Павел Генералов - Война олигархов Страница 14

И он протянул Виталику конверт.

— Тхэнкс, если что — звоните. Я ведь ещё и как Клинтон могу… — воодушевлённо начал Виталик. Конверт жёг ему руки. Мыслями он был уже в магазине, где закупал продукты, продукты, продукты… Ну, и конечно, коньячку.

— Клинтон пока не актуален. Но как знать? Пока!

Выпроводив Виталика, длинноволосый более пухлый конверт передал бородатому Лёше:

— Так, всё отлично. Возвращайся в банк, верни всё взад. А то не дай бог нашего «связного» обнаружат. При очередной плановой проверке.

И монтёры дружно засмеялись.

Длинноволосый открыл дверь микроавтобуса и спрыгнул на землю. Через несколько минут он вышел к Садовому напротив МИДа и тормознул машину:

— На Спортивную подбросишь?

На сей раз малый нефтяной саммит должен был пройти в подмосковном поместье Герцензона.

Поместье раскинулось на берегу Москвы–реки, в живописной её излучине, неподалёку от Рублёвки — в местечке Глухово. По соседству — забор в забор — располагались владения господина Смолковского. Точнее, бывшие владения, если уж соблюсти точность формулировок. Теперь там вроде бы вообще никто не жил. Вдова Смолковского выставила дом с прилегающими угодьями на продажу. За восемь миллионов долларов. Охотников на столь ценную недвижимость что–то пока не находилось. Дефолт, однако.

Своё поместье Иван Адамович Герцензон оценил бы на пару миллионов выше. Правда, продавать он его вовсе не собирался. Ему самому здесь нравилось. И как же здесь могло не нравиться?

Гектар земли, барский дом, три дома гостевых. Уйма сопутствующих построек, вроде бань и ледников, где хранились эксклюзивные вина, дорожки, выложенные уральскими и прибайкальскими мраморами и базальтами, беседки в стиле «вишневого сада», цветники, буленгрины и паркеты, созданные по рецептам Болотова и Леонкура. Поле для мини–гольфа, ландшафты песочно–пустынные, горно–черезполосные, субтропические, с пальмами, защищёнными в неправильные времена года со всех сторон прозрачными стенами–крышами с обогревом. Собственный родник и ручей, чьё журчание, при желании, можно было транслировать по громкой связи. Японский сад камней, наконец! А какие виды! Совершенно тургеневские.

Гостей Иван Адамович ждал на мраморном крыльце главного дома, где сидел он в кресле–качалке, накрытый клетчатым шотландским пледом и в окружении трёх весёлых разноцветных лабрадоров: чёрного, коричневого и палевого. Собаки, набегавшись и наплескавшись в ручье, чутко спали, распространяя запах влажной шерсти. Коричневый — шоколадный — пёс по имени Бонд (подразумевалось — Джеймс Бонд, агент 007 с правом на убийство, по паспорту Инстант Коффи Бонд, в домашнем кругу — Боня) храпел, как сорокалетний мужик.

Бабье лето было в самом разгаре, хотя день и клонился к вечеру. Тёплый ветерок касался лица, иногда принося с собой тонкую паутинку. Не сразу, а лишь спустя несколько мгновений, Иван Адамович лёгким движением руки и только кончиками пальцев смахивал со щеки этот чудный подарок осени. После тридцати пяти Иван Адамович полюбил осень…

Когда–то он больше всего любил весну, в крайнем случае — лето. Но это было давно, ещё в бытность его зав. отделом научно–технического творчества молодёжи горкома ВЛКСМ города Сочи. Потом он перебрался в Первопрестольную, возглавлял центр НТТМ, торговал компьютерами, потом — потихоньку — приблизился к нефти. Так всё и пошло. Скоро сказка сказывается… В общем, сегодня Иван Адамович возглавлял СНК — Сибирскую Нефтяную Компанию. И было ему хорошо. Правда, проблем тоже поприбавилось. Но это были проблемы, которые было интересно разрешать. Чем Иван Адамович с успехом и занимался.

Первым, как обычно, прибыл Теймур Теймуразович Магомаев, глава «Маг–ойл». Протокольный человек, успевший ещё в советские времена поработать в системе Министерства нефтегазовой промышленности. В последнем советском правительстве он был зам. министра топлива и энергетики. Точность и обязательность он лелеял как главные свои человеческие черты.

— Здравствуйте, Теймур Теймуразович! — поднялся ему навстречу сухощавый и подтянутый Иван Адамович. — Вы точны, как всегда!

— Ладно, Ваня, не надо твоих дежурных комплиментов. Скажи мне честно, ужин скоро? — Теймур Теймуразович, и это знали все, любил плотно позавтракать, пообедать и поужинать. Потому, наверное, и был он сам плотным, хотя и не толстым — скорее мощным.

