Наталья Никольская - Пятая жертва Страница 12

Карпов наполнил бокалы.

– Консенсус нужно выстрадать! – воскликнул он, смахнув несуществующую слезу. – Вы согласны со мной, Валентина?

– Согласна, – Валандра с улыбкой поднесла фужер к губам.

Коркин тоже поднял бокал.

– Но самое главное для человека – открытый для продуктивного спора консенсус с самим собой. – Карпов поставил наполовину опорожненный фужер на стол.

– А если такой консенсус проблематичен и даже невозможен? – поинтересовалась Валандра.

– В таком случае мы имеем невротиков, истериков, шизофреников, маньяков…

– Опять ты со своей психологией! – с досадой произнес Коркин, – в университете, помню, с ума по всяким фрейдам да юнгам сходил и сейчас даже в такой приятной непринужденной обстановке все норовишь зациклить всех на своих определениях…

– А мне любопытно, – Валандра ободряюще посмотрела на Карпова, как бы приглашая его продолжить, – меня как раз сейчас интересуют маньяки.

Подогретый спиртным и вниманием со стороны Валандры, Карпов пустился в размышления.

– Если вас интересует психология маньяка – пожалуйста. Такой человек, обычно в детстве, получает психическую травму, которую он не может правильно осмыслить или просто не может изменить ситуацию. Он не может отделаться от этой мысли, она постоянно возникает в его мозгу, как незаживающая рана. Первоначальный опыт сопровождается таким шквалом отрицательных эмоций, что предвосхищая такую ситуацию в будущем, человек старается обезопасить себя и вырабатывает определенную систему реагирования на эту периодически возобновляемую ситуацию.

Олицетворением этой несправедливости выступает определенный человек, несущий какие-то признаки, черты того толком неосмысленного прошлого, которое без конца напоминает о себе. Жертва необходима маньяку как свидетель его извращенной реабилитации в своих собственных глазах и перед миром. То есть, жертва сливается с этим миром, и в глазах жертвы маньяк ловит отражение своего могущества. Жертва удостоверяет его существование, как это не парадоксально звучит, она избавляет его от одиночества. Любое насилие – это проект неудавшейся любви.

– А если маньяк оставляет на месте преступления какие-то знаки, следы, могущие его выдать, как это связывается с твоей теорией? – с интересом спросил Коркин.

– Это лишь подтверждает мое предыдущее высказывание о том, что маньяк всегда ищет свидетеля. Одних он убивает, с другими он заигрывает. В принципе, как это не странно звучит, он хочет быть разоблачен, потому что в своем разоблачителе он видит равного себе. Жертва – всегда ниже, а реабилитировать себя в полной мере, пусть на свой извращенный манер он может лишь перед равным.

– Что-то вроде игры в кошки-мышки? – Вершинина почти забыла об остывающем мясе.

– Ага, что-то вроде этого, – Карпов наполнил фужеры, – вот я недавно прочел про нашего доморощенного маньяка, что он оставляет на телах своих жертв рисуночек один в виде яблока с надписью внутри, и все это он вырезал очень острым ножом.

– Ты так легко об этом говоришь, – Коркин неодобрительно посмотрел на своего приятеля, – неужели и здесь не можешь обойтись без фиглярства?

– Лучше быть настоящим фигляром, чем лицемерным святошей, – Карпов успевал и есть, и разглагольствовать, – если желаете, могу вам дать дзенскую трактовку различных психических отклонений…

Вершинина приготовилась слушать. Она была довольна тем, что время не потеряно даром и Карпов поможет ей разобраться в психопатологии.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Без пяти девять следующего дня черная «кайзеровская» «Волга» въехала во двор и остановилась. Вершинина взглянула на часы на приборном щитке и неторопливо вышла из машины. Уже при въезде она увидела малиновую «ауди» Виктора Ромашова, стоявшую рядом с бежевой «шестеркой» Антоновых.

Ромашов был приятелем Вершининой уже больше года, и у них сложились неплохие отношения. Единственное, что немного раздражало в нем Вершинину, это его постоянные разговоры о женитьбе.

Виктор работал брокером на фондовой бирже, был веселым, непосредственным человеком. Обычно он приезжал к Валентине в субботу, привозил мясо, фрукты, вино, и они ужинали при свечах, а с утра в воскресенье брали с собой Максима и шли развлекаться в город.

В эти выходные он не появился, и Вершинина подумала, что он уехал в очередную командировку или на курсы повышения квалификации. Проведя ночь в небольшой, уютной квартире Карпова с золотыми рыбками в аквариумах и бесчисленным количеством комнатных растений на подоконниках и специальных стойках, она чувствовала себя немного не в своей тарелке.

