Вячеслав Воронов - Скальпель Страница 12

— Потому что был! А теперь на стройке ведра с раствором таскаю. И пошло оно все… Расскажу, пошли куда-нибудь.

— Нет, пить не буду.

— Начинается! Сколько не виделись! Проблемы какие?

— Есть немного.

— Так давай пивка, заодно и расскажешь. Что — посреди улицы стоять и проблемы решать?

— Решать, не решать, а пить не…

— Придешь в себя, расслабишься — и все решим!

— Ну… по бокалу разве что, больше не буду.

Мы отправились в забегаловку, расположенную неподалеку, с летней крытой площадкой у входа. Народа было полно, от сигаретного дыма было не продохнуть, шумом и гамом бар напоминал заседание какого-нибудь парламента. Нам повезло — мы нашли свободный стол. Взяв пива, пару сушеных окуней размером с ладошку и усевшись на деревянные лавки, мы принялись чистить рыбу.

— Полгода я уже не врач, а строитель, — бодро заявил Серега, откручивая окуню голову. — Нашло что-то на меня. Залетел, можно сказать… А мог бы сидеть, не дергаться, тихо-мирно, всем угождать, и все было бы нормально. С самого начала я не хотел поступать в медицинский… так родители уперлись: давай, говорят, поступай, светилом будешь! Человечишков станешь лечить, резать их на фашистский крест, и бабки всегда, мол, будут.

Только сейчас я понял, что Серега уже слегка пьян. Я не заметил, как сам быстро осушил большую часть бокала, пытаясь залить бушевавший в груди пожар.

— Семь лет учился — и все это время верил, что людям буду помогать. Молодость, романтика, так сказать. Ты же знаешь — я примерный был, почти паинькой. Вот и зубрил медицину, из чего там индивидуум складывается, да как ему получше вставить что-нибудь в одно место, или вырезать, чтобы он опять счастливым себя почувствовал.

— Слушай, Серега… — попытался я прервать его словоизлияния, скривившись, словно мне без анестезии дернули зубной нерв.

— Я ж детским врачом был! — отказываясь замечать во мне отсутствие интереса, с восторгом выкрикнул он и хлопнул меня по плечу. Большего восторга он бы не выказал, если бы рассказал, что побывал на Луне. — Год прошел, второй, я развиваться хотел, книжки всякие читал, и вскоре стало приходить мне в голову, что какой-то ерундой я занимаюсь. Ну, не совсем, конечно, но все-таки чем-то односторонним… все равно обман получается. Чуть что — антибиотики, а то, что они весь организм сотрясают, всю полезную микрофлору вместе с вредной гробят — ерунда. Точно так и другое… сам понимаешь.

— Зачем ты мне все это несешь?

— Да ты слушай! На чем я… Ага! Так вот… надоело мне на этих мамаш и папаш глупых глядеть, как они своих детей гробят, а потом к нам приводят, в надежде на чудо. За бабки хотят здоровье своим чадам вернуть. Попьешь, мол, чудо-таблеточек, и все пройдет. А что пройдет: одно лечишь, другое калечишь. Резервация какая-то: ходит народ, ходит, у всех мозги вроде обработаны, как у зомби — ничего не доходит. А тут знакомый один подвернулся. Они крутили по медицине, таблетки штамповали, пустышки из мела, безвредные, зато в красивых упаковках. Предложил мне продавать прямо в кабинете, на приемах. Я сначала не хотел, а потом… Рецепты на химию всякую выписываю, от которой печени конец, так почему ж это не… Если обманывать, то — по полной программе, ничего не боясь, в согласии с родным государством. Поначалу и зарабатывать начал…

— Вот это уже интересно, — хмуро обронил я. — Насчет зарабатывать. Актуально.

— А я тебе о чем? Это всегда актуально. У тебя че, проблемы с деньгами? В точку попал, а? Так слушай дальше… Ходила одна мамаша ко мне… Не одна, конечно, много их, дур, шастало по поликлинике со своим потомством, но одна чаще других своего пацана тягала. Месяца не пройдет — у него то ОРЗ, то гнойная ангина, то ОРЗ, то ангина! Гланды вырезали — так потом бронхит, пожалуйста! По такому принципу следовало дальше и бронхи с легкими повырезать — чего уж там. Что болит, то и резать, и нет проблем!

