Андрей Быстров - Сфинкс Страница 14

Благополучно вернувшись в Москву, Костров поспешил к Левандовскому. Илья Владимирович порой консультировал приятеля, принимая его за бескорыстного коллекционера. Научная значимость привозимых Костровым вещей была невысока, поэтому Левандовский был убежден, что их перемещение в Россию, в частные руки, не противоречит законодательству обеих стран. К тому же Костров уверял, что имеет разрешение на вывоз каждого предмета и добросовестно декларирует все на таможне.

Михаилу Игнатьевичу позарез требовалось установить реальную стоимость стилета, дабы не продешевить. Любой из его знакомых коллекционеров без колебаний пошел бы на обман... И только Левандовскому, ученому до мозга костей, бесконечно далекому от коммерции, Костров мог довериться.

- Есть у меня тут одна вещица, Илья, - проговорил Костров, прихлебывая обжигающий чай. - Купил на каирском базаре, да не знаю, не переплатил ли... Взгляни!

Костров достал из внутреннего кармана стилет, завернутый в хрустящую полупрозрачную бумагу, и протянул Левандовскому. Тот осторожно развернул упаковку и ахнул.

- Боже, что за чудо! Сколько ты заплатил?

- Сорок фунтов и ещё сорок пошлины на таможне.

- Тебе невероятно повезло.

- Не фальшивка?

- Что ты... Это приблизительно эпоха... Где-то после Тутмоса Первого... Я датирую стилет примерно тысяча пятисотым годом до нашей эры...

Кострова не очень занимали исторические эпохи.

- Повезло, говоришь?.. Значит, он может стоить и дороже?

- По меньшей мере в несколько раз. Но ты ведь не собираешься его продавать?

- Я не сумасшедший.

- Удивительно, - проворчал Левандовский, разглядывая стилет со всех сторон, - как египетские власти прошляпили безусловно музейную вещь. У тебя не было проблем на границе?

- Никаких. Проштамповали, и привет.

- Тогда поделом им! Пусть не будут раззявами.

- Илья, - сказал Костров, наливая новую чашку чая, - мне хотелось бы узнать побольше об этом стилете.

- А что именно?

- Ну... Всё... Всякие научные подробности... Я ведь невежда, а мне так интересно приобщиться, - Костров перекидывал мостик к единственно важному для него вопросу. - Ну, и возможный денежный эквивалент, конечно... Надо же знать, что я храню в коллекции.

- Я не могу отделаться от ощущения, - задумчиво проговорил египтолог, - что где-то я уже видел похожий стилет.

- Если бы видел, запомнил бы, ты ведь специалист.

- Ты плохо представляешь, о чем говоришь... Тысячи музеев, миллионы экспонатов. А мы, ученые, подобны флюсу, как утверждал Козьма Прутков полнота наша односторонняя. Но если ты оставишь мне стилет на недельку, попытаюсь выяснить.

- Оставлю, - сказал Костров. - Но с условием - никому ни звука. Пронюхают мои друзья-коллекционеры - всё, пиши пропало, проходу не дадут.

- Договорились.

Костров посидел у Левандовского ещё с полчаса, но разговор не клеился. Михаил Игнатьевич думал о намеченных на сегодня визитах, переговорах с коллекционерами, а Левандовский размышлял о новом приобретении приятеля.

Когда дверь за гостем наконец закрылась, Левандовский поспешил к книжным полкам - об отдыхе он уже не вспоминал. Один за другим египтолог листал роскошно иллюстрированные тома. На исходе пятого часа он наткнулся на фотографию в книге, посвященной экспозиции Египетского археологического музея. "Бронзовый стилет, - гласила подпись, - ок. 1500 г. до н. э."

Левандовский положил стилет рядом с превосходным цветным снимком и вздрогнул. Не просто подобие, а полная идентичность... Египтолог торопливо перелистал страницы до раздела комментариев. Пропустив первые строки, прочел: "Стилет является уникальным произведением древнеегипетского искусства, выполненным в нетрадиционной технике... На сегодняшний день не найдено ни одного предмета, декорированного в аналогичной манере..." И так далее.

Ни одного предмета!

Ученый достал из ящика стола лупу и стал сравнивать фрагменты стилета и фотографии. Да, полная идентичность! Возможно ли это? Неужели перед ним ТОТ САМЫЙ стилет? Нет, конечно. Во-первых, если бы экспонат был украден из музея, об этом давно стало бы известно. А во-вторых, вор не продал бы его на базаре за сорок фунтов... Значит, это ВТОРОЙ стилет, в точности копирующий первый. Открытие! Экспонат Египетского археологического музея уже не уникален...

