Валерия Вербинина - В поисках Леонардо Страница 13

– Не люблю духов, – заявила сеньора Кристобаль. – В миланской «Ла Скала» один из них повадился таскать у меня парики!

– Парики? – удивился американец. – А почему именно парики?

– В старых театрах, – назидательно объяснила донья Эстебания, – обитает множество самых различных духов. Ведь после смерти все артисты возвращаются в те места, где они когда-то блистали.

– Некоторые из них, – заметил французский дипломат, – пытаются сделать это еще при жизни, после того, как их слава уже прошла. В любом случае результат выходит не самый лучший.

– Ах, оставьте! – фыркнула сеньора Кристобаль. – Что вы можете понимать в нашем искусстве? Это каторжный труд и ежедневная зависимость от людей, которых ты даже не знаешь и, скорее всего, не узнаешь никогда. А ведь именно они решают успех твоей постановки… Что тебе, Ортега? – раздраженно спросила она у доктора, который уже некоторое время пытался привлечь к себе ее внимание.

Донья Эстебания сказала что-то по-испански, указывая на тарелку с пирожными, которая стараниями оперной примы почти опустела. Доктор энергично кивнул. Сеньора Кристобаль тяжело задышала и шепотом бросила несколько резких слов, среди которых Амалия различила лишь одно – vipera[12]. Повернув голову, она встретила взгляд американца.

– Духи – это хорошо, – пробормотал мистер Ричардсон, – но живым быть все-таки лучше.

Он был удостоен одобрительного взгляда интересовавшей его блондинки и воспрянул духом.

– Вы надолго к нам в Штаты? – спросил он Амалию.

– Еще не знаю, – честно призналась она. – Как получится.

– Прошу вас, не церемоньтесь, заезжайте ко мне в гости. Я познакомлю вас с дядей Чарльзом. На моем ранчо…

– Madre de Dios![13] – завизжала сеньора Кристобаль, спорившая с врачом и незаметно для себя повысившая голос. – Да как ты смеешь мне перечить! Я вытащила тебя из грязи, я…

Даже за столом Эрмелинов замолчали и уставились на певицу, но ее это, по-видимому, ни капли не смутило. Она схватила свою тарелку и с кровожадным наслаждением метнула ее на пол.

Тарелка, как и положено тарелке, рассыпалась вдребезги. К месту ее крушения бросились двое стюардов и, ползая на коленях, стали подбирать осколки и стирать остатки пищи.

– И этот висельник, – с чувством объявила сеньора Кристобаль, – указывает мне, что я должна делать!

Ее слова повисли в звенящей тишине неодобрения. На скулах оперной певицы проступили пятна. Она закрыла лицо руками, и гигантские плечи ее начали вздрагивать. Через мгновение все вернулись к прерванным беседам.

Художник Фоссиньяк:

– Эль Греко – это просто смехотворно!

Миссис Рейнольдс:

– О чем я говорила? Ах да, Наполеон. Представьте себе, после смерти он сделался приверженцем мира…

Дайкори – слуге:

– Что это? Грибы? Нет, не могу, не могу их видеть. Льюис! Вези меня обратно в каюту.

Маркиз Мерримейд – жене-актрисе, которая поглаживала сидящую у нее на коленях собачку:

– Что за неуправляемая особа. Так вот, дорогая Сьюзан…

Мадам Эрмелин:

– Совершенно безвкусное платье на этой блондинке!

Ее зять Феликс насмешливо прищурился.

– Что вы так на нее взъелись, дорогая мадам? – Он оглянулся на Амалию, которая разговаривала с дипломатом о местах, в которых тому довелось побывать. – По-моему, ее не в чем упрекнуть.

– Ах, оставьте, Феликс, – отмахнулась теща с гримасой досады.

– Мама права, – вмешался Гюстав. – Такой цвет носят только куртизанки.

– Куртизанки? Ты их много видел? – Феликс заинтересованно вскинул брови. – А ты был у куртизанки хоть раз в жизни?

– Феликс! – вмешалась Луиза Сампьер. – Пожалуйста, перестаньте.

– Я не считаю нужным ходить к… к подобным особам, – тоненьким дрожащим голосом произнес ее кузен.

– Тогда не рассуждай о том, чего не знаешь, – добил его леопард, лениво скалясь. – Простите, Луиза, – он поцеловал ей руку, слегка коснувшись кожи губами, – но я и в мыслях не имел огорчить вас. – Девушка выдернула у него руку и отвернулась.

– Отчего ты ничего не ешь, дорогая? – спросила у нее мадам Эрмелин.

Луиза поглядела на свою тарелку: та была почти полна.

– Что-то не хочется, тетушка, – сдержанно ответила она.

Обед подошел к концу. Про себя Амалия отметила, что клубничное суфле, поданное на десерт, оказалось выше всяких похвал, как, впрочем, и все остальное. Она все меньше и меньше жалела о том, что без всякой цели плывет через океан в неведомую Америку. В сущности, так даже было лучше.

