Ухищрения и вожделения - Джеймс Филлис Дороти Страница 13

Когда минут через десять он вернулся в фургон, оказалось, что Эми тоже бросила работать. Она лежала на кровати, устремив взгляд в потолок. Котята — Смадж и Виски — улеглись у нее на животе, свернувшись калачиком.

Глядя на нее сверху, он произнес довольно резко:

— Если эта Робартс поднимет дело о клевете, мне понадобятся деньги. Мы не сможем жить так, как раньше. Надо все спланировать.

Она сразу же поднялась и села, пристально глядя ему в лицо. Котята оскорбленно запищали и бросились прочь.

— Ты хочешь сказать, мы не сможем здесь остаться?

Это «мы» обычно придавало ему бодрости, но сейчас он едва обратил на это внимание.

— Вполне вероятно.

— Но почему же? Ведь ты вряд ли найдешь жилье дешевле, чем этот фургон. Попробуй-ка снять комнату на одного за два фунта в неделю! Нам чертовски повезло, что мы можем здесь жить.

— Но здесь нет работы, Эми. Если мне придется платить большой штраф, придется искать работу. Ехать в Лондон.

— Какую работу?

— Все равно какую. У меня же есть диплом.

— Ну, знаешь, я не вижу смысла в отъезде, даже если тут нет работы. Ты же можешь обратиться в министерство здравоохранения и соцобеспечения и получить пособие по безработице.

— Его не хватит на уплату штрафа.

— Ну, если тебе придется уехать, я-то могу здесь остаться. Такую квартплату и я могу платить. А хозяину что за разница? Он получит свои два фунта, а от кого — не все ли равно?

— Ты не сможешь жить здесь одна.

— Вот еще! Я жила в местах и похуже.

— На что? Откуда ты деньги возьмешь?

— Ну, если ты уедешь, я могу и в министерство обратиться, верно? Они пошлют сюда своих ищеек, но мне-то будет все равно. Они не смогут донести, что я тут с тобой сожительствую. Тебя-то не будет. А потом, у меня кое-какие сбережения есть.

Бездумная жестокость этого предложения болью отозвалась в сердце. Он сказал, с глубочайшим отвращением расслышав в собственном голосе нотки жалости к самому себе:

— Это именно то, чего ты хочешь, Эми? Чтобы меня здесь не было?

— Вот тупарь, я же шучу. Правда, Нийл, ты бы посмотрел на себя! Прямо самый несчастный из несчастненьких. Да это еще бабушка надвое сказала — состоится суд или нет.

— Должен состояться, если она не отзовет иск. Уже дата рассмотрения дела назначена.

— Она вполне может иск отозвать. А то еще помрет в одночасье. Вполне может утонуть ночью, когда плавать ходит. Она ведь каждый вечер в море купается, сразу как «Новости вкратце» в девять прослушает. Точно, как часы. Купается до самого декабря.

— Кто это тебе сказал? Откуда ты знаешь, что она по ночам плавать ходит?

— Да ты же и сказал.

— Не помню такого.

— Ну, значит, кто-то еще сказал. Может, кто-то из завсегдатаев «Нашего героя». Я думаю, это ни для кого не секрет, верно?

— Она не утонет, — сказал Нийл. — Она здорово плавает. Не станет рисковать по-глупому. И я не могу желать ей смерти. Нельзя призывать к любви и одновременно предаваться ненависти.

— Ну а я вот могу желать ей смерти. Может, Свистун ее поймает. Или ты выиграешь процесс. И тогда ей придется заплатить тебе. Вот смеху-то будет.

— Вряд ли такое возможно. Я консультировался с юристом в городской юридической консультации, когда в прошлую пятницу ездил в Норидж. Ясно было: он считает дело очень серьезным. И она вполне может его выиграть. Он сказал, мне надо нанять адвоката.

— Ну и найми.

— Как? Адвокаты стоят денег.

— Постарайся получить адвоката из юридической консультации для помощи неимущим. Помести в бюллетене обращение, пусть делают добровольные взносы.

— Я не могу пойти на это. И так тяжело выпускать бюллетень: бумага дорогая и рассылка немало стоит.

