Виктор Меньшов - Золотой мальчик Страница 12

Я смотрю на эту старуху, на сморщенное это лицо, на безобразный горб, на седые космы, которые выбиваются из-под солдатской шапки-ушанки, смотрю ей прямо в беззубый, шамкающий рот, смотрю на грязный платок, укрывающий худые плечи под грязной бабьей кофтой, и нет во мне жалости. Есть во мне злоба. Злоба и ненависть к этой жадной старухе с визгливым голосом.

- Ты на Петюню не обращай внимания, - бормочет мне Таракан. - Он молодой ещё, и глупый. Он в Грозном в психушке лечился, инвалид детства, а как началась вся эта заваруха, психушку разбомбили, а он сбежал. Прибился к беженцам, каким-то чудом до Москвы добрался. Тут ему менты на вокзале зубы выбили. Да ты не сомневайся, еды хватит, и будет всё так, как Филин скажет, он тут главный.

А чего мне было беспокоиться? Я уже ни о чём не беспокоился. По смотрел ещё раз на этого Петюню, который и обликом и голосом больше напоминал старуху. Сел молча рядом с Филином, уткнул голову, как и все они, в колени, и куда-то провалился.

Разбудил меня толчок в бок. Это Таракан меня толкнул. Остальные уже суетились возле подъехавшей машины, угрюмый водитель которой в грязном белом халате поверх спецовки, открывал борта.

В машине стояли ящики, в которых была колбаса. Целые батоны колбасы, я даже глазам своим не поверил. Но водитель хлопнул безжалостно бортом и кивнул головой толпящимся в нетерпении в сторонке:

- Чего встали? Мне некогда, шевелитесь, мыши серые, быстро разгружайте!

И все бросились к машине. Как видно, народ был сплочённый, каждый знал своё место. Кто-то сразу же полез наверх, кто-то остался внизу. Филин посмотрел на нас с Тараканом, остановил какого-то доходягу, который лез вверх, велел ему остаться, а мне лезть в машину. Доходяга что-то проворчал, но подчинился, а я так и не спорил. Мне было всё едино. Я сам был такой же деревянный, как ящики с колбасой.

Я таскал эти ящики по дну кузова машины, у меня их принимали внизу и оттаскивали в сторону, сортируя по команде Филина. Колбаса дурно пахла, вся была густо покрыта белым налётом и слизью, но это была колбаса. Я с трудом сдерживался, чтобы не вцепиться в неё тут же зубами, и дрожал от нетерпения.

Как я продержался до конца разгрузки - не знаю. Знаю только, что с машины я не спрыгнул, а вывалился, как стоял, так и упал, лицом вниз хорошо ещё, что в мягкий мусор.

Я сразу же бросился на подгибающихся ногах к заветным ящикам, но оказалось, что спешил напрасно. Меня, как новенького, заставили зачем-то идти за кипятком, вместе с Тараканом и Петюней. Мы шли к маячившему вдалеке вагончику. Там нам навстречу вышел мрачный мужик в оранжевом грязном комбинезоне, молча вынес корыто и два ведра, Таракан отдал ему смятые купюры, тот ушёл в вагончик, и вернулся, волоча за собой шланг, который он тщательно пережимал посередине. Он наклонил шланг и гаркнул на меня:

- Чего вылупился?! Ведро подставляй!

Я засуетился, подсунул ведро под шланг, мужик разжал пальцы, и брызнул из шланга крутой кипяток. Я не успел вовремя отдернуть руку и мне попало на кисть, но боли я не почувствовал, только с удивлением смотрел на вздувающийся прямо на глазах волдырь. Всё моё воображение, все чувства были парализованы ящиками с колбасой. Выше этого моё воображение не залетало. Так же молча, не отвечая на какие-то слова Таракана, которые не доходили до моего сознания, я тащил ведро кипятка в сторону оборванцев, копошащихся возле ящиков с колбасой. И в голове моей стучало:

- А вдруг съедят?

Хотя прекрасно понимал, что не может эта хилая компания сожрать такое количество колбасы. Но кто его знает? А вдруг...

За нами, не поспевая, визгливо и шепеляво ругаясь, бормоча что-то на тарабарском диком языке, хромал, подпрыгивал и гремел корытом Петюня.

Когда мы подошли, поджидающие нас уже развели костерок, кто-то жарил кусок колбасы нанизав его на палочку. Колбаса шипела, роняя вытекающий жир на угли, запах сводил с ума.

Филин молча указал нам, куда поставить вёдра, дождались Петюню, вылили вёдра в корыто, двое других пошли ещё раз за водой, а мы остались. Мы сидели и смотрели, как колбасу из отставленных в сторону ящиков высыпали в корыто, в кипяток, в который добавили марганцовки, потом эти батоны колбасы вылавливали прямо из кипятка голыми руками и тогда я понял почему у всей этой компании руки красные, как варёные раки.