Виктор стоял со скрещенными на груди руками, присев на капот своей «ауди». Голова его была чуть склонена набок: весь его вид как бы имел целью призвать Валентину к ответу. Она почувствовала внезапное раздражение, видя серьезное лицо своего друга.

– Не нужно смотреть на меня как на провинившуюся школьницу, – сказала она, приблизившись к нему.

Виктор оттолкнулся руками от машины и встал перед Вершининой. Усы его нервно подрагивали.

– Я звонил тебе вчера до часу ночи.

– Ты хочешь, чтобы я перед тобой отчитывалась?

Она смерила его с ног до головы насмешливым взглядом и попыталась пройти мимо, но он схватил ее за локоть.

– Нам нужно поговорить, – вся его холеность скатилась с него.

– Только не сейчас, у меня много работы, – она попыталась вырваться, но пальцы Виктора клещами сдавили руку.

– Валентина Андреевна, у вас проблемы? – услышала она сзади голос Мамедова.

Обернувшись, она увидела своего помощника. На нем были серые брюки с отливом и свободная черная рубашка с коротким рукавом. Левое плечо до локтя было закатано в гипс, предплечье поддерживалось черной шелковой повязкой, перекинутой через шею.

Он подошел вплотную к Ромашову, взял его правой рукой за запястье и отстранил от Вершининой. Виктор, хотя и был на полголовы выше Алискера, послушно убрал руку, недоуменно глядя на него.

– Ты здесь что делаешь? – Вершинина глядела на Мамедова с укором, – у тебя ведь постельный режим.

– Не могу сидеть дома, мне и в больнице надоело, – виновато произнес Мамедов, – лучше я в конторе побуду.

– Ты сейчас, дружок, снова в больницу загремишь, – пришел в себя Ромашов, угрожающе надвигаясь на Алискера.

– Только не делай резких движений, мистер Крутой, – Мамедов даже не пошевелился, только напряг мышцы ног и здоровой руки.

– Только драки мне еще здесь не хватает! – воскликнула Валандра, – иди в контору, Алискер, свои проблемы я могу решить и сама.

– Как скажете, – Мамедов пожал плечами и, бросив предупреждающий взгляд на Ромашова, пошел прочь.

– Нам нужно поговорить, – лицо Ромашова из грозного сделалось просто серьезным.

– Вот что, Виктор, если хочешь поговорить – поговорим, – Вершинина снова повернулась к своему приятелю, – только не делай из этого трагедию.

– Я приехал вчера вечером из командировки, пытался тебя разыскать, но тебя нигде не было: ни на работе, ни дома, и сотовый не доступен. Ты что, прячешься от меня?

– Никто от тебя не прячется.

– Сегодня утром я к тебе тоже заезжал…

– Витя, мне нужно идти работать, – Вершинина повернулась в сторону входа, – давай пообщаемся вечером.

– Ладно, – согласился Ромашов, хотя был явно неудовлетворен ее ответом, – только ты не пропадай опять.

Когда Валандра закрывала за собой входную дверь, она услышала визг резины резко стартанувшего ромашовского «ауди».

Вершинина вошла в кабинет, сняла пиджак и осталась в темно-серой маечке с американским вырезом: горлышко как у водолазки и открытые плечи. Тонкий трикотаж майки соблазнительно облегал и подчеркивал ее пышный бюст. Бежевые брюки классического покроя с тонким черным поясом гармонично сочетались с темным верхом.

Она взяла со стола пачку «Кэмела», достала сигарету и закурила, с наслаждением затягиваясь. Подойдя к окну, щелкнула тумблером кондиционера. После этого села за стол и откинулась на спинку кресла.

Раздался стук в дверь.

– Войдите, – ответила она, ожидая увидеть Алискера, но вместо него в комнату вплыла ехидно улыбающаяся студенистая физиономия ее шефа.

«Господи, он же все видел, – подумала она, – сейчас начнется…»

После ухода Мещерякова, который сегодня был сама любезность, но все-таки упомянул Вершининой, чего ему стоило заказать фотографии в прокуратуре, в кабинет вошел Маркелов в сопровождении Мамедова.

– Присаживайся, Алискер, мы пока с Вадиком потолкуем.

– В общем, я поговорил со всеми жильцами, – Маркелов сел в кресло, – как назло, все были на дачах. Две бабульки, которые обычно сидят на лавочке, смотрели телевизор и вышли во двор только без десяти десять, после программы «Время».