Елена Михалкова - Пари с морским дьяволом Страница 13

Ты всего сутки на этом судне. А я десять лет.

Море заполняет тебя всего, до отказа. Тебе некуда деться. Ты – лишь сосуд, и оно вольется в тебя, как бы ты ни сопротивлялся. Будешь думать о нем, чувствовать его, восхищаться, бояться, любить, ненавидеть и не понимать, как ты жил прежде без него. В твоих словах будет море, и сердце твое станет биться в такт накатам волны.

К морю нельзя подготовиться. Оно ударяет тебя штормовой стеной и смывает всю накипь твоих жалких ожиданий. Остаешься голый, мокрый, ошеломленный и без единой мысли о том, что будет дальше.

И это хорошо. Не надо портить будущее своими представлениями о том, каким оно придет к тебе.

– Красота какая…

Это Наташа сказала. Я ухмыльнулся.

Девчушка не такая бесчувственная, какой кажется.

Или хочет казаться».

Глава 6

Остров был необитаемым. Узкая скалистая полоса берега изрезана неглубокими бухтами, словно кто-то раз за разом кусал от краюхи, а дальше, за приземистыми утесами, зеленела шапка леса.

«Вглубь не пройти», – предупредил Муромцев. Стволы и ветви деревьев местами сплетались в таких тесных объятиях, словно сговорились не пустить чужаков в сердцевину острова.

«Да и незачем, – добавил Боцман. – Отдыхаем на берегу, хлопцы».

Загромыхала якорная цепь, с шумом и плеском врезалась в воду. Когда рассеялась поднятая муть, стали видны стайки мелких любопытных рыбок, собравшихся вокруг.

– Спустить шлюпки! – скомандовал капитан. – Курсанты, приготовиться к высадке на берег!

Все встали навытяжку у левого борта. Муромцев прошелся вдоль строя:

– Молодцы! Купайтесь, загорайте! Сегодня отдых спокойный, никаких приключений. Кстати, ласты кому-нибудь требуются? У нас имеются!

Бабкин, порывшись в куче резиновых «ног», выбрал себе пару темно-синих. «Ишь ты, “Скубапро”», – подумал он, удивленно рассматривая их. – Кто бы мог подумать, что здесь найдутся профессиональные ласты». Правда, при ближайшем рассмотрении его радость несколько утихла: проушины в пятках были порваны, да и калоши выглядели довольно потрепанными.

– А вы, Илья Ильич? Не с нами?

– У меня своя программа!

Муромцев подмигнул, отошел в сторону и с быстротой, выдававшей армейскую выучку, скинул рубаху и брюки. Матрос Антоша почтительно принял капитанскую одежду. Оставшись в одних плавках, капитан враскачку подошел к борту. Грузное коротконогое тело обильно поросло седым волосом, густым, как овечья шерсть. Маша стыдливо отвела взгляд в сторону. Почему-то мужская нагота смущала ее больше женской. Она успела только заметить, какие огромные у капитана ступни – непропорционально большие, как у великана.

Кто-то из команды ловко перекинул доску через борт. Старпом прижимал ее ногой. Капитан быстро взошел по доске, как приговоренный пират, не доходя до конца громогласно ухнул, перекрестился – и ласточкой сиганул вниз. В воду он вошел без единого всплеска и сразу быстро поплыл в открытое море.

– Он не утонет? – боязливо спросила Кира.

– Кто? Капитан? – Боцман с удовольствием рассмеялся. – Никогда! В любую погоду плавает, как тюлень! Километры наматывает только так! Ну, теперь наша очередь.

– Подождите! А пираты на нас не нападут?

Это, конечно, была Яна. В голосе ее звучала плохо скрытая надежда, что пираты нападут, и будет отчаянная драка, много крови, рома и насилия.

– Вообще-то могут, – неожиданно серьезно ответил Артем Диких.

– Правда?!

– Да, появляются они тут иногда, – поддержал боцман. – Но на этот случай товарищ Диких у нас вооружен!

– Луком со стрелами? – усмехнулась Яна, окидывая Артема таким взглядом, что бедный старпом заалел, словно девушка.

Сзади подошел Владимир Руденко, положил тяжелую ладонь жене на холку:

– Ну-ка, цыц. Развоевалась!

Яна и его обожгла взглядом. Но Руденко, в отличие от Артема, краснеть не собирался. Еще и шлепнул ее по попе:

– Пошла, кобылка моя!

Когда погрузились в шлюпки, Маша не удержалась: перегнулась, черпнула воду. Теплая! Невозможно поверить, что еще утром брызги секли лицо как льдинки.

Гребцы на веслах устроили соревнование, и две лодки толчками двигались вперед.

– Раз-два! Раз-два! – хрипло дирижировал боцман. Пробковый шлем он оставил на бригантине, и от его лысины отсвечивало вечернее солнце.

– Давай! Навались! – доносился с соседнего борта звонкий голос Артема Диких.

Когда днище зашуршало о песок, боцман с поразительной для его возраста легкостью перемахнул через борт. Следом за ним попрыгали Сергей со Стефаном.

