Харлан Кобен - Прошлое не отпустит Страница 14

— И вы готовы просто поверить мне на слово?

— Да.

— Ясно. — Брум помолчал и поудобнее уселся на стуле. — А если выяснится, что она виновна в убийстве?

— Не выяснится.

— И все же?

— Тем хуже для вас. Как только вы поговорите, она уйдет. И вы больше не увидитесь.

— А что, если в результате дальнейшего расследования всплывет что-то, о чем мне надо будет спросить именно ее?

— Ответ прежний: тем хуже для вас.

— И с вами мне тоже нельзя будет повидаться?

— Со мной можно. И чем смогу, помогу. Но она таких обязательств на себя не берет.

Брум хотел бы поспорить, но у него не имелось решительно никаких козырей на руках. К тому же он был из тех, кто предпочитает синицу в руках журавлю в небе. Еще вчера у него не было ни малейшей ниточки, ведущей к Кэсси. А сегодня если он не заупрямится, то поговорит с ней.

— Ладно, — сказал Брум, — условия приняты.

— Отлично. — Гарри потянулся к сотовому. — Кэсси, все в порядке. Ждем тебя.

Заместителю начальника полиции Голдбергу было теперь на все наплевать.

Через год он выйдет в отставку и получит максимальную пенсию, но этого будет мало. Атлантик-Сити — это выгребная яма, но яма дорогая. Алименты зашкаливают. Его нынешняя пассия, Мелинда, двадцативосьмилетняя порнозвезда (в порнофильмах, заметил Голдберг, всегда не «актрисы», а только «звезды»), высасывала его до дна (во всех смыслах). Но она того стоила.

В общем, Голдберг был копом-оборотнем и никаких угрызений совести при этом не испытывал. Наоборот — полностью себя оправдывал.

Например: плохие парни подобны всяким мифологическим бестиям, у которых, если отрубить одну голову, вырастают две новые. Или еще лучше: дьявол, которого ты знаешь — которого можешь держать в руках, который не обидит хороших людей и который подкинет тебе доллар-другой, — лучше дьявола, которого ты не знаешь. А можно и так: очищать город от грязи — это то же самое, что вычерпывать воду из океана столовой ложкой. Да таких оправданий у Голд-берга имелись миллионы.

Ну а в данном случае все еще проще: малый, который подкидывал ему Бенов Франклинов и Джорджей Вашингтонов, пребывал, по крайней мере по виду, там же, где ангелы.

Так что же его останавливало?

Голдберг набрал номер. Ответ последовал после третьего гудка.

— Добрый день, мистер Голдберг!

Вот она, первая причина, заставлявшая его колебаться: ему очень не нравился голос собеседника. Обладатель голоса — явно человек совсем молодой, безукоризненно вежливый, — говорил внятно, четко расставлял ударения, словно проходил пробу на роль в каком-нибудь ретромюзикле. От этого голоса Голдбергу становилось не по себе. Но дело было не только в этом.

Разные слухи ходили. О жестокости и садизме этого типа и его сообщника (или сообщницы) рассказывали такое, что зрелые мужчины — здоровые, крепкие, побитые жизнью, многое на свете перевидавшие — долго не могли заснуть ночью и невольно подтягивали одеяло повыше.

— Да, это я, — откашлялся Голдберг. — Привет.

Даже если эти слухи были преувеличены и верны только на четверть, все равно Голдберг в свое время вляпался в историю, иметь отношение к которой ему совсем не хотелось бы. Но теперь что говорить? Лучше просто взять деньги и держать рот на замке. Да и был ли у него выбор? Если попробовать выйти из дела и вернуть деньги, это может не понравиться собеседнику на другом конце провода.

— Чем могу быть полезен, мистер Голдберг? — В трубке послышался какой-то шум, от которого у Голд-берга кровь в жилах застыла.

— Это еще что там такое?

— Да не волнуйтесь вы, мистер Голдберг. Итак, зачем я вам понадобился?

— Кажется, у меня появился еще один след.

— Кажется?

— Я просто хочу сказать, что полной уверенности нет.

— Мистер Голдберг!

— Да? — Да что еще, черт побери, там за шум такой?

— Будьте любезны сообщить мне, что вам все же известно.

Он и так уже слил все, что знал о Карлтоне Флинне и его исчезновении. Так в чем же дело? Этому малому и его сообщнику (сообщнице?) тоже хочется отыскать исчезнувшего, и платят они щедро.

Последнее, чем поделился со своим собеседником Голдберг, было то, что он узнал от Брума: у Карлтона Флинна была девчонка-стриптизерша из клуба «Ла Крем».

В трубке послышалось жалобное поскуливание.

— У вас что там, собака? — спросил Голдберг.

