Виктор Багров - NEXT 3. Маски сброшены Страница 14

Дюбин под прикрытием вентиляционного стояка прогулялся по крыше. Искоса поглядывал на молчащего «собеседника». Возвратился к шезлонгу...

Глава 7

Судьба свела его со старшим охранником Лаврикова уже давно. Вернее сказать, не судьба, а ныне убиенный, мир его праху, Гамлет. По его наводке Дюбин повстречался с будущим своим подельником в пивбаре. Побазарили ни о чем, обнюхались. Все путем. Интеллигент дерьмовый, чистюля легко пошел на контакт, согласился на совместную «работу».

Они провернули немало выгодных дел, ловко выбирались из самых хитроумных ментовских западней, грабанули несколько квартир, банк. Все было — о,кей, но Дюбин интуитивно ощущал недоверие. А уж своей интуиции он доверял, как верующийдоверяет священнику.

Сейчас выхода нет, он нуждается в помощнике, без которого не обойтись. После завершения задуманного придется отправить ненужного свидетеля к пристреленной проститутке или к сожженному заправщику.

Еще один труп, но без этого не обойтись. Его до сих пор не повязали только потому, что он умело заметает следы.

Машинально Дюбин достал из кармана свою посмертную маску, приложил ее к лицу. Собеседник побледнел, испуганно отшатнулся.

— Не бойся, это моя визитная карточка, — оскалился Дюбин. — Я ведь для всех, кроме тебя, мертвый...Чего молчишь?

Ессентуки нерешительно улыбнулся. Но ответил с достоинством, как и положено комерсанту высокого ранга.

— Я карабкался сюда не для того, чтобы рассказывать байки. Ты позвал — вот и банкуй. А я послушаю...

Логично. И — неправильно. Дюбин предпочитает больше молчать и слушать. Гарантия того, что не скажет лишнего, не откроется. Вдруг искривится поврежденная психика, понесет его не в ту сторону? Тогда — абзац, амба. Нет, не ему — подельнику. И он снова останется в одиночестве.

— Там за стояком валяется ящик. Принеси, присядь. А то мы с тобой, как в ментовской на допросе.

Чистюля брезгливо посмотрел на грязный, ломанный ящик, перевел взгляд на выглаженные брюки.

— Спасибо, постою.

Дюбин поднялся, прислонился к кирпичной кладке.

— Тогда я тоже постою. Если садиться — только вместе, — намекнул он на возможность париться на зоне. — Так будет справедливо.

Короткое молчание. Собеседники стоят лицом друг к другу. Как и тогда, в пивной, Дюбин продумывает каждое слово, каждую интонацию. Ессентуки настороженно ожидает продолжения разговора.

— Как поживает твой хозяин? — на первый взгляд вопрос задан равнодушно. Так спрашивают о погоде, модном костюме, семейных проблемах.

— Который хозяин? — недоумевающе спросил Ессентуки. На самом деле все понял. — У меня хозяев, как у дворовой сучки блох.

— Лавр.

— Вот ты о ком! Дался он тебе...

Очередная демонстрация зловещей маски, злобная гримаса. Похоже, для него кликуха Лаврикова нечто вроде отравленного питья. Или — быстродействующего слабительного.

— Еще как дался! Это как любовь. Только наоборот. Объяснить невозможно. Любовь и ненависть всегда вместе гуляют. Под ручку. Только не целуются... Хватит! Шутки-прибаутки окончены. Ожидаю ответа. Желательно, подробного. Не вздумай брать на понт — замочу!

И убьет же, подумал Ессентуки, делая шаг назад. В кармане у него не только зловещая маска — наверняка лежит снятая с предохранителя волына. Спокойно пристрелит и уйдет. Найдут убийцу или не найдут — для трупа, как выражаются одесситы, без разницы.

— Брехать не приучен, — с несвойственной ему бравадой похвалился Ессентуки. — Уволился я. По собственному. Как и все другие охранники. Сто лет назад ушел.

Дюбин впился в лицо собеседника немигающим взглядом. Тот почувствовал, как ослабли ноги, задрожали руки, закружилась голова, по спине потекли щекочащие струйки... Только не упасть... Только не упасть... Упадешь — не поднимешься... Вурдалак загрызет, выпьет кровь...

Он оперся на стену вентиляционной шахты. То ли помогло прикосновение к холодному кирпичу, то ли сработало внутреннее противодействие, но черная морока отступила.

Дюбин огорченно вздохнул и отвернулся. Дьявольский дар не сработал. Не захотел.

Сейчас свалившийся на него из преисподней прислужник Сатаны

вспомнит о шестерках, пасущих Лавра, ужаснулся Ессентуки. Черт дернул за язык проговориться о них!