Яков Семеныч хулигански свистнул, сунув два пальца в рот.

– Эй, Темыч!

Старпом обернулся и скривился. Им до берега оставалось метров двадцать.

– Ты не Диких, ты Домашних! – дразнясь, крикнул Боцман.

– На обратном пути сочтемся!

– Как же, жди!

Глядя на Якова Семеныча, режиссер тихо, чтобы тот не услышал, проговорил, будто читая вслух из невидимой книги:

– Все у него было старое, кроме глаз, а глаза были цветом похожи на море – веселые глаза человека, который не сдается.

– Это откуда? – наклонилась к нему Кира.

– Хэмингуэй.

Вдоль линии прибоя море выложило узоры из обломков крошечных ракушек и морских водорослей. Маша сделала два шага, и песчинки облепили мокрые ступни.

Она вдохнула глубоко-глубоко, чтобы морской воздух вытеснил московский смог, осевший в легких. Если бы можно было набрать его впрок, этот воздух! Теплый, прозрачный, с привкусом соленого ветра и хвои! Хотя бы баночку. Она бы доставала ее в конце ноября и дышала в терапевтических целях – по чуть-чуть, чтобы хватило на год.

И песок тоже нужно взять. Всего пару-тройку пригоршней, она не жадная! Хватит, чтобы рассыпать по полу в феврале, когда снаружи вьюга пылит колючим снегом, и оставлять на нем отпечатки ладоней и ступней.

– Мария!

Маша вздрогнула и обернулась. Оказывается, пока она мечтала, группа уже собралась и терпеливо ждала ее.

Еще на корабле было решено, что отдыхать и купаться станут не все вместе, а по парам. «Чуть западнее есть большая лагуна, можно было бы высадиться там, – сказал боцман. – Но вы ж сами не захотите гурьбой». Так и вышло.

Рассредоточились по бухтам. Первая, самая ближняя к месту высадки, досталась Яне и Владимиру. «Чтобы далеко не тащиться!» – подмигнул Артем Диких.

«Очень гуманно с его стороны», – подумала Маша, оценив размер сумки у Яны и количество фотоаппаратуры на ее муже. Сквозь прозрачные бока пляжной сумки просвечивали платья, парео, шляпы и, кажется, даже пиратская треуголка. Яна не собиралась в этих изумительных природных декорациях распылять красоту впустую, без увековечивания.

Яна оценила выделенную им бухту и красиво закинула руку за голову.

– Лук для инстаграмма! – пропела она, фотографируясь на собственный айфон. – Артем, а теперь вы нас с Володей щелкните, пли-и-из!

– Какая любовь к себе! – тихо заметила Кира. – Можно только позавидовать.

Наташа Симонова обернулась к ней.

– Это вовсе не любовь.

– А что же?

– Страх смерти, конечно.

Забыв про Яну, все уставились на русалку.

Она поковыряла носком босой ноги песок и перечислила со странной полуулыбкой:

– Вот мой завтрак, вот я сама, вот мой песик, вот моя обувь, вот я в отпуске триста двадцать пять раз, а это мое ухо четыре раза. Ела салат, пила дайкири, с этим здоровалась за руку, с тем целовалась. Это не любовь к себе, это страх. Страх, что исчезну – и ничего не останется. А самые тревожные боятся, что уже исчезли. Кто они для мира? Никто. Не пишут картин, не лечат детей, не спасают морских котиков от истребления. Вот и пытаются забить себя в вечность, оставляя снимок, как печать: «существую». Объективное подтверждение себя. Крючки, цепляющие за бытие.

Изумленная Маша поймала взгляд мужа. «Аутизм, говоришь?» – одними губами поинтересовался Сергей.

Бухта им досталась небольшая, но укромная. Скалы из песчаника выдавались вперед двумя острыми резцами, защищая от чужих взглядов. Если зайти в воду по колено, можно было увидеть бригантину. Она покачивалась на волнах, как сложившая крылья птица.

– Господи, хорошо-то как!

Сергей закатал шорты и следом за Машей пошлепал в воду.

«Сказать про Аркадия? Не сказать?»

– Меня на шлюпке укачало сильнее, чем в открытом море! – Жена обернула к нему страдальческое лицо. – Где таблетки?

– В каюте забыл, – покаялся Сергей.

Маша испепелила его взглядом и, пошатываясь, выбралась на берег. Там она плюхнулась на песок и закрыла глаза.

«Не буду говорить, – решил Бабкин. – Нефиг нагнетать».

Он побродил среди камней, разглядывая рыбок. Вода, совершенно прозрачная у скал, метрах в двадцати словно густела и набирала плотную, яркую синеву. Сергей подошел ближе, не обращая внимания на промокшие шорты. Так и есть: отсюда начинался обрыв. Он сделал осторожный шаг – и почувствовал, что не достанет до дна.

Вернувшись, Сергей стащил мокрые шорты и раскинул руки, подставляя грудь солнечным лучам.