И вот однажды приходят они опять ко мне — температура, недомогание, и вообще — непонятно, что с ребенком. А у меня перед этим, вчера, то есть, день рождения был, ну, и дали мы стране угля. Самочувствие никакое, сижу злой, как черт, голова раскалывается, а тут она. Он спортом, говорю, занимается у вас, или вы думаете всю жизнь его таблетками пичкать? Каким — таким, говорит, доктор, спортом, ему ж нельзя, вы ж сами ему от физкультуры освобождение дали, чуть не пожизненное. Можно, говорю, и не то что можно — а нужно, просто жизненно необходимо! А она смотрит на меня недоверчиво: что это я, мол, несу. А питаться правильно вы его приучили, пошел я вразнос, морковку с капусткой, или конфеты с пирожными с утра и до вечера лопаете? А мальчик — еще тот, в меру, как говорится, упитанный — еще двенадцати нет, а в нем килограммов двадцать уже лишних. Что это вы, доктор, говорит, ерунду какую-то несете? Вы нам прошлый раз лекарств разных понавыписывали — и хорошо было, все прошло. А компьютер, говорю, у вас есть? Есть, конечно, у всех есть, а мы что — хуже. У него способности к этому делу, реакция развивается, то есть если монстров лупить. И опять про лекарства: вот, мы у вас такие хорошие таблетки покупали, после них простуды все проходят, дайте нам пару упаковок. И телевизор у вас есть? — спрашиваю. А как же без него, удивляется она. Он у нас это дело, электронику то есть, любит и умеет, программистом будет. По…стом он у вас будет, а не программистом, если не перестанете гробить ребенка. Так ей и сказал. И — пошло, поехало. Возмутилась, оскорбилась! Пойду, говорит, на вас жаловаться. Раньше вы нам таких хороших таблеток выписывали, а теперь хамите в полный рост. Взбесила она меня своим упрямством. Если б вы знали, говорю, что это за таблетки… Сам, дурак, сказал, на больную с утра голову!

Серега с противным звуком отсербнул пива и задумчиво посмотрел вдаль.

— Но ведь помочь же хотел, надоело смотреть, как они беззащитных детей… растят из них развалин… Устроила она, в общем, скандал, еле замяли. Все деньги, что остались с продажи чудо-таблеток, пришлось отдать, чтобы не посадили. Из этой истории я вынес один хороший вывод. Люди сами хотят, чтобы их обманывали, прямо просят — обманите меня, но подарите надежду. Но если обманывать — то до конца, конкретно, профессионально и нагло: чем наглей, тем лучше! И бояться нечего! Уверенно будешь все проворачивать — люди пойдут за тобой, боготворить будут, а попытаешься им глаза раскрыть, правду показать — станешь врагом на всю жизнь.

— И на этом карьера твоя накрылась.

— Да нет, побегал я по больницам, по знакомым, в онкодиспансер устроился. А там своя история. А ведь онкодиспансер, чаще всего, финиш для таких людей, как тот ребенок, у бестолковых родителей, и финиш иногда довольно скорый. Начинают с детских кабинетов, а заканчивают в «онко». Но им такая жизнь — в кайф, набивать желудки всяким дерьмом, покуривать-попивать, а потом денежки тратить на лекарства, в надежде, что кто-то со стороны за них проблемы решит. И хорошо! Хотите вы этого сами — вот вам, пожалуйста, таблеточки, всякая ерунда, лишь бы бабки платили. Опять же: станешь правду им городить, так они пошлют тебя подальше, сильно ты им нужен со своей правдой, идиотом сделают! Плевать надо на них всех, делать свое дело, зарабатывать деньги, и почти любой ценой, я тебе скажу. Больше в этой жизни не к чему стремиться!

Он помолчал несколько секунд, затем продолжил.

— А выгнали меня из «онко» из-за того, что мы с заведующим отделением медсестру не поделили. Была у нас одна, Анечка… даже в медицинском халате, в строгой, можно сказать, рабочей одежде, так выглядела, так ходила по отделению… что ой-ой. Характер игривый у нее… такая покладистая… Муж и двое детей, а она совсем и не против… Медицина в этом деле подстегивает, возбуждает. Целыми днями смотришь на этих немощных, на эти страдальческие лица, трясущиеся руки, на кровь, гной и дерьмо, и думаешь: е-мое, ведь и тебя такое ждет, так зачем же время терять, пока оно еще есть. Короче говоря, кувыркались мы с ней в ординаторской регулярно. За стенкой умирающие лежат, стонут от боли, рядом кому-то куски кишечника вырезают, как на бойне, кто-то собственным дерьмом исходит — а мы стонем от удовольствия. Однажды эта дура забыла дверь запереть, так ей припекло, так спешила она трусики с себя стянуть. Одна старушка и приперлась в самый разгар наших стараний. А мы такое изобразили, что она поначалу и не поняла, что к чему, или, может, глазам своим не поверила. Думала, наверное, что мы какие-нибудь процедуры проходим, и все твердила, что и ей тоже нужны процедуры, а она медсестру, то бишь Аню, нигде найти не может. А как дошло до нее, что у нас за процедуры — сразу в крик, и бегом жаловаться, где только прыть взялась.

А заведующий отделением тоже с Анькой шуры-муры крутил. И нет, чтобы соврать ему: ничего такого не было, старушке привиделось, мало ли что ей, выжившей из ума, показалось. Процедуры она мне делала, или смотрела что-нибудь, прыщик непонятный у меня вылез. Нет, решил с ним по-честному, как с нормальным мужиком; ну что — врать на каждом шагу, что ли? Противно даже. Откуда я знал, что он на Аньку серьезные виды имел? С мужем у нее нелады вроде… А какие серьезные виды, дурень ты, если она с каждым встречным не против… Я ему услугу оказал, глаза открыл, а он меня с работы! Опять, дурак, из-за своей порядочности пострадал. После того с медициной я завязал, теперь на стройке.