Ничего страшного, попытался успокоиться он, скажу — послал пастухов из чистого любопытства. Проведать, как живет бывший босс, какие у него беды-несчастья, планы на будущее? Все же столько лет вместе, это в мусоропровод не выбросить.

Слава Богу, вурдалак либо забыл о телефонном разговоре, либо посчитал его не достойным внимания...

Нет, Дюбин никогда ничего не забывает — заботливо откладывает в бесовскую память самые мельчайшие детали. Чтобы потом выстроить свое поведение.

Значит, посчитал информацию не пригодной к употреблению.

— Лавр остался один? — покривился вурдалак. Не то его обрадовало горькое одиночество заклятого врага, не то — огорчило. — И как он без вас? Справляется?

— Живет обычно. Более-менее...

Почему он должен подставлять Лаврикова под эту нечисть? Что тот сделал плохого бывшему своему охраннику? Да, были недоразумения, разница в оценках окружающей действительности — как без них? Случалось, что хозяин, обозлившись, отпускал «слуге» затрещины, более похожие на дружеское похлопывание. Иногда награждал такой же полудружеской матерщиной.

Мелочи, не заслуживающие внимания... Но есть и более серьезное... Их с Лавром повязала кровь. Кровь Гамлета... Он с содроганием вспомнил дикий, нечеловеческий крик, когда грабли Санчо сошлись на шее приговоренного... Кто из троих ударил ножом? Какая разница! Возможно он. Или — Лавр. Только не Санчо — тот держал извивающуюся червяком жертву...

Разве стоит из-за этого отправлять Лавра на плаху? Именно, на плаху! Если судить по поведению Дюбина, тот не собирается обниматься-целоваться с отставным авторитетом. Вон как кривит свою покареженную физиономию, то и дело многозначительно прикладывает к ней зловещую маску.

Но отказываться нельзя, ни в коем случае нельзя! Бешеный маньяк страшней хладнокровного убийцы, если и не загрызет, то — пристрелит.

— Блаженствует сявка, говоришь? В прежнем дворце обитает?

— Давно продал. В избе крестьянской живет. На даче. А сейчас, кажется, в Москве купил квартиру...

Очередная демонстрация чертовой маски. Волчий оскал. Немигающий взгляд. Старается подавить волю? Не получится, сучий потрох!

Ессентуки прикоснулся к вентшахте, будто к талисману. В очередной раз помогло. Ноги не ослабли, голова не закружилась. Струйки пота — не в счет, от них не умирают.

— Оплеухи, которые отпускал Лавр, забылись или все еще помнишь? — заботливо, по отечески, спросил Дюбин.

— Ты, что, на моей уязвленности хочешь сыграть?

— Все на чем-то играют, — миролюбиво расфилосовствовался убийца. — Всеми двигают какие-то чувства. Страсть, жадность, ненависть, неуверенность... Интересно знать, что двигает тобой?

Кажется, вурдалак немного успокоился. Казнь либо отменяется, либо откладывается. Только не раздражать его, говорить спокойно и внушительно, не опровергать, но и не соглашаться. Короче, занять позицию боксера, прижатого к канатам. Закрыть перчатками голову и торс — пусть противник лупит по ним пока не устанет. Не дай Бог, войдет в неистовство — кранты.

— Да нет у меня к нему никаких чувств. Вот у тебя есть — аж дрожишь от ненависти. Все прошло, все миновало. Хотя и оплеух и оскорблений было предостаточно. Вы ведь, венценосные, отвешиваете удары, не глядя, не жалея... Последнюю, самую звонкую и, признаюсь, болезненную Лавр отвесил мне уже после увольнения... Только, хочу предупредить: я не киллер, на мокруху не пойду. Если хочешь, могу свести с нужными людишками. И не больше...

Дюбин пренебрежительно отмахнулся.

— Твои людишки мне без надобности. Я и сам могу на

раз-два-три. Приходилось отправлять кой-кого на адову сковороду. Но это было бы для господина Лаврикова слишком просто и слишком быстро.

— Зачем тогда звал?

Вопрос, мягко говоря, нескромный. И — опасный. Безумец, а в том, что перед ним психически больной человек — ни малейшего сомнения, может взбеситься. Дай Бог, отделаться грязным потоком матерщины, но он может пустить в ход кулаки и... волыну.

Дюбин отреагировал на редкость спокойно и миролюбиво.

— У меня совсем другие планы. Перетянуть все одеяло на себя.... Все лоскутки одеяла. Привязанности. Связи. Знакомства. Все, что составляет его поганую жизнь. Выбрать все это и потом — лишить. И полюбоваться, каков он на самом деле — это существо с благородной сединой и участливым взглядом.

Ессентуки понимающе ухмыльнулся. На самом деле он ничего не понял.

— Что-то новенькое в практике разборок. На мой взгляд — бессмысленное.