Николай Аникин - Наркомэр Страница 13

— Нет… Винтовка у него оказалась. Кажись, трехлинейка. Говорю, домовой…

— С вами не соскучишься. С чего ты взял, домовой и домовой.

— В шубе потому что был. В косматой. Мехом наружу. Я таких и шуб-то не видел никогда. И винтовкой как раз между глаз, прикладом…

— А тебя он как ухайдакал?

— Меня-то просто. Блеснуло что-то сначала. Я подумал — молния. И прямо по голове.

— А гром был?

Парень не ответил, опустил голову. Какой тут гром, когда без сознания лежишь.

— В шубе, значит… — Рябоконь отвалился на спинку кресла и задрал ноги на стол. Парни тупо смотрели в подошвы дорогих туфель.

— Садитесь пока. Чо стоите-то.

Парни с радостью опустились. Головы у обоих трещали. Не думали головы, что в переплет попадут, а следовало бы. Ничего не поделаешь, издержки производства. И бюллетень у этого Коня Рыжего не попросишь. И работы лишились. Теперь будет совать куда ни попадя и ноги о тебя вытирать. Вот попали…

Рябоконь продолжал словесные пытки и только после того, как выпытал, отпустил своих бандитов по домам — раны зализывать. Оба жили в Матросовке и числились вторым сортом.

Итоги расспроса оказались неутешительными: абсолютно не за что ухватиться — разве что за шубу косматую либо за холку кобылью. По всему выходило: одичал полковник, двинулся в лес, коли в шубе. Переполнен злости за все хорошее, что успели в отношении его совершить. Теперь жди от него страшного суда. Не зря про какой-то суд намеки делал мэр вчера. А и нужно-то было всего — кирпич на шею и в болото.

«Но может быть, домовой этот успокоится, — вдруг подумал недавний зэк. — С чего бы ему еще бушевать?! Старуха на свободе. Сам тоже. Живи и радуйся. Правда, он лишился дома, а заодно и покоя. Не может он успокоиться и просто так все позабыть. Черт дернул этого Тюменцева сообщить о его прибытии…»

Жизнь Рябоконю не то что с овчинку показалась, но словно бы дала едва видимую трещину. Трещина пробежала давно, в прошлом году, когда он, махая руками перед носом у губернатора Безгодова, доказывал тому: «Не спеши, Женя, с бизнесом своим. Широко шагать — это не быстро лететь. Штаны порвать можно…» Доказывал, а сам тем временем бизнес тот перехватил, переведя на себя потоки сырья. И все это потому, что другого такого случая в жизни не предвиделось. Кто он такой, Рябоконь? Мышь серая. Конь Рыжий. Заведующий овощной базой. Завхоз преступного сообщества — вот кто он. И он это отлично понимал. Потому и ступил на этот донельзя склизкий путь.

Не ступил бы, не будь он уверен: дует попутный ветер.

Несмотря на ветер, дувший все время в спину, Рябоконь совершал телодвижения, чтобы лететь столбовой дорогой еще стремительнее и при этом не шарахнуться плашмя об асфальт. Иногда он притормаживал и даже просил совета у других. Сегодня он решил поговорить с мэром, но Шура Хромовый оказался занят.

— Ты свои мэрские замашки брось, — бухнул второпях Рябоконь.

— Я в законе…

— Что ж, что в законе… Мы давно все перестроились. И у нас демократия. Тоже…

— Встретиться не могу… — отрезал мэр и положил трубку. Возможно, у него действительно не было свободного времени, либо решил вновь «задрать тарифы».

«Вот гад! — вслух выругался Рябоконь. — Прыгает, пока фарфоровые зубы не выбили…»

Однако вечером Шура Хромовый сам позвонил и тихо проговорил, словно прошипел:

— Подходи к речному вокзалу. Часикам к восьми. Говорят, там прекрасные раки подаются к пиву, — и отключился.

У Бори мороз пробежал по спине. Он думал импульсивно, и поступки у него выходили импульсивными. Теперь он пожинал плоды собственных импульсов. Не хотел бы он оказаться на дне в обществе тех же раков. Но делать нечего. Надо идти. Сам ведь напросился, крутой…

Народу в ресторанчике не было никого, не считая самого мэра и тройки самых ретивых — Раппа, Смаковского и Мальковского. Рябоконь был пятым. Для него было заказано, и стоял прибор. Одинокий официант, молодой человек с сумрачной физиономией, бродил от стола к кухне и обратно, наводя скуку. Наконец появились раки, и официант, слегка поклонившись, отошел к двери и стоял там, посматривая на блестевшую при закате солнца реку. Это был помощник у Шуры Хромового, который знал свое дело в совершенстве. Он охранял мэра.

Бизнесмены говорили. На внешней стороне двери висела скромная табличка: «Учет».

