиграции? Женат он не был, детей не имел. Не думаете же вы, будто он сохранил какую-нибудь, с позволения сказать, «любовь».

— Именно это я и думаю, друг мой.

— Вы смешите меня, епископ. Силс больше года хранит верность какой-нибудь девчонке здесь?!

— Значит, Шилде, — все строже говорил епископ, — вы знаете меньше, чем должны знать… У Силса здесь есть привязанность. И очень крепкая привязанность… Это и есть тот козырь, который я вам дам, чтобы вы могли перекрыть все советские карты. — По мере того как епископ говорил, голос его делался все тише и сам он все ближе подвигался к Шилде. И даже руки его, перестав шарить по пуговицам сутаны, протянулись к собеседнику, словно что-то передавая: — Возьмите эту карту, спрячьте её, держите крепче. Если Силс узнает, что вы в любой момент можете её просто уничтожить, а то ещё… иначе использовать, скажем… взять себе в прислуги… — Епископ, прищурившись, посмотрел Шилде в глаза. — Вот Квэп, например, любил, чтобы горничные взбивали ему подушку… Она молода и хороша собой, эта… Силсова Инга.

Епископ интригующе умолк. Шилде с живым интересом спросил:

— Вы действительно её знаете?

Вместо ответа епископ не спеша проговорил:

— Поймайте её, возьмите её, и Силс станет мягок как воск.

— Как её зовут?

После некоторого колебания епископ сказал:

— Инга Селга!.. Должен сознаться: приказ уничтожить Круминьша представляется мне теперь ошибкой. Да, грубая ошибка — результат вашей плохой работы. Если бы я в то время знал, что в моей канцелярии служит возлюбленная Круминьша — некая Вилма Клинт, я ни за что не согласился бы его убрать. При помощи этой Клинт мы взяли бы Круминьша в тиски. Он пошёл бы для нас в преисподнюю. О, он ещё послужил бы нам! — Епископ насмешливо поглядел на Шилде: — Если бы наша разведка работала как следует… Это вы, мой дорогой Шилде, виноваты в том, что мы так примитивно разделались с Круминьшем и потеряли в нём отлично законспирированного человека в советском тылу.

— Теперь не стоит препираться по этому поводу! — примирительно сказал Шилде и тяжело поднялся с кресла.

— Ну что же, мир вам, сын мой, грядите со господом, — ответил епископ.

При этих словах его рука по привычке сложилась для благословения, но Шилде, словно не замечая этого движения, простился рассеянным кивком головы и пошёл к двери.

Мысли его бежали теперь так же быстро, как и в начале встречи: трудная лиса этот Ланцанс! Что может крыться за сообщением об Инге Селга? Действительно ли иезуит подкинул ему козырь, имея в виду интересы дела, или?.. Ох, трудная лиса!.. Как бы не оказалась краплёной эта «козырная» карта. Шилде не должен забывать, что не сегодня — завтра может случиться большая беда: Ланцанс приберёт к рукам все дела латышской эмиграции. Но что такое дела? Разве суть в делах?! Тот, кто знает епископа, понимает: перво-наперво он заграбастает денежки, отпускаемые оккупантами. Вот это будет настоящая беда!..