Марина Серова - Комплекс Наполеона Страница 12

— А где ее хибара? — спросила я, потому что это меня волновало больше всего.

— Да где-то в Змеином овраге, не знаю точно, я у нее в гостях не была, — махнула рукой Маргарита Степановна.

Так, в одном из листков, выданных мне в адресном столе, как раз упоминался один адрес в районе Змеиного оврага. Значит, не зря я потратила время на беседу с Маргаритой Степановной.

— Только зря, мне кажется, вы ее искать собираетесь, — снова вздохнула женщина.

— Почему?

— Да… Встретила я ее как-то. И, знаете, по ее виду не сказала бы, что она за ум взялась. Платье на ней какое-то заношенное, видно, еще материно. Колготки рваные, туфли вот-вот развалятся. И сама неухоженная. Худая вся, высохшая… А раньше-то она привлекательная девчонка была. Так что Сереже, я думаю, в детском доме лучше будет, чем с ней. Хоть и говорят, что родную мать никто не заменит, так это когда она действительно — мать. А такие, как Тонька, хуже чужой.

Я не стала сообщать Маргарите Степановне о смерти Сережи Губанова: по всему было видно, что она об этом не знает и уж, естественно, не сможет пролить свет на его убийство. Спросила я только про его отца:

— Скажите, а бывший муж Антонины здесь не появлялся?

— Владик-то? — покачала головой хозяйка квартиры. — Он как уехал тогда, так и не было его. И не слышно было о нем. Я все надеялась, что все хорошо у него сложится. Жаль, конечно, что он сыном не интересовался, ну, да мужики, сами знаете, как: пока женщина нужна — то и ребенок нужен. А как разлюбил — все. А вот недавно он приезжал, интересовался Антониной. А я что — сказала ему, что, мол, она квартиру продала, живет где-то в Змеином овраге, и все. С тех пор он и не появлялся.

— А когда это было? — уточнила я.

— Да вот с месяц, может, назад, — ответила подъездная активистка.

На этом наше общение с Маргаритой Степановной закончилось, и я отправилась на встречу с ее бывшей непутевой соседкой.

Дом Антонины Губановой находился в захолустном районе Тарасова, почти на самой окраине города, который именовался Змеиным оврагом. Почему — непонятно, поскольку змей в нашей местности отродясь не водилось. Может быть, это было образное выражение, означавшее, что жили там в основном люди неблагополучные, выходцы из так называемого социального дна. Пьяницы, наркоманы, уголовники и просто тунеядцы.

Деревянная покосившаяся хибара находилась в середине переулка, по которому я ехала. Дом, конечно, был сильно запущен, однако не особенно выделялся среди других таких же, окружавших его. Я посмотрела по сторонам, но не заметила ни одного не то что коттеджа, но хотя бы добротного кирпичного дома. Контингент, населявший Змеиный овраг, был вполне определенным по социальному статусу.

Я толкнула разболтавшуюся калитку и прошла внутрь замусоренного двора. Поднявшись по шаткому крыльцу, постучала в дверь. Через некоторое время послышались неуверенные шаги, потом женский голос нетвердо произнес:

— Деньги принес?

Я несколько опешила от такого приема, потом быстренько собралась, кашлянула и сказала:

— Простите, пожалуйста, мне нужна Тоня Губанова, — нарочно назвав хозяйку дома уменьшительным именем.

Повисла пауза, затем последовал вопрос:

— А вам что нужно?

— Поговорить.

— Вы кто? — упорствовала женщина. — Я ничего не знаю! Я могу не открывать. Имею право, это мое владение!

— Конечно, можете. Но, поверьте, этот разговор для вашей же пользы. Кстати, деньги у меня есть, — привела я аргумент, который должен был стать неопровержимым для колеблющейся «хозяйки владения».

И точно, дверь тут же приоткрылась, и из нее высунулся остренький нос. Я стояла и улыбалась как можно приветливее. Окинув меня недоверчивым, подозрительным и в то же время вожделенным взглядом, Антонина наконец сказала:

— Проходите.

Я прошла через заваленные всяким барахлом сени в темную комнатку, служившую одновременно и кухней. Не стану описывать скудное убранство помещения, в нем не было ничего достопримечательного. Антонина пригласила меня сесть за старый некрашеный деревянный стол, а сама залезла с ногами на диванчик, который стоял тут же.

