Пол Клеменс - Заговор богов Страница 14

– Пан Раковский? – изумленно сказала в спину Здена.

Он нехотя повернулся. Работница гостиницы положила трубку, блеснув вереницей золотых изделий на пальцах правой руки. Он вспомнил, что женщины делятся не только на умных и красивых. Бывают еще и богатые.

– Как мило, пан Раковский, что вы опять с нами, – робко улыбнулась Здена. – А мы, сказать по правде, страшно испугались. Пришли угрюмые люди, увели вас среди ночи. Показали документы – вы не поверите – службы национальной безопасности… – она смотрела на него с какой-то помесью пугливости и любопытства.

– Глупости, пани Здена, – отмахнулся Анджей. – Просто старые друзья решили подшутить. Мы очень славно провели время. А что касается документов – то это ненастоящие документы, уверяю вас со всей ответственностью.

Работница гостиницы покачала головой и укоризненно сказала:

– Я вижу, что вы славно провели время. Посмотрите на себя в зеркало – оно у вас за спиной.

Очень странно выглядел человек, смотрящий из зазеркалья. Шевелюра взъерошена, мертвецки бледное лицо, глаза сузились до щелок и подрагивали. «Надо побриться», – подумал Анджей и побрел к себе.

Похмелье было чудовищное. Раковский очнулся в первом часу дня. Голова трещала и будто искрилась, как центр Варшавы в День независимости. Каждая клеточка тела умоляла о немедленном самоубийстве. Стук в дверь, и на пороге вырос очередной черный человек в опрятном пиджачке и фетровой борсалино.

– Вы пришли убить меня? – с надеждой вопросил Анджей.

Пришелец брезгливо поморщился, бросил на стол белый конверт и удалился. Анджей застонал, откинул голову… Но вскоре он уже сидел за столом, сжимая пухнущую голову, и тупо рассматривал цветные книжицы. Двадцать второе июля – рейс на Каир. Двадцать пятое: Каир – Мехико, двадцать девятое: Мехико – Антананариву, второе августа: Антананариву – Лондон. Тот же день: Лондон – Эдинбург…

Карусель еще не стартовала. Сегодня у него свободный день. И завтра, до вечера…

«Свободный» день угрожал перерасти в заунывную монотонную пытку. Уснуть не удавалось. Он влез под душ и переключал воду с горячей на холодную до тех пор, пока не стало чуть легче. Доковылял до погребка Янки Комарковой, где и провел остаток дня, врачуя похмелье и с упоением надираясь заново. В кабачке царило веселье. Гудели туристы из Силезского воеводства, забегали на огонек поджарые полупьяные немцы. В углу щебетала, временами взрываясь хохотом, длинноволосая гей-компания. Анджей сидел за стойкой бара, потягивая цветные коктейли. Когда иссякла палитра, к нему полез брататься непримиримый боец за независимость Силезии. Он жаловался на жену-католичку, на скудное жалованье, не позволяющее путешествовать дальше Чехии. Так и подмывало дернуть за цепочку сливного бачка. Бармен завел пластинку – последний бездарный диск группы Babyshambles Пита Доэрти – ведущего английского наркомана, бродяги и пропойцы. Веселье в кабачке взлетело на новый уровень. Народ галдел, отплясывали мясистые дамы в штанах в обтяжку, сломался стул под увесистой тушкой туриста из Штральзунда. Геи испарились. Анджей от барной стойки перебрался за их столик, заказал какую-то дичь и стал тянуть пиво, отгородившись от суеты. Но об одиночестве оставалось лишь мечтать. Пару раз мимо столика артистично продефилировала крашеная проститутка в небрежно сидящем топике. Села напротив, вульгарно рассмеялась, взгромоздив на стол увесистую дамскую сумочку, и спросила по-польски с прибалтийским акцентом:

– Ты холостой, парень?

– Бракованный, – буркнул Анджей.

Проститутка развеселилась:

– Блеск. Что за крендель такой? Не надоело тут сидеть? Пойдем подремлем?

Анджея чуть не стошнило. Он, в принципе, не возражал против проституции как института, но только не сегодня. Дама изрядно надралась. Откуда ее занесло в это «благопристойное» заведение? Рыжие волосы всклокочены, ухмылка не сползала с сильно накрашенного лица, губы с синеватым отливом, под глазами зеленые тени, юбочка – фасона трусиков, голос хриплый, прокуренный…

Избавиться от таких прилипал – проще поле вспахать.

– Да не кривись ты, – сипела проститутка, сбрасывая пепел под стол. – Чего как неживой, амиго? Встряхнись, угости даму выпивкой. Не вздумай геем притвориться, я вашего брата насквозь вижу…

– Глотай, – Анджей подтолкнул ей бутылку. – Но учти, не пойду я с тобой в постель, тошнит от таких, как ты.

Она не обиделась, задавила окурок, полезла рукой к нему в еду, бормоча, что бы съесть такого, чтобы похудеть. Она не выглядела худышкой. Впрочем, неприлично упитанной она тоже не казалась.

– Какой ты странный, право, – бурчала девица, – не ценишь здоровый задорный секс.

– Ценю, – уверял Анджей. – Два раза в день, после еды. Но ты когда последний раз в зеркало смотрела, подруга?