Люди поднимались с мест, но никто не торопился возвращаться к себе. Всех охватило чувство блаженной истомы, как это всегда бывает после хорошего плотного обеда.

Миссис Рейнольдс, уставшая от недоверчивых французов, мертвой хваткой вцепилась в маркиза Мерримейда и его жену, нахваливая достоинства общения с духами и предлагая ему устроить встречу с парочкой из них, скажем, с его предками, если он пожелает, или ограничиться гаданием на шаре или на картах. Маркиз слушал вежливо и скучал смертельно, зато его жена сразу же загорелась идеей узнать свое будущее и попросила австралийку погадать ей. Миссис Рейнольдс взяла колоду карт и устроилась под абажуром, расписанным павлинами.

– Так… О, да вам повезло, дорогая моя! Деньги, очень много денег… А это что? Неприятности?

Маркиз и его жена переглянулись.

– После недавней смерти отца я унаследовал титул и состояние, – сказал Мерримейд. – А что еще за неприятности?

– Нет, нет, это не с вами, – уверенно заявила миссис Рейнольдс. – Они произойдут с кем-то другим, но на ваших глазах.

– Ах, не надо неприятностей! – проворковала актриса, прижимая к себе собачку и целуя ее. – Я так чувствительна, я всегда так переживаю!

Всхлипывающая сеньора Кристобаль покинула салон в сопровождении врача, Леона Шенье и недремлющей доньи Эстебании. Еще раньше увезли мистера Дайкори. Появились лакеи с подносами, на которых стояли бокалы с шампанским, и стали обносить желающих. Амалии пить не хотелось. Она обернулась и увидела возле себя Феликса, который открыто и беззастенчиво рассматривал ее.

– Мне кажется, я не успел представиться, – сказал он, завладев ее рукой и целуя ее. – Феликс Армантель, к вашим услугам.

– Очень приятно. Я – Амели Дюпон.

– Просто Дюпон? Занятно. Вы случайно не из нантских Дюпонов?

– Нет, но не случайно.

– Слышал, что с вашим мужем стряслась неприятность. Мне искренне жаль.

Впрочем, если судить по его лицу, то Феликс, напротив, испытывал величайшее удовольствие в своей жизни.

– Вы слишком добры, – вынуждена была ответить Амалия.

– Он заболел?

Настойчивость расспросов не понравилась ей.

– Можно сказать и так, – таинственно шепнула она.

– Простите? – Феликс нахмурился.

– У него голова не в порядке. – Амалия легонько постучала себя указательным пальцем по виску.

– А! – с облегчением произнес Феликс. И многозначительно улыбнулся: – А вы уже и кольцо сняли? Нехорошо, нехорошо…

Амалии захотелось провалиться сквозь палубу. Кольцо! Она забыла об обручальном кольце! Господи, какая она идиотка! Никогда, никогда не выйдет из нее стоящего секретного агента!

– Феликс, дорогой…

Рядом с Армантелем возникла его жена. Амалия с любопытством посмотрела на нее. Да, жизнь с леопардом наложила на женщину определенный отпечаток: она не говорила, а мурлыкала, как кошечка. Эжени мягко, но настойчиво взяла мужа под руку. Он казался польщенным, но по тому, как чуть резковато разгладил свои усики, Амалия догадалась, что он вовсе не в восторге.

– Ты уже познакомился с мадам Дюпон? – промурлыкала Эжени. – Надо же, как мило! У вас прелестный цвет лица, дорогая! Это какие-то новые румяна?

– О нет, мадам Армантель, – отозвалась Амалия, отлично поняв, куда ветер дует. – Я вообще не пользуюсь косметикой, она дурно влияет на кожу.

Все присутствующие дамы посмотрели на нее, как инквизиторы на еретика, сообщившего им, что Земля круглая.

– Надо же, – пробормотала Эжени, – вы совсем как кузина Луиза! Она тоже не признает косметики.

– Вы уже знакомы с Луизой? – вмешался Феликс. – Гюстав, будь так добр, позови ее… Мадам Амели Дюпон. Это Луиза Сампьер, славная девушка, но никто никогда не может сказать, о чем она думает. – Рыжеватая Луиза вяло улыбнулась. – А это Гюстав, мой шурин.

– Очень приятно, – буркнул Гюстав, исподлобья косясь на особу в сиреневом платье. Амалия явно не произвела на него никакого впечатления. Впрочем, оно и понятно – ведь его сердце уже было занято другой.

– А где ваш знакомый? – спросила Эжени у Амалии. – Тот, что сел в Шербуре?

– К сожалению, у него морская болезнь, – отозвалась Амалия.

– Должно быть, это ужасно досадно, – заметил Феликс. – Как вы себя чувствуете, дорогая Надин? – обратился он к бесцветной сестре управляющего. – Помнится, вы упоминали, что не любите путешествовать морем, потому что когда-то вам предсказали, что смерть настигнет вас на воде.