— Нет, мистер Голдберг. Собаки у меня нет. Но в детстве была — замечательная собачка. Ее звали Рыжий Дьявол. Хорошая кличка, правда?

Голдберг промолчал.

— Вас что-нибудь смущает, мистер Голдберг?

— Заместитель начальника полиции Голдберг.

— Хотите встретиться лично, заместитель начальника полиции Голдберг? Если угодно, можно поговорить обо всем у вас дома.

У Голдберга замерло сердце.

— Да нет, в этом нет необходимости.

— В таком случае что вы хотели мне сообщить?

Собака все еще скулила. И в какой-то момент Голд-бергу показалось, что он слышит еще один звук, похожий на поскуливание, но нет, хуже, гораздо хуже — страшный, как от невыразимой боли, крик, совершенно нечеловеческий, но издавать его мог парадоксальным образом только человек.

— Заместитель начальника полиции Голдберг!

Он набрал в грудь воздуха и бросился в пропасть:

— Есть в городе такой адвокат, Гарри Саттон…

Глава 10

Дверь в контору Гарри Саттона открылась, и вошла Кэсси.

Она почти не изменилась.

Именно об этом сразу подумал Брум. В те давние дни он был немного знаком с ней, виделся в клубе, потому и запомнил немного. Цвет волос у нее теперь другой — раньше, если только Брума не подводила память, она была платиновой блондинкой, — но это как будто и все.

Кому-то могло показаться странным, что она так мало изменилась, и все же Брум не мог найти ее так долго. Однако исчезнуть не столь трудно, как многие думают. Тогда, семнадцать лет назад, Руди даже не знал ее настоящего имени. Имя Брум в конце концов установил: Мейджин Рейли. Но дальше он не продвинулся ни на шаг. Девушка обзавелась новым удостоверением личности, и хоть кое-какой интерес у полиции она вызывала, вряд ли этого было достаточно для составления и распространения по всей стране фоторобота, тем более для включения в перечень разыскиваемых лиц.

Что еще в ней изменилось, так это то, что теперь она выглядела более здоровой и более — за неимением лучшего слова — обыкновенной. Стриптизершу как ни одень, все равно она будет выглядеть стриптизершей. То же самое можно сказать об игроках, пьяницах, любителях марихуаны и копах. А Кэсси выглядела сейчас стопроцентной мамашей из богатого пригорода. Да, такая женщина может позабавиться, ответить колкостью на колкость, пофлиртовать при случае, выпить немного лишнего на вечеринке. И все равно — это мамаша из пригорода.

Она села рядом с Брумом и посмотрела ему прямо в глаза:

— Рада снова увидеться, детектив.

— Взаимно. А я ведь давно ищу тебя, Кэсси.

— Мне почему-то так и казалось.

— Семнадцать лет.

— Почти столько же, сколько Жавер искал Жана Вальжана.

— Да, как в «Отверженных».

— Вы читали Гюго?

— Нет, — покачал головой Брум, — просто моя бывшая вытащила меня в театр, на мюзикл.

— Я не знаю, где Стюарт Грин, — сказала Кэсси.

Спокойно, подумал Брум. Она просто не хочет предисловий.

— Но ты ведь отдаешь себе отчет, что вы исчезли одновременно?

— Да.

— Вы в то время поддерживали отношения? Я имею в виду, перед тем, как оба исчезли.

— Нет.

— А мне говорили, да. — Брум пожал плечами.

Она улыбнулась, и Брум узнал соблазнительную девчонку, которую видел семнадцать лет назад.

— Вы давно живете в Атлантик-Сити, детектив?

— Сорок лет. — Брум понял, куда она клонит.

— В таком случае вы должны знать жизнь. Я не была проституткой. Я работала в клубах, но просто потому, что это доставляло мне удовольствие. Не спорю, какое-то время удовольствие доставлял мне и Стюарт Грин. Недолго. Он все испортил.

— Испортил удовольствие?

— Все. — Она стиснула зубы. — Стюарт Грин был психопатом. Он преследовал меня. Бил. Грозил убить.

— За что?

— Что в слове «психопат» смущает вас, детектив?

— Ты что теперь, Кэсси, психиатром стала?

— Для того чтобы распознать психопата, — вновь улыбнулась ему она, — вовсе не надо быть психиатром, точно так же, как не обязательно быть копом, чтобы распознать убийцу.

— Туше, — поднял руки Брум. — Но если Стюарт Грин и был чокнутым, то, следует признать, ему удалось одурачить множество людей.

— Мы все разные в глазах разных знакомых.

— Ну, это слишком банально, не находишь? — Брум насупился.

— Нахожу. — Она немного помолчала. — Однажды я слышала, как этот тип наставлял приятеля по части свиданий с одной девушкой, на вид совершенно нормальной, но ее душа была как сплошная кровоточащая рана. Сталкивались с такими?