– Давно, – путана отмахнулась и придвинула к себе тарелку. – Эйзоп… трофобия, – она с трудом выговорила. – Боязнь зеркал. Угадай загадку: зимой и летом его нету.

– Счастья в жизни.

– Правильно, – удивилась путана. – Так и живем. Беготня, спешка. Подцепила тут красавчика за углом, не удержала – умчался в сторону заката.

– И меня не подцепишь.

– А это мы еще посмотрим, – она погрозила пальчиком. – Я упорная и очень обаятельная. Ты пей, парень, пей, откинь сомнения, а там посмотрим… – она подливала ему пиво, словно масла в огонь, а потом подозвала официанта. – Зубровку тащи, чего смотришь?

Анджей раскисал, сознание уезжало. Одно он знал определенно: спать с этим крокодилом он не будет, даже если крокодил ему доплатит. А остальное… даже забавляло.

– Звать-то как тебя, принцесса?

– Не имеет значения, – кокетничала путана. – Зови Фридой. Или Франческой. Прекрасное имя – Франческа. Есть в нем что-то и французское, и чешское…

– Ты полька? Чешка?

– Послушай, ты совсем не сечешь? Ну, какая я, скажи на милость, полька или чешка, послушай внимательно, мы же с тобой не на азбуке Морзе общаемся? Латышка я. Ла-тыш-ка. А то, что польский знаю в совершенстве, – так это специализация у меня в порту Гданьска была по вашей линии…

Она лопотала, а Раковский уплывал в пьяном водовороте. О чем-то спорил с разбитной особой, что-то ей доказывал. Уверял, что она ничего не знает и не понимает. А та убеждала в обратном – она ходячая энциклопедия и знает всё. Каждые сто лет сутки удлиняются на двадцать три тысячных секунды. Земля вращается со скоростью 463 метра в секунду. Тридцать процентов британцев готовы отказаться от секса, если это позволит прожить до ста лет. Крепостное право в далекой России отменили в 61-м году – Гагарин полетел в космос, потому и отменили…

Он стонал от смеха и, очевидно, проболтался, что живет в гостинице напротив. Анджей ковылял к себе, путана поддерживала его под локоть и что-то ворковала. «Почему она за мной тащится? – равнодушно думал Анджей. – Ограбить хочет?» На улице темнело, в вестибюле горели лампы. Танцующей походкой он протащился мимо Збышека, который не спал и смотрел на него широко открытыми глазами, мимо Здены, которая порывалась что-то сказать, но проглотила язык.

– Сестра моя, – объяснил нелепую ситуацию Анджей. – Вчера из лечебницы для умалишенных выписали, а сегодня уже на панели…

Но пани Здена порывалась сообщить что-то другое. Уже на лестнице путана взгромоздилась ему на шею. Анджей отбивался, так и волок ее на себе по коридору. Она бормотала, что ей не надо его денег, а хочется простого человеческого общения. Попал, злился Анджей, выискивая в штанах ключ от номера. Она и здесь пролезла поперек, первая проникла в номер. А дальше было просто и трагично. Проститутка шлепнула по выключателю, вспыхнул свет. Двое посторонних в номере – об этом и пыталась сообщить Здена! Мужчина приподнялся в кресле – серый пиджак, глаза решительные, как у палача. Пистолет с навернутым глушителем. Второй оторвался от косяка, сделал шаг. Путана оттолкнула «клиента». Но он уже ввалился в номер. Негромкий хлопок. Путана вскричала – как-то жалобно, пошатнулась, упала на колени… Он дернулся назад, чтобы вылететь из номера, но тот, у косяка, уже захлопнул дверь – Анджей ударился в нее спиной. Стрелок большим пальцем взвел курок. Дырочка смотрела в лоб. Над дырочкой глаза – пронзительные, без тени юмора. Поехал спусковой крючок… Раковский оттолкнулся пяткой от двери, полетел куда-то в сторону, отбив ладони. Сбил неустойчивую тумбу, покатился по полу, сминая коврик. Удар затылком по ножке кровати. Загудело в черепе, как призывный набат…

Стрелку пришлось выбираться из кресла. Он подошел поближе. Второй скрестил руки на груди, смотрел на происходящее в качестве зрителя. «Мало выпил, – с досадой подумал Анджей. – Поддал бы по-свински, не так бы расстроился». Пистолет опять пристроился ко лбу. Палец на спусковом крючке заждался…

– Живо, парень, где Оракул?

А дальше – как в кино. Поторговаться не дали. Взметнулась попа в кожаной юбочке, разлетелись рыжие космы, и гибкое тело артистично прошлось колесом. Взмах ноги, и человек с пистолетом выронил оружие, схватился за разбитое запястье. Второй сделал стойку, но колесо уже катилось в обратную сторону. Острый каблучок врезался под дых, мужчину согнуло и вырвало. Первый возжелал вернуть пистолет, но потерпел фиаско – метнулся к оружию и встретил серию ударов. Путана сосредоточенно лупила острым кулачком. Последний – в шею, стрелок издал звук ломающейся табуретки, разинул пасть, как гиппопотам, и рухнул носом в гобелен.