Наталия Левитина - Она что-то скрывает Страница 13

Должно быть, одевая ребёнка в садике, мамаша провела инструктаж, но не добилась успеха. Пацан не сказал ни слова, хотя не сводил с меня заинтересованного взгляда.

Ну и что?

Искать признаки ментальных отклонений в том, что четырёхлетний малыш не желает здороваться с незнакомой тёткой?

Да и не выглядит он на четыре.

Микробушек.

– А когда вам исполнится пять?

– Ваня, не отвечать невежливо! – расстроенно объявила Лиза. – Пять? В октябре следующего года.

– Здрасьте! Значит, Ивану всего три с половиной, а не четыре. Что это вы, мамаша, приписками занимаетесь?

Я посмотрела на ребёнка в зеркало заднего вида и постаралась скорчить самую ужасную рожу, какую удалось придумать. Большое подспорье в общении с детьми – уметь вовремя изобразить злобного хорька или обожравшуюся пиранью.

Ваня отреагировал быстро и адекватно. Он сотворил с лицом нечто невероятное: закатил глаза, сморщил нос, свесил набок язык и быстро-быстро задышал.

Ну и зачем ему слова?

Лиза с опаской посмотрела на сына, потом на меня. Я в этот момент вживалась в образ лягушки, измученной токсикозом: раздувала щёки и утробно гыркала.

– Юля, а ты сможешь вести автомобиль? – озабоченно спросила Лиза.

– Что? Ах, да, конечно. Поехали.

С заднего сиденья донеслось бодрое хрюканье.

Какой чудесный малыш!

Навестив профессора, я успела, как и планировала, заехать в редакцию. Остаток дня плодотворно работала, то есть общалась по телефону и Интернету:

1) с мамой,

2) с чиновником из Минздрава,

3) с Вероникой.

Мама улетает в Австрию, они с Юрием Валентиновичем купили двухнедельный тур. Меня радует этот факт. Марго выбрала привычный для неё, хотя и дорогостоящий, способ борьбы с депрессией – путешествие. Сервис пятизвёздочных отелей и венские вальсы не позволят ей предаться вселенской скорби по поводу увольнения.

– Вернусь – расскажу, – пообещала Марго.

Я передала привет отчиму.

– Юра собрался тебя удочерить, – мимоходом заметила мамуся.

От неожиданности я уронила степлер, мышь, ручку и пролила из кружки зелёный чай.

– Мам, ты что?

– Тебя всегда угнетало отсутствие отца, – бессердечно напомнила Марго. Видимо, в детстве я сильно доставала её этой проблемой.

– Но теперь-то я выросла!

– Так. Ты отказываешься?

Юрий Валентинович мне нравится. Если с Марго я постоянно начеку и готова в любой момент отбить атаку, то разговор с Юрием Валентиновичем действует умиротворяюще, расслабляет, как глоток коньяка. С ним приятно общаться. И он обо мне заботится: то вывезет на дачу, то нагрянет с подарками. У нас сложились добрые отношения, зачем подтверждать их документально?

– Ну-у, я не зна-аю…

– Юля, ты что?! Я же пошутила! Расслабься! Это была шутка. Шут-ка!

Пошутила?

Ну вот…

А я уж и размечталась.

…С чиновником из Минздрава я разговаривала на тему больничных младенцев. Диалог вышел на удивление конструктивным, мне пообещали, что буквально на днях детей переведут в Дом ребёнка – для них наконец-то нашлись места.

Я уже три раза ездила в больницу, отвозила детское питание и памперсы, купленные на свои и общественные деньги. Завтра поеду снова. Многие захотели поучаствовать в судьбе малюток. Правда, пришлось осадить некоторых приятельниц, попытавшихся превратить мою квартиру в склад сэконд-хенда: потянулись, милые, стройными рядами, сгибаясь под тяжестью истёртых плюшевых зайцев, песочных наборов, кружевных балдахинов и т. д.

Еле отбилась.

Что за народ!

Ясно же сказала: только деньги или памперсы.

Когда приезжала в больницу, меня пропустили в отделение, предложили взглянуть на подопечных. Я сделала это лишь мельком, через стеклянную стену. Не попыталась войти в бокс, рассмотреть малышей, взять на руки. Мне нельзя это делать. Могу представить, что случилось бы, если б я подняла один из кулёчков, ощутила сквозь тонкую пелёнку крошечное тельце, хорошо понимая: этот малыш безумно одинок, он никому не нужен…

Нет, подобные эксперименты – не для моих нервов. Вместо этого я отловила в коридоре медсестру и строго поинтересовалась, установлен ли нагреватель.

– Да, и даже краны на раковинах поменяли! Теперь можно воду одной рукой настраивать, пока в другой держишь ляльку. Вы из горздравотдела?

