Заложник любви - Наталия Николаевна Антонова Страница 12

– Что ж, допустим, вы правы, – решил не спорить он, – но лично я не вижу претендентов на роль недоброжелателей Свиридова.

– Да ладно тебе! – усмехнулась она.

Морис посмотрел на нее вопросительно. И Мирослава принялась рассуждать:

– Нам известно, что у Леонтия был богатый отец, наживший свой бизнес в девяностые годы прошлого века. Нажитое он не промотал, а приумножил, что позволило его сынку, не питающему страсти ни к учебе, ни к работе, жить припеваючи, не ударяя при этом палец о палец. И не просто жить самому, но и, по словам Лутковской, обеспечивать беззаботную жизнь всему своему гарему.

– Вы имеете в виду его жен и детей? – усмехнулся Морис.

– Их самых.

– Ну уж они-то, несомненно, чувствуют себя по гроб жизни обязанными Свиридову.

– Не скажи, – не согласилась Мирослава.

– Отчего же? Ведь они без забот и хлопот живут на всем готовом. Разве не к этому стремится большинство женщин? – спросил Морис.

– Я бы так не сказала, – не согласилась Мирослава. – Многие женщины хотят строить карьеру или, во всяком случае, чувствовать себя самостоятельными, зарабатывая собственные деньги. Тех, кто желает получать что-то из чужих рук, все меньше. Но если даже допустить, что все жены Леонтия Свиридова – тунеядки с психологией прирожденного иждивенца, то и в этом случае, даже получая от него все материальные блага, они могли возненавидеть его.

– Это за что же? – спросил Морис.

– Ты забываешь о том, что все они молодые женщины и у них имеются чисто физиологические потребности. Возможности же удовлетворить эту потребность они начисто лишены.

– Тут вы, пожалуй, правы, – без особой уверенности проговорил он, – но ведь далеко не все женщины обладают повышенной потребностью в сексе.

– Даже если их сексуальность не превышает норму, хотя кто ее устанавливал? Все равно мужчина требуется женщине для здоровья! – отрезала она.

Морис умолк.

Бросив на него насмешливый взгляд, она сказала:

– Ладно, перейдем от секса к социализации.

– Что вы имеете в виду? – спросил он, ожидая подвоха.

– Ничего особенного, – пожала она плечами. – Просто женщины в большинстве своем предпочитают состоять в браке. Жены же Свиридова не просто разведены, а имеют неофициальный статус соломенных вдов!

– И вы думаете, что они решили стать вдовами не соломенными, а подлинными? – не выдержав, усмехнулся он.

– Почему бы и нет? – пожала плечам Мирослава. – Теперь-то получилось все как бы по-честному.

– Честным вы называете убийство? – голос Миндаугаса прозвучал недоверчиво.

– Нет! Честным я считаю то, что теперь они не только разведены официально, но и свободны от его притязаний.

– И подачек, – напомнил он.

– Угу, – кивнула Мирослава, – теперь каждая из них получит солидный куш!

– То есть? Разве все достанется не его последней жене?

– Тоже мне юрист, – хмыкнула она. – Наследниками кроме жены Лии станут все дети Свиридова. А их матери, то есть все его бывшие жены, станут опекунами своих несовершеннолетних детей и таким образом дотянутся до денег Свиридова.

– Вы все это так живописуете, что у меня начинает складываться уверенность, что к убийству Леонтия причастны все его жены. Но в реальности это невозможно!

Мирослава весело рассмеялась и сказала:

– В таком случае перейдем к партнеру отца Леонтия, Всеволоду Анатольевичу Крутову.

– Его вы тоже подозреваете?

– А почему нет? – сделала вид, что удивилась, Мирослава.

– Зачем ему убивать сына своего бывшего партнера? Насколько я понял, Леонтий продал ему долю отца и в дела фирмы не лез.

– Так-то оно так, – согласилась Мирослава. – Но, как сообщила нам Аграфена Тихоновна, Всеволод Анатольевич до сих пор не расплатился с Леонтием полностью.

– Ну и что? Это не повод для убийства.

– Отчего же? Очень даже весомый повод. Можно допустить, что Крутов не захотел отдавать Леонтию оставшуюся сумму задолженности. К тому же, вне сомнения, у Крутова есть свои собственные дети. Скорее всего, они усердно трудятся наравне с отцом. Поэтому бизнесмен, имеющий за плечами девяностые годы, мог не увидеть ничего плохого в избавлении от трутня.

– Да, я наслышан о том, что рабочие пчелы выпихивают осенью трутней из гнезда и оставляют умирать от холода и голода. Но люди все-таки не пчелы.

– Солнышко, – вздохнула Мирослава, – ты упустил из вида одну вещь.

– Какую же? – не понял он.

– Люди хоть и являются существами разумными, по мнению ученых, на самом деле их поступки нередко намного безнравственнее и безжалостнее, чем поступки каких-то там пчел.

– Вот так наслушаешься вас, – проворчал Морис, – и начнешь жалеть, что не родился пчелой.

– В смысле трутнем? – расхохоталась она.

– Рабочей пчелой! Хотя вы меня используете подчас как рабочую лошадь!

– Если только подчас, – заметила она, – то ничего страшного с тобой не случится.

– Ладно, – махнул он рукой, – вам слово, а вы в ответ десять. Надеюсь, что список подозреваемых в убийстве Свиридова у вас закончился.

– Зря надеешься!

– Кого же вы еще записали в подозреваемые? Надеюсь, не Лутковскую? – он сделал круглые глаза.

– Аграфене Тихоновне, пожалуй, невыгодно убивать своего воспитанника, – согласилась Мирослава. – Если, конечно, он не оставил ей все свое имущество.

– Она не может знать содержания его завещания и уж точно бы, будь она убийцей, с радостью ухватилась бы за версию следователя и поклонилась бы Наполеонову в ножки за закрытие дела.

– Ага. Уговорил, Аграфену Тихоновну не подозреваем.

– Значит, все?

– Нет! Есть еще няня Кирюши, сына Леонтия от Лии, Фаина Ермолаева.

– Няня-то тут с какого бока? – искренне удивился Миндаугас.

– Она могла влюбиться в него! Он, предположим, ее отверг! И вот результат!

Морис сделал вид, что вытирает пот со лба.

– С вами не соскучишься! Нет, я понимаю, если бы Леонтий соблазнил няню своего сына и выставил ее за порог! Тогда была бы какая-никакая причина. А так! Если бы со мной захотели расправиться все девушки, которых я отверг! – вырвалось у него.

Он тут же опомнился и оборвал фразу. Но сказанного было достаточно для появления на губах Мирославы иронической улыбки.

– С тобой все понятно, – проговорила она, не сводя с него насмешливых глаз. – Но в случае с любвеобильным, но не лишенным причудливого благородства Леонтием подходит именно отвержение, а не соблазнение!

– Это еще почему?

– Потому, что он женился на всех своих пассиях!

– Ах, да! – Морис хлопнул себя по лбу и спросил: – Теперь все?

– Нет! У Леонтия был друг Василий Сергеевич Кармазин. Я предполагаю, что Леонтий продолжал общаться с ним, хотя, скорее всего, не так часто, как в юности.

– И что? У друга тоже имелся зуб на Леонтия? – спросил Морис, не скрывая иронии.

– Этого я не знаю, – ответила Мирослава. – Но поговорить