Георгий Лосьев - Рассказы народного следователя Страница 14

Афонька перевел вздох…

– Выходит, так.

– А ты о том подумал, что не дай бог, те, колыванские, укрепятся, будут они таких, как ты, голяков вешать, расстреливать, башки рубить… Ибо каждый купец сам вор, он очень не любит тех, кто у него ворует… Верно ведь?

И Афонька снова вздохнул:

– Как не верно!

– Что же делать с тобой, медик? Скажи сам… А ведь ты – пролетарий… Конокрад, уголовщина, а все же… пролетарий. Не буржуй, не купец Чупахин, и им не сродни… Или, может быть, я ошибаюсь? Ты белогвардейцу Галагану родной племянник?

– Уж вы скажете!..

– Да, скажу… Гибнут люди, медик. Хорошие люди за вашего брата жизнь отдают, лишаются здоровья, становятся калеками… Смотри сюда, товарищ…

Борис Аркадьевич сбросил с себя обе рубахи, и Афонька увидел: мускулистый торс был сплошь покрыт рубцами и шрамами.

– Фронт, – пояснил начСОЧ. – Всего шестнадцать… Тяжелых – семь. А у тебя что, пролетарий? Купеческие собаки задницу порвали? Не густо, не густо. А ведь и ты все время жизнью рискуешь… Только зачем, для чего?

Наступила пауза… Андреев вскочил со стула и помог начСОЧу одеться…

– У тебя, Андреев, проект «Обращения Сибревкома» к политбандитам есть? – спросил начСОЧ. – Я велел раздать всем отделам для обсуждения… Написал свое мнение?

– Да некогда все! Так ведь оно же не вышло еще, «Обращение»?

– Ничего, выйдет на днях… Нас сама жизнь подстегивает: пусть медик будет первым. С него и начнем…

Борис Аркадьевич ушел.

Афонька вывел на листах протокола по три дрожащих крестика.

– Слушай, бандитский городовой, – растянув разрубленный рот в зевоте, сказал Андреев. – Пиши заявление.

Селянин опешил.

– На помилование, что ли?

– В Красную Армию… Мол, так и так: раскаиваюсь в своем проклятом капиталистическом прошлом и хочу смыть позор кровью на фронте.

Афонька спросил осторожно:

– Что-то я не в полном понятии… Будто в армию меня заберут? А пошто не в тюрягу?

– «Заберут»! На кой черт ты нужен! Сам просись… Оправдаться тебе надо? Надо. Вот и просись… – Матрос рассвирепел почему-то и заорал: – Возись тут с вами, объясняй да рассказывай! Кнехт чугунный, гандшпуг!

Афонька не знал, что такое «кнехт» и «гандшпуг», но обиделся.

– А ты не лайся, а сказывай делом. Мелет несуразное, да еще лается! Тебя сюда не затем посадили, чтоб измываться… А то еще лыбится!

– Тебе б так лыбиться, когда шашкой полоснут! Вот тип! Что мне с тобой цирлихи-манирлихи разводить? В ресторан сводить, кофий пить для приятного разговору? Так и так-де, уважаемый полицмейстер, пейте кофий и жрите котлеты, а после, сделайте милость, осчастливьте: вступите добровольно в Красную Армию… Мол, она, доблестная Красная Армия, никак не может без вашей стоеросовой особы обойтись!..

И матрос снова завернул в бога, в боженят, в царя и в царицу и в наследника цесаревича.

– А возьмут? Так ведь я…

Матрос развеселился и стал смеяться. Теперь не только разрубленным ртом смеялся – глазами.

– Вот адик! Это у нас так идиотов звали. Для приличия. Эй! Ты мне… тут палубу не соли! Соленого-то в моей жизни, браток, полный трюм… Ладно. Значит, на фронт?..

– Пиши… Може, я орден заработаю…

– Может, орден, а может, и пулю схлопочешь… На фронте – совсем запросто.

Афоньку увели, а следователь Андреев погрузился в чтение одного удивительного документа.

ОБРАЩЕНИЕ СИБРЕВКОМА К УЧАСТНИКАМ ВООРУЖЕННЫХ ВЫСТУПЛЕНИЙ ПРОТИВ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ

ВСЕМУ КРЕСТЬЯНСКОМУ НАСЕЛЕНИЮ СИБИРИ!

…Разбитые в открытом бою сторонники буржуазии, обломки прежних господ скрылись по сельским местностям. Бывшие колчаковцы, бывшие палачи и вешатели, пользуясь слабостью Советской власти на местах, повели свою гнусную работу в крестьянстве и стали подбивать крестьян на восстание против Советской власти. Они прикидывались сторонниками крестьянского права, они лгали на коммунистов, обманывали крестьянство, обещая ему легкую победу…

…Сибирский революционный комитет верит, что огромное большинство в этих отрядах все же честные крестьяне…

Сибирский революционный комитет ПРИКАЗЫВАЕТ:

1. Всем… участникам восстаний против Советской власти явиться в военные комиссариаты и заявить о своем желании искупить вину отправкой на фронт.