Тем временем вымыли тщательно несколько пустых ящиков и в эти вот ящики кладут вымытую колбасу, и относят эти ящики к Филину, который сидит вместе с двумя мужичками на мусоре, и быстро выхватывает из ящика очередной батон колбасы, переламывает его пополам, смотрит, и бросает в пустой ящик, или же за спину, на кучу мусора, к оставленным там побитым ящикам, из которых разложили костёр, греют на нём воду и жарят куски колбасы, нанизывая на палочки. Я отчаянно завидую, но сам не решаюсь поступить так же.

Делается всё почти бегом. Быстро. А вокруг собирается призрачный народ. Как я понимаю, изгои этого Клондайка. Одиночки, не сумевшие прибиться к стае. И здесь, на свалке, среди отбросов еды и человечества своя иерархия. И здесь есть свои изгои, свои отверженные. Мне становится страшно, и я стараюсь не смотреть на тех, кто стоит вокруг. А они всё придвигаются и придвигаются, непроизвольно, как змея выползает из мешка на звуки флейты заклинателя. Они обезумели от голода. Они превратились в сомнамбул. Это уже не люди. Они живут одними инстинктами. Учуяв съестное они движутся на запах, и только страх держит их на расстоянии. Но запах манит. И эти зомби придвигаются, как покойники в фантастических фильмах. Ничего не видя, только ощущая.

Мы работаем всё быстрее и быстрее. А из окружающей нас толпы выскакивают несколько потерявших человеческий облик фигур и бросаются к отброшенным ящикам. Они хватают колбасу, рвут её зубами, даже не вытерев слизь. Хватают и убегают обратно.

Кто-то бросается отогнать их, но Филин останавливает.

- Пускай.

- Это же отрава!

- Пускай дохнут, - равнодушно отмахивается Филин. - Хотя бы подохнут сытыми.

И мы ещё быстрее спешим закончить. Вот уже всё. От корыта исходит смрадный запах, но несколько ящиков полны половинами колбасных батонов. И Филин кричит:

- Поджигай!

Петюня с радостным визгом бросается к горе отброшенных в сторону ящиков и колбас, поливает всё это чем-то из непонятно откуда взявшейся банки, по острому запаху я узнаю керосин, потом он поджигает, костёр загорается сразу. Словно это не колбаса, а сухие дрова горят.

Вскоре поднимется смрадный и тяжёлый дым, но мы поглощены своими делами. Мы нанизываем кусочки колбасы на палочки, суём их в костёр, ломаем батоны крупными кусками и бросаем их в кипящую воду. А я, не в силах дождаться, пока колбаса отварится, ем её, слегка ошпарив кипятком.

Я ем и ем, а сам не в силах отвести глаз от прыгающих вокруг другого костра фигур, которые лезут прямо в огонь руками, выхватывая оттуда куски колбасы, обгорелые батоны.

Таракан отбирает у меня сырую колбасу и суёт мне в руку варёную. Ещё совсем горячую. И ещё он всовывает мне в другую руку мятую консервную банку, в которой горячий отвар. И я ем колбасу, не чувствуя вкуса, запивая отваром. Солёным и горячим. И пытаюсь вспомнить - когда же я ел горячее?...

А потом, когда все наелись, делят оставшееся, я в дележе не участвую. Я - приблудный. Я не из стаи. Накормить меня накормили, а всё остальное не положено. А я и без этого доволен, я так давно не ел ничего горячего!

Каждый распихивает свою долю по мешкам и сумкам, а мы с Тараканом идём к выходу. У него сегодня образовалась какая-то халтура, наверное, поэтому он и взял меня сюда, чтобы немного подкормить на халяву. Я ему нужен в помощь.

Посреди свалки идёт торг и рынок. Тут царит обмен. Меняют всё на всё. Таракан обменивает часть колбасы на какие-то консервы, сигареты, на яркие, неизвестные мне, пакетики. Потом он увлёкся торгом, а я отошёл в сторонку, чтобы не путаться под ногами. И тут замечаю немного в стороне скрюченный труп оборванного старика, ввалившийся рот его весь в зелёной пене. И я с ужасом думаю о том, что он, возможно, нажрался отброшенной нами колбасы.

Я оглядываюсь по сторонам, но никто не обращает внимания на труп. Я направляюсь к Таракану. Нахожу его в толпе и тяну за рукав:

- Там старик мёртвый...

- Ну и что? - вылупился Таракан.

- Как ну и что?

Тут я замечаю, что на труп надвигается ножом бульдозер, который планирует кучи мусора. Я машу руками водителю, который на мои сигналы никакого внимания не обращает, потом бросаюсь к нему, чтобы остановить грозящий подмять гусеницами тело, бульдозер, но меня ловит за локоть Таракан:

- Ты чего - охренел?! Тут каждый день знаешь, сколько таких чудиков помирает?

- Надо же вызвать какую-то перевозку, отвезти в морг... Надо же похоронить.

- Да ты что - с ума сошёл? Ну отвезут его в морг, понаедет сюда ментов, а что дальше? Нам весь день поломают, служащих дёргать будут, те нас гонять начнут. А толку? Ты хотя бы знаешь, сколько сейчас гроб стоит? Кто его хоронить будет?