Эми вдруг посерьезнела:

— Я что-нибудь придумаю. Еще целых четыре недели впереди. За четыре недели всякое может случиться. Не волнуйся так. Все уладится. Послушай, Нийл, я тебе обещаю: это дело до суда не дойдет.

И вопреки всякой логике он на какое-то время почувствовал себя спокойным и уверенным.

Глава 7

Было шесть часов вечера, и еженедельное совещание заведующих отделами Ларксокенской АЭС подходило к концу. Оно длилось на тридцать минут дольше обычного. Доктор Алекс Мэар придерживался той точки зрения (и мог убедить в этом всех остальных, четко и быстро проводя такие совещания), что оригинальных соображений после трехчасовой дискуссии возникает слишком мало, чтобы стоило ее продолжать. Но сегодня повестка дня была перегружена: измененный проект плана обеспечения безопасности окружающей среды все еще оставался проектом; реорганизация внутренней структуры станции, при которой семь отделов планировалось преобразовать в три — технический, производственный и отдел ресурсов; отчет районной экологической лаборатории о результатах дозиметрического контроля АЭС; подготовка повестки дня к заседанию местного комитета по связям с общественностью. Ежегодное празднество на АЭС, за которое отвечал комитет, было мероприятием громоздким, но весьма полезным для установления контактов с представителями местных властей, заинтересованных правительственных учреждений, полицейского и пожарного управлений, Национального союза фермеров и Союза землевладельцев графства Норфолк. Оно требовало тщательной подготовки. И хотя порой Мэар жалел о потраченном времени и усилиях, он прекрасно осознавал важность этого мероприятия.

Еженедельное совещание проводилось в его кабинете. Стол для совещаний стоял против широкого окна, выходящего на южную сторону. Уже темнело, и огромная стеклянная панель, словно черное зеркало, отражала лица сотрудников. Так в ночном поезде окно ярко освещенного вагона отражает удлиненные, будто лишенные тел головы пассажиров. Алекс подумал, что некоторые из руководителей отделов, особенно Билл Морган, главный инженер строительного отдела, и Стивен Мэнселл, заведующий административно-хозяйственным отделом, предпочли бы заседать в менее официальной обстановке, в его личной гостиной — соседней комнате, расположившись в удобных низких креслах, где можно было бы беседовать несколько часов свободно, без определенной повестки дня, а потом всем вместе пойти и пропустить по стаканчику в каком-нибудь здешнем пабе. Ну что ж, такой стиль руководства имел свои плюсы, но это был бы не его стиль.

Алекс захлопнул жесткую крышку папки, где секретарь-референт аккуратно и тщательно подобрала для него необходимые документы и пометила перекрестные ссылки, и произнес, заканчивая совещание:

— Есть еще вопросы?

Но на этот раз ему не удалось так легко отделаться. Справа от него, как обычно, сидел Майлз Лессингэм, заведующий операционным отделом. Его отражение в стекле, пристально глядящее в комнату темными глазницами, походило на череп гидроцефала.[13] Переведя взгляд с отражения на лицо Лессингэма, Мэар подумал, что разница невелика. Яркие потолочные лампы без абажуров освещали голову, оставляя в тени глубоко сидящие глаза; на широком шишковатом лбу под шапкой непокорных светлых волос поблескивала испарина. Он откинулся на спинку стула и сказал:

— Я об этом предполагаемом назначении… О котором ходят слухи… Мне кажется, нам следует спросить вас, вам уже официально предложили занять этот пост? Или мы не имеем права спрашивать об этом?

Мэар спокойно ответил:

— Нет, не предложили. Сообщения в газетах опередили события. Газетчики что-то прослышали, как это обычно бывает, но официально пока ничего не известно. Одним из неприятных результатов утечки информации, а такая утечка стала у нас уже делом привычным, бывает то, что люди, которых эта информация больше всего касается, узнают обо всем в последнюю очередь. Как только я получу официальное предложение — если я его получу, — вам семерым я сообщу об этом тотчас же.

Лессингэм не унимался:

— Если вы действительно уходите, Алекс, это будет иметь для станции очень серьезные последствия. Уже подписан контракт об установке нового реактора PWR;[14] проводится реорганизация внутренней структуры АЭС, что неминуемо породит конфликты; идет приватизация электроэнергии. Неудачное время для смены руководства.