Левандовский захлопнул книгу и разыскал на верхней полке каталог Египетского археологического музея с указанием страховой стоимости экспонатов. Фотографии здесь были простенькие, черно-белые, небольших размеров и конечно, лишь выборочно. Но стилет, вот он... Номер 84-169...

Пятьдесят тысяч долларов. У Левандовского голова пошла кругом. Если такова цена музейного стилета, то и аналог стоит не меньше... Сорок фунтов - и пятьдесят тысяч долларов! Кострову не то что повезло, ему привалила редкая удача. Разумеется, не может быть и речи о том, чтобы стилет остался в частной коллекции. Едва Костров узнает о том, что это за стилет, он несомненно передаст его в музей, где будет красоваться табличка "дар Михаила Кострова". Как Левандовский завидовал приятелю и как радовался за него! Он уже схватился за телефонную трубку, чтобы звонить Кострову, но вдруг передумал. Ему не хотелось так быстро расставаться со стилетом. Разве он не первым из ученых увидел этот раритет? Те, кто его нашел и продал, учеными не были, и Костров тоже дилетант. А Левандовский изучит стилет, напишет статью...

Египтолог снова взялся за увеличительное стекло. В том месте, где лезвие соединялось с рукояткой, он заметил утолщение. Зачем оно? Ведь лезвие должно плотно вставляться в рукоятку. Ради изящества линий?

Ученый взял скальпель и нанес на поверхность утолщения крохотную царапину, которая серебристо заблестела. Это не бронза, а иной металл, лишь сверху покрытый тонким слоем бронзы! А лезвие... Бронзовое, без сомнения. С какой целью древний мастер заплавил стык рукоятки и лезвия другим металлом - и каким? Олово, серебро, свинец? Очевидно, эстетические соображения тут ни при чем, тогда не было бы никакого смысла отказываться от бронзы и усложнять процесс изготовления. А если этот металл менее тугоплавкий?

То, что затем сделал Левандовский, вряд ли одобрило бы большинство его коллег. Но ученый был захвачен непреодолимым любопытством. Он раскалил паяльник и ткнул жалом в серебристую царапину. Капли расплавленного металла упали в подставленную тарелку. Догадка подтверждалась. Полчаса спустя место стыка лезвия с рукояткой было избавлено от наплавления.

Левандовский попытался вытащить лезвие из рукоятки. Безуспешно. Тогда он повернул его влево, вправо... Что-то щелкнуло. Бронзовая оболочка сползла с внутреннего лезвия - она представляла собой подобие ножен. Но было ли то, что внутри, вторым лезвием? Узкая полоска бронзы, и она легко вынулась из рукоятки.

Всю полоску сплошь покрывали миниатюрные иероглифы. Их было очень много, они теснились по обеим сторонам. Левандовский вновь схватил лупу; его сердце колотилось так, словно он взбежал по лестнице на двадцатый этаж.

Перед началом текста был изображен надменный сфинкс, а в конце - нечто вроде птицы с явными техногенными признаками. Подобные изображения часто попадаются в древних культурах, и некоторые исследователи усматривают в них косвенные доказательства посещения Земли посланцами иного разума. Но не птица и не сфинкс приковали в первую очередь внимание Левандовского, а сам текст. Он был написан теми же криптографическими знаками, что и папирусы!

Да, теперь ученый не сомневался: судьба помогла ему сделать крупное открытие (это открытие могли сделать и сотрудники Египетского археологического музея ещё в 1925 году или даже сам Джулиан Прендергаст. Но никому не пришло в голову испортить ценную находку).

Левандовский тотчас же принялся перерисовывать криптограмму.

19

Шесть дней напряженнейшей работы прояснили для Ильи Левандовского многое, и ещё больше запутали. Опираясь на собственные достижения в расшифровке папирусов, он довольно быстро прочел большую часть текста - и прочитанное немало изумило его, - но остальное расшифровать не удалось. Впрочем, Левандовский понимал, что перед ним подобие формул, описание какого-то процесса, ноу-хау, выражаясь современным языком. Ему отчаянно не хватало соответствующих знаний, и он принял верное решение - обратиться к специалисту.

Левандовский направился к телефону, и тут раздался звонок. Он снял трубку.

- Слушаю.

- Алло, это Костров, - загудел знакомый бас. - Как дела?

- Смотря какие, - уклончиво ответил ученый.

- Что там с нашей вещицей?

- Ах, это... Понимаешь, я закрутился... Выясняю понемногу. Дай мне ещё недельку.

- Да ради Бога, мне не к спеху, - Левандовский уловил в интонациях собеседника недовольство, плохо вязавшееся со смыслом его слов, но предпочел не заметить этого.

- Вот и отлично. Ты извини, у меня тут гости...