Эдмунд Бентли - Последнее дело Трента Страница 14

Миссис Мандерсон опустила вуаль, замерла, прямая и тихая.

Задал вопрос один из присяжных:

– Вы и ваш муж… Возможно, были у вас какие-то разногласия, резкие столкновения?

– Никогда. – Ответ прозвучал с сухой категоричностью и мог быть истолкован по-разному.

Следователь отпустил миссис Мандерсон, и она пошла к выходу. Зал проводил ее взглядами и тут же переключился на вызванного для показаний Мартина.

В эту минуту в дверях появился Трент. Он поклонился миссис Мандерсон, уступая дорогу. Но взгляд ее, предельная ее утомленность заставили Трента вернуться в холл.

– Проводите меня, мистер Трент, прошу вас, – едва слышно сказала миссис Мандерсон. Трент протянул руку, и она тяжело оперлась на нее.

Для Трента это был нелегкий путь. Все, что знал он один, все, о чем догадывался и подозревал, вихрем пронеслось в голове. Но прикосновение ее руки, жалость, которую он к ней испытывал, вынужденное его покровительство все это сбивало с толку.

В гостиной, сев на диван, она подняла вуаль, поблагодарила его, и в ее глазах была искренняя признательность. Ей гораздо лучше, сказала она, ей стыдно за себя, она думала, что сможет пройти через все это, но не предполагала, что зададут такие вопросы.

– Я рада, что вы не слышали меня, мистер Трент. Хотя, конечно, вы прочтете газетные отчеты… Меня выставили на обозрение… И все эти глаза… Спасибо вам.

Трент ушел, его рука все еще хранила прохладное прикосновение ее пальцев.

Судебное дознание, на завершении которого присутствовал Трент, не дало ему ничего нового. Сенсацией дня стали показания Баннера. Он подробно изложил то, что уже было известно Тренту. Порхали над бумагой журналистские карандаши, и на следующий день слова Баннера с минимальным сокращением появились в самых влиятельных изданиях Великобритании и Соединенных Штатов.

Газеты публиковали также отрывки из заключительной речи следователя, обращенной к присяжным:

«Вы сейчас слышали медицинское заключение. Доктор Сток сказал, что, по его мнению, смерть наступила за шесть – восемь часов до того, как было найдено тело, что причиной смерти было пулевое ранение; пуля прошла через левый глаз, поразила мозговую ткань. Наружный вид раны, сказал он, не подтверждает версию о самоубийстве. Доктор Сток сообщил нам также, что нельзя сказать с уверенностью, была ли перед смертью борьба, однако царапины и ушибы на запястьях являются, по его мнению, знаками насилия. В связи с этим показания, данные мистером Баннером, не могут быть оставлены без внимания. Они обязывают нас задуматься над двумя вопросами. Первый: можно ли утверждать, что покойный, в силу своего положения, находился в более угрожаемом положении, чем обычный человек нашего общества? Второй: можно ли считать на основании показаний мистера Баннера, что покойный жил в последнее время в состоянии осознанного страха?»

Присяжные обдумывали решение.

Глава 9

ГОРЯЧИЙ СЛЕД

Мистер Копплс постучался в гостиную отеля.

– Войдите! – крикнул Трент.

Был ранний вечер того дня, когда присяжные выносили обвинение неизвестному преступнику.

– Садитесь на диван, – посоветовал Трент. – Стулья здесь куплены еще во время оно… Этот негатив хорош, по-моему, и промыт достаточно. Сейчас мы его посушим и сможем поговорить.

Пока Трент Деловито прибирал стол, очищая его от беспорядочно разбросанных мисок, банок, коробок, бутылок, Копплс по очереди брал эти незнакомые ему предметы и изучал их с невинным любопытством.

– Это гидрохинон, – весело пояснил Трент, увидев, как Копплс вытаскивает из бутылки пробку. – Он проявляет негативы, но я не удивлюсь, если он проявит также человеческие натуры. – Он убрал свое хозяйство на каминную полку и сел на стол перед мистером Копплсом.

– Преимущества гостиной отеля в том, что ее убранство не отвлекает от работы. Здесь нет места для праздной игры ума. Вы когда-нибудь бывали в таких комнатах раньше, Копплс? Я был. Сотни раз. Они годами преследовали меня по всей Англии. Я буду чувствовать себя пропавшим, если в каком-нибудь другом, созданном моей фантазией отеле мне предоставят иные условия. Посмотрите на эту скатерть. Вот чернила, которые я пролил, когда снимал эту комнату в Галифаксе; я прожег этот ковер, когда он лежал у меня под ногами в Ипсвиче. А тут они ставили стекло в раму картины «Молчаливая симпатия», в которую я запустил ботинком в Банбари. В такой привычной обстановке я работаю продуктивнее всего. Сегодня во второй половине дня, например, после дознания, я проявил несколько прекрасных негативов. – Все это Трент произнес с мальчишеским восторгом.