Женщина была еще молодой, но отнюдь не выглядела цветущей: тусклый цвет лица, синяки под глазами, отсутствие макияжа, несвежая одежда и нечесанные волосы… Она была очень худая, даже костлявая и какая-то вертлявая. Постоянно меняла положение: то поджимала под себя ноги, то опускала их, то теребила волосы… От природы она была темной шатенкой, а на концах ее волос остались рыжие от краски пряди. Красила она их явно давно — может быть, в минуты просветления и выхода из запоя, а может быть, как раз под влиянием алкоголя, не знаю. Острые, мелкие черты лица, возможно, и были когда-то симпатичными, теперь же она напоминала побитую морозами птичку. На ней была надета тонкая розовенькая кофточка и длинная цветастая юбка. Несмотря на то что в доме было жарко натоплено, она кутала плечи в серый шерстяной платок. И тем не менее она не производила впечатления опухшей и потерявшей человеческий облик конченой алкоголички. Если ее подстричь, причесать, витаминными масками освежить цвет лица, хорошо накрасить, прилично одеть… Пусть в топ-модели ее не возьмут, но привлекать внимание нормальных мужчин она вполне сможет. В общем, стилист-визажист во мне никогда не умрет.

— Так вы что-то говорили насчет денег, — небрежно бросила Антонина, не переставая напряженно следить за мной.

— Насчет денег расклад простой, — сказала я. — Вы отвечаете на мои вопросы, а я вам плачу некую сумму за труды.

— Какую сумму? — встрепенулась она.

Я молча достала из сумочки пятьсот рублей и положила их на стол. Антонина каким-то быстрым, кошачьим движением хотела было схватить купюру, но я не менее быстро убрала ее.

— Я же сказала — сначала вы ответите на мои вопросы, — улыбнулась я.

— Да вы вообще кто? — начала злиться Антонина. — Я вообще-то отдыхаю, у меня выходной.

— А где вы работаете? — спросила я.

— Санитаркой в больнице, — отрезала Антонина и с вызовом посмотрела на меня. — Сутки через трое. И сегодня выходной у меня.

— Зарплата маленькая, наверное, — посочувствовала я.

— Да уж откуда она будет большая, — подхватила Губанова. — А работы — с ума сойти сколько! И утки за больными выносить, и мыть за ними, и… Всего и не перечислишь!

— А муж бывший вам не помогает?

Антонина осеклась и с прищуром посмотрела на меня.

— Не помогает, — наконец буркнула она. — Дождешься от него! А чего это вы им интересуетесь? Это не он прислал вас случайно?

В глазах Антонины появилось что-то похожее на надежду. Возможно, она решила, что меня послал именно ее бывший муж с тем, чтобы передать ей денег. И что пятьсот рублей — это только начало, а дальше она сможет получить куда больше. Во всяком случае, ее отношение ко мне явно изменилось в лучшую сторону.

— А вы что, с ним виделись? — вопросом на вопрос ответила я.

Глаза у Антонины забегали, она явно не знала, что ответить, и это навело меня на мысль, что она, похоже, виделась со своим бывшим мужем. Только вот когда и в связи с чем? И о чем они говорили? И чем закончилась их встреча? Все это предстояло выяснить, но я не была уверена, что здесь Антонина будет со мной откровенна. И, похоже, я не ошиблась.

— Бросил он меня, — с тонкими придыханиями проговорила она, разглаживая на коленях длинную юбку в цветочек. — С малым ребенком на руках бросил. Без копейки денег. А сам уехал. И ни разу не поинтересовался, как мы тут живем с Сережкой! А я чуть по миру не пошла, чтобы его поднять! А папе и дела не было!

— Но вы ведь отдали мальчика в детский дом, — напомнила я.

— А что я должна была делать? — подняла на меня маленькие злые глаза Антонина. — На что его растить?

— Но ведь многие женщины остаются без мужей и при этом детей своих не сдают в приют. — Я не собиралась быть моралисткой, мне нужно было лишь нащупать нужные струны, чтобы вызвать в Антонине искренность.

— Ну, честь им и хвала, — равнодушно отозвалась Губанова. — А я вот не смогла. Мне, между прочим, тридцати еще нету. Мне и самой пожить нужно. У меня вся жизнь впереди! Обо мне-то кто подумает?

— Никто, — спокойно ответила я. — Никто о вас не подумает, если вы сама о себе не подумаете.

— А что такое? — Антонина удивленно уставилась на меня.

— А то! — жестко продолжила я. — Если не перестанете вести тот образ жизни, какой ведете уже больше шести лет, то сказать, что с вами будет? Вы просто умрете, и все! И не будет у вас никакой жизни впереди! И никто о вас не вспомнит! И ваши неполные тридцать лет так и останутся неполными!

Я воодушевлялась все больше и больше, еле сдерживаясь, чтобы не сбиться на: «И про вас не напишут в газете «еще один сгорел на работе», и на могиле не будет сидеть прекрасная вдова с персидскими глазами», и так далее. Но эффект был достигнут: Антонина испугалась почти так же, как и незабвенный Михаил Самуэлевич Паниковский.