Мэр продолжал шипеть:

— Может, ты хочешь, чтобы я вместо тебя сел в лужу?

— Я поспешил и не отрицаю этого. Моя была инициатива со старухой. Но я хотел как лучше. Я его хорошо помню, хотя ни разу не видел. Конечно, я поторопился.

У него тряслись поджилки. Троица готова была откреститься от него.

— Знаешь, Боря, — произнес многозначительно мэр, — я хотел бы сейчас сказать одну вещь. Запомни это: лжецу мы не верим даже тогда, когда он говорит правду, — и впервые улыбнулся за весь вечер, поражаясь мудрости Цицерона Марка Туллия.

— Хочу вас также спросить, — продолжил мэр. — Как этот мент действовал в прошлом году? Помните?

— Он его провоцировал, губернатора, — принялся вспоминать Рябоконь. — Записочки подкидывал на дачу, и даже газета на его стороне выступала. Заставил тайгу чесать, банки ржавые собирать вокруг Дубровки. Все думали — шибанулся какой-то на почве охраны природы, потому что Лешим назывался… Но своего добился, спровоцировал. Затянул в дебри и там прикончил вместе с охраной… Так что ждите того же сценария.

Рябоконь замолчал. Слишком просто у него получалось. Леший — провокатор. Довели мужика до белого каления, и тот двинулся в партизаны. А если это не он? Если не тот это человек, о ком сейчас все думают? Если город тогда был все время под чьим-то неусыпным наблюдением и Леший — это только чья-то прихоть, чтобы глаза замазать?

Оказывается, все-таки нет! Ушайск не был под наблюдением. Сведения абсолютно точные, потому что исправно до последнего времени работал свой человек в Центре. Это вам не какой-нибудь РОВД. Это Учреждение. Агентство стратегических исследований. Теперь человека того нет. А когда-то было целых двое. Безгодов побеспокоился. В настоящее время можно надеяться лишь на себя и на помощь сообщества.

— А если нам самим его спровоцировать? — предложил Рябоконь. — Объявить, например, в средствах массовой информации, что в лесу завелся опасный клещ — разносчик заразной болезни — и государство проводит массовую обработку лесных массивов…

— Инсектикацию, что ли?

— Вот именно! С применением авиации. Он и выползет. В лесу он прячется. Я просто в этом уверен.

В этом что-то определенно есть. Они должны подумать. Они должны себя защитить. Просто обязаны. Здесь они выросли, здесь они поднимали детей, опускали взрослых… Им теперь есть что защищать. От беспощадного разграбления. Вот только как тот Леший узнает, что его намереваются травить с воздуха? Может, ему телеграмму послать?

— Я что еще хочу спросить, — вспомнил мэр. — Вы хорошо осмотрели место происшествия? — и уставился на присутствующих.

— Пожарище, что ли?

— Вы правильно поняли.

— А чо там искать! Там же менты все облазили, за нас рылись. Ничего не нашли.

— А вы им не верьте. Сходите и посмотрите. Может, что и найдете…

…И вновь рылись в остывшем пепелище неизвестные лица, но так ничего и не нашли. Остановились, глядя в лес. Тайга! Пойди найди там! Если сможешь! Но Гриша с Мишей все-таки были довольны. Их вновь взяли на дело. Хотя бы золу просеивать.

Там на неведомых дорожкахСледы невиданных зверей.Избушка там на курьих ножкахСтоит без окон, без дверей…

Не зря сказано. Так что, может, не надо в лес соваться? И, правда, не поехали туда. Сели по машинам — и дай бог ноги. Только пыль столбом по проселкам. В Матросовке Мишу с Гришей высадили, пообещав в скором времени обеспечить обоих транспортом — Матросовку курировать, «крышу» ей обеспечивать.

Парни довольны: это вам не бюллетень какой-то, а тачка крутая… На краю поселка забежали в магазин и не сдержались, купили на опохмел. Вернулись к родительскому подворью и, старательно обходя то место, где недавно лежали, вошли через узкую калитку в огород. Сели под навесом у бани. Потом встали, принесли огурчиков и помидоров и вновь сели. Как ни говори, тоже ведь рабочий день у людей закончился.

Глава 5

Резидент катался в пыли, задрав копыта. Наверно, он разминал затекшую спину. Она у него томилась от долгого безделья. Размяв ее, конь нехотя повалился на бок и встал, слабо дергая кожным покровом.

Полувоенный фермер стоял рядом, наблюдая за действиями движимого имущества. Придется фермеру вести это имущество к бочке с водой и полоскать там или к Оби. Он так и сделал. Взял Резидента за узду и отвел к пологому берегу. Вдвоем они вошли в воду, и хозяин принялся смывать со спины коня прилипшую пыль.