– Дознание, – грустно сказал Копплс, соображая, что бы значила эта возбужденность Трента. – Я пришел поблагодарить вас, мой друг, за то, что вы помогли утром Мабель. Я и не предполагал, что все это произведет на нее такое впечатление, да и держалась она великолепно, поэтому мне казалось, что я смогу быть на дознании до конца… Короче говоря, Мабель уже пришла в себя и очень признательна вам.

Трент заложил руки в карманы, наморщил лоб и ничего не ответил.

– Вот что, дорогой мистер Копплс, – сказал он после короткой паузы. Когда вы вошли, я как раз подбирался к очень любопытной части дела. Хотите посмотреть на полицейскую работу высокого класса? Это та самая работа, которую должен бы делать в эту минуту старик Марч. Может быть, он и занят этим, но я надеюсь, что нет. – Трент исчез в спальне и вскоре появился с большой доской, сервированной самыми разнообразными предметами. – Вот нож из слоновой кости для разрезания бумаги. Вот два бумажных листочка, вырезанных из дневника, моего собственного дневника. Вот бутылочка с зубным порошком, вот шкатулка из полированного грецкого ореха. Некоторые из этих вещей мне придется положить до ночи туда, где их место, в разных комнатах в доме Мандерсона. Такой уж я человек – ничто меня не останавливает: я одолжил их сегодня утром, когда все были на дознании… Теперь на доске находится только один предмет. Можете вы сказать, что это?

– Обыкновенный стеклянный сосуд. Может быть, чаша для ополаскивание пальцев после десерта. Я не вижу ничего странного, – завершил Копплс пристальное рассматривание.

– Действительно, ничего особенного, – ответил Трент. – Но тут-то и начинается самое забавное… Теперь возьмите эту маленькую пузатую бутылочку, Копплс, откройте ее. Узнаете ли вы, что в ней за порошок? В свое время вы имели дело с пудами такого порошка. Это смесь ртути и мела, его используют для младенцев. Это великая штука. А теперь я прошу вас посыпать порошком вот эту часть сосуда, что меж моих пальцев… Прекрасно! Вы, я вижу, проделывали такие штучки и прежде, Копплс. Вы опытный человек.

– Что вы! – растерянно ответил Копплс. – Объяните мне, ради бога, какой это я алхимией занимался?

– Сейчас увидите. – Трент щеточкой смахнул с сосуда порошок. – Смотрите! Вы не нашли в этой стекляшке ничего примечательного. А теперь? Смотрите!

– Невероятно! – изумился Копплс. – Я вижу отпечатки пальцев, их два…

– Да, – удовлетворенно откликнулся Трент. – Отпечатки большого и указательного пальцев. Указательный вот этот. Человеку ваших познаний едва ли стоит объяснять, что отличительные признаки этого пальца – спиральный завиток с симметрично расположенными дельтами. Отпечаток второго пальца – простая петля с сердцевиной и пятнадцатью окружностями. Я знаю, что их пятнадцать, потому что у меня два одинаковых отпечатка и я их внимательно изучил. Смотрите! – Он поднес негативы к свету. – Видите, они одинаковые! А раздвоение этого хребта? Вот оно и на другом. И маленький шрам у центра тут и там… Любой эксперт поклянется, что отпечатки на этом сосуде и отпечатки, которые я сфотографировал, сделаны одной и той же рукой.

– Где вы их сфотографировали? Что все это значит? – Копплс был потрясен.

– Я обнаружил их на внутренней стороне левой створки окна в спальне миссис Мандерсон. И сфотографировал, ибо не мог же я взять с собой окно… А этот вот сосуд из комнаты Мандерсона, в него он клал на ночь зубные протезы.

– Надеюсь, это не отпечатки пальцев Мабель?

– Конечно, нет, – решительно сказал Трент. – Они вдвое больше любого ее пальца.

– Стало быть, они принадлежат Мандерсону?

– Может быть. А теперь посмотрим, не можем ли мы подобрать этим отпечаткам еще одну пару? – Тихо насвистывая, Трент, необычайно бледный, откупорил пузатую бутылочку с мелким черным порошком. – Это сажа, – пояснил он, взял пинцетом один из листочков, вырезанных из его дневника, посыпал его порошком, через несколько секунд нежно отряхнул и молча протянул Копплсу. На чистом листке появились четкие отпечатки, в точности повторяющие те, что были на сосуде и на фотографической пластинке.

– Видите, тот же человек, – сказал Трент. – Я чувствовал, что приду к этому открытию, а теперь оно состоялось. – Голос его звучал жестко. Он подошел к окну. Копплс, ничего не понимая, смотрел на его неподвижную спину. – Не переживайте, Копплс. Я все вам расскажу в свое время. А сейчас я еще на полпути к истине со всеми своими бутылочками и порошками.