2. Уездным военным комиссариатам немедленно зачислять таковых в ряды Красной Армии, обеспечив, как самим явившимся, так и их семьям, все виды довольствия и социального обеспечения наравне со всеми красноармейцами.

Всем ревтрибуналам, народным судьям и другим судебным и судебно-следственным органам, где возбуждены дела по обвинению явившихся лиц в восстании против Советской власти, – дела прекратить.

СИБИРСКИЙ РЕВОЛЮЦИОННЫЙ КОМИТЕТ

Весь день, пока помощники выкраивали из толстою дела антисоветского центра материалы о Галагане, Константинова одолевали сомнения: правильно ли? Махль и Борис Аркадьевич старые коммунисты, ленинской гвардии люди… Но ведь они – люди.

А заседание коллегии губчека – суд скорый… Правый, но не милостивый… Упустим Галагана – не вернем уж его знаний… А другой такой фигуры может не оказаться.

Константинов побывал дома, вылил на голову ведро холодной воды и отправился к председателю ревтрибунала.

Председателю трибунала Константинов сказал:

– Заседание сегодня… к полуночи.

– Много дел? – осведомился пожилой человек, с резкими носогубными складками, которыми награждают лицо тюрьмы и фронты.

– Нет… Только одно. Понимаете… – Константинов рассказал о Галагане… – Как бы вы поступили в таком случае?

– Я взяток не беру! – отрезал председатель.

– Какая же взятка?

– Для следственных органов – взятка… Не личный «барашек в бумажке» следовательно, а взятка целой организации… Он же, этот прохвост, по сути дела не просто торговую сделку нам предложил – это бы еще куда ни шло! – нет, он Чека дает моральную взятку. Если вы согласитесь, этот мерзавец не только жизнь выигрывает.

Он большее выигрывает: людское мнение о подкупности чрезвычайки…

– Но ведь, если Галаган останется жить, мы быстрее справимся с центром…

– Ничего! – подмигнул председатель. – Над нами не каплет…

Эх, ты, сухарь недальновидный! «Не каплет!» А восстание? А заговоры один за другим? А убийства коммунистов? Но сказать вслух это Константинов не решался: у председателя и голова седая, и партстаж с девятьсот третьего.

– К полуночи приезжать, говоришь? Ладно. Там и додумаем. Докладываешь ты? Вот и хорошо. Ты уже всех членов коллегии обошел?

– Нет, еще не всех, – ответил Константинов и добавил: – Но о Галагане больше спрашивать не буду. Решим на коллегии.

– И правильно!

В это время в далекой Москве было раннее утро. Свет в кремлевских кабинетах уже давно погасили, но в одном были еще опущены шторы и горела настольная лампа.

Сидевший в кресле с плетеной спинкой невысокий, коренастый и подвижный человек, со лбом Сократа и фамилией, сотрясавшей весь мир, закрыл лежавшее на столе «Дело», положил на него второе такое же, придавил все тяжелым пресс-папье и позвонил секретарю:

– Соедините с Феликсом Эдмундовичем…

Взял телефонную трубку и стал говорить, слегка картавя:

– …Так и думал, что вы опять не спали всю ночь! Буду ругаться, Феликс Эдмундович! Да, да – обязательно буду ругаться! А пока – извольте слушать: я прочитал оба материала о товарищах министров Колчака – профессоре Введенском и финансисте Белове. Они – люди чужие, но честные, умные и русские, в лучшем смысле… А главное, архинужные сейчас!.. Обвинять их в том, что они-де были помощниками министров – так же неумно, как обвинять самого Колчака в том, что белые пороли учительниц… Использовать этих министров нужно. Составьте депешу и – спать, спать, Феликс Эдмундович…

К полудню Андреев привел Афоньку в кабинет начСОЧа.

– Всё с ним… Разрешите взять лошадь, Борис Аркадьич, съездить в губвоенкомат?..

– Нет у нас больше лошадей, Андреев…

– Тьфу! Забыл. Ну, тогда я пешком. Возись тут с ними, чертями! Что это – мое дело!

– А ты как думал? Самое настоящее партийное, чекистское дело: возиться с чертями.

– Разрешите идти?

– Разрешаю… Скажи там губвоенкому, что Селянина надо в кавалерию. И предупреди, что добровольцы будут еще… Вот, таким образом, Афанасий Иванович… Становишься ты теперь красноармейцем.. Да… Таким, значит, образом… Слушай, товарищ Селянин: а не хочешь ли остаться в нашем хозяйстве? Будешь заведывать средствами передвижения… на правах помощника коменданта. Паек – красноармейский, обмундирование, пушка на боку… Подберешь себе на конном дворе конюхов и кучеров. по своему выбору… Но сперва надо новыми конями обзавестись, и это дело мы хотим поручить тебе…