– Из газеты…

…Обнаружила в почте новое сообщение от Вероники. Она интересуется, оформила ли я документы для поездки в Чехию. Пишу ей в ответ, что это не так-то просто. У меня нет визы, закончился паспорт. В милиции – очереди. Накануне летних отпусков все кинулись делать загранпаспорта. В узком коридоре не протолкнуться, люди стоят плечом к плечу, приходят за два часа до открытия и толпятся на улице, многократно перепроверяя, кто за кем занял… Тут много колоритных персонажей, и я с удовольствием понаблюдала бы за всеми, постояв полдня в очереди. Но у меня нет на это времени!

В Кремле награждали ветеранов войны. Я смотрела сюжет в вечерних новостях, удобно устроившись на диване с бокалом чая и двумя бутербродами. В тот момент, когда одно из высокопоставленных лиц произносит фразу: «Я рад, что в нашей стране все социальные проблемы ветеранов решены. И в этом – огромная заслуга государства» – бутерброд с колбасой вывалился у меня изо рта.

От изумления.

И как у человека язык поворачивается говорить такое?! Это что – благоглупость или утончённое глумление?

Десятки тысяч участников войны живут в бараках и получают нищенские пенсии. Да, конечно, по сравнению со многими зарплатами их пенсии смотрятся неплохо, но это только потому, что в нашей стране обычное дело – платить людям зарплаты, унижающие человеческое достоинство. На самом деле жизнь российских ветеранов – унылое прозябание в старости, беззащитной перед чиновничьим произволом. Особенно горько, что так живут победители, отстоявшие Родину в бою. Они победили фашизм, но бесславно проигрывают битву с государственной машиной.

Иннокентию Михайловичу уже восемьдесят восемь лет. Конечно, у него прихватило сердце, когда он узнал, что мытарства с квартирой продолжаются. Но этот старик сделан из железа. Он пообещал быстро прийти в норму, и тогда мы продолжим нашу Сталинградскую битву.

Выиграем ли?

«Юлия Андреевна, только не надо закатывать истерику! – мягко предупредили в мэрии. – Подумайте, ведь проблема решается и другим путём. У Иннокентия Михайловича большая пенсия. Если ему не нравится жить в одной квартире с родственниками, пусть снимет себе отдельные апартаменты».

Это уже явное издевательство!

На днях мне позвонил Фёдор Полыхаев и страшно порадовал:

– Юлька, ты стала притчей во языцех. Говорил сегодня с одним человечком… так слушай: чиновники друг друга тобой пугают!

– Моя слава растёт.

– Ещё, кстати, узнал один интересный факт о тебе. Ты, Юлечка, подрядилась выбивать квартиру, потому что ветеран пообещал потом переписать её на тебя.

Что?!!

Кровь прилила к лицу, сердце бешено забилось, руки задрожали.

– Какая подлость! Да я… Да как они…

– Расслабься! А ты ожидала, что тебя будут осыпать розами?

– Я и не жду. Но придумать такое… Как это вообще…

– Ладно, не обращай внимания. Подумаешь, сплетни! В меня и стреляли, и машиной давили после публикации материала, – успокоил Федя. – Неделю назад кто-то милый выложил в сеть видео, где я занимаюсь сексом с двумя тёлками.

– Видео?! И ты… И сразу с двумя? – ахнула я.

– Почему бы нет? Я молодой, тридцатидвухлетний, неженатый… Девицы – это не парни, не козы, не дети. Всё было по обоюдному согласию. Подловили, конечно, меня с этим видео. А мне по фигу! Я же ещё и удовольствие получил. Прислать тебе на мыло ссылочку?

– Нет!!! – заорала я в трубку. – Не надо!

– А я там удачно вышел, – с гордостью поделился Федя. – И ракурс интересный.

– Спасибо, обойдусь. Ты удивишься, конечно, однако последние десять лет я мечтала о чём угодно, но только не о том, как увижу твой голый зад.

– М-да? – озадаченно промычал коллега. – Ну, ладно. Не буду навязываться. Кстати, есть какие-то новости о Богдане Гынде? Ничего случайно к тебе не попало?

Хватит меня об этом спрашивать!

– Давай, подруга, держи ушки на макушке. Я тут потихоньку разрабатываю этот золотоносный пласт. Копаю, копаю. Говорят, Гында в панике. Мечется. Что-то у него из рук уплыло важное… Хорошо бы сейчас ухватить эти документики… Отличная получилась бы бомба!

– Хочешь опубликовать статью?

– Как же иначе? Даже если бы никто не стал публиковать материал, то я бы просто выложил его в сеть. Чтобы подсыпать перцу этому хмырю.