— Да хоть сейчас можем пройти. Уже, я думаю, накрывают. А, может, лучше здесь — пока по рюмочке? — Иван Адамович указал широким жестом на беседку, располагавшуюся посреди идеально подстриженного газона.

— Давай. Чуть–чуть кальвадоса для меня найдётся?

— Для вас и держу. Пятнадцатилетний. Пройдём?

Лабрадоры последовали за ними, но в беседку не вошли, оставшись резвиться на воле.

— И всё же зря Чуканова не позвали, — выпив полрюмки коллекционного кальвадоса, сказал Магомаев. — Чудный яблоневый дух! — добавил он уже по поводу напитка.

— Я‑то был за, вы сами знаете. Но остальные решили встретиться пока без него. Да и не выдернешь его сейчас из Нефтесеверска. Работает человек. Сами разберёмся. Что нам мешает встретиться потом где–нибудь… на Канарах? У моря? Или у меня в Сочи?

Следующим прибыл Пётр Григорьевич Бондаренко, глава УНК — Уральской Нефтяной Компании. Дважды коллега и ровесник Ивана Адамовича. Он тоже начинал по комсомолу — но в Москве, в Черёмушкинском райкоме ВЛКСМ. В остальном его деловая биография почти как калька напоминала биографию Герцензона. В отличие от подтянутого сухощавого дважды коллеги Бондаренко был толстяком. Но не от богатства — он с детства безуспешно боролся с прозвищем «жиртрест». Правда, недолго, справедливо рассудив, что кто–то же в мире должен быть толстым?

Пётр Григорьевич предпочёл всем прочим напиткам глоток водки с солёненьким огурчиком, специально для него и приготовленным.

Спустя пару–тройку минут появился и Ирек Нурисламович Сафин, глава «Башконефти».

Он залпом выпил лишь стакан минералки.

Можно было подниматься в дом, к ужину, о готовности к которому скромно доложил тихий мажордом Иван Васильевич, в прошлом — заведующий хозяйством на даче самого маршала Жукова.

Лабрадоров с собой не взяли — им как раз подавали их собственный ужин в собачьей комнате. Разносолов там не предвиделось: клубные щенки с двух месяцев, прямо от груди матери, питались специальным — исключительно для лабрадоров — сухим кормом.

Ужин для людей был накрыт в малой столовой. Каждому гостю предложили меню: можно было выбрать горячее в соответствии со своими вкусами и национально–духовными традициями, которых придерживались по крайней мере двое — Магомаев и Сафин. Специально для них ещё днём заклали молоденького барашка. Бондаренко и Герцензон предпочитали блюда итальянской кухни. Для них двоих Иван Адамович заранее заказал пармской ветчины и свинину по–сицилиански. Он знал, что от такого предложения Пётр Григорьевич не откажется. Хотя мог бы выбрать и что–нибудь японское. На любых, даже самых малых приёмах в доме Ивана Адамовича готовы были подать любого вида суши, для этого всякий раз приглашался специалист из японского посольства. Но на сей раз, по крайней мере пока, японцы не понадобились.

После первых закусок и дежурных приветствий Иван Адамович, подняв бокал, предложил свой любимый комсомольский тост:

— За то, что мы, наконец–то, снова вместе!

Собравшиеся поддержали и выпили по глотку красного «бордо» девятьсот шестьдесят седьмого года, лучшего винного года в том десятилетии больших иллюзий и несбывшихся надежд.

— Итак, ваше слово, Ирек Нурисламович, — кивнул Герцензон.

— В общем, так, товарищи–господа. Вы, наверное, в курсе, что меня со всех сторон покусали блохи. Взорваны три бензоколонки «Башконефти», был утроен пожар на НПЗ, мне даже пытались угрожать! И кто же посмел?!

— Синие? — негромко поинтересовался Теймур Теймуразович.

— Нефтяная шпана! — совершенно определённо добавил Бондаренко.

— Именно. Ко мне уже дважды приходили представители Юруслана. Это «наш» смотрящий, — с кривой усмешкой пояснил Сафин. — И пытались сделать предложения, от которых, как они считают, я не смогу отказаться. Я, как это у них принято говорить, пока не «включаю ответку». Без того, чтобы посоветоваться с вами. Хотя и готов размазать их по стенке. Или генералам перепоручить?

— Не надо генералов, дорогой Ирек, — поморщился Теймур Теймуразович. — Они и так слишком глубоко в наши дела влезают. Иногда — по самые помидоры. Давайте–ка я вот что предложу. Мы пришлём к тебе в Уфу наших глав безопасности. Правильно говорю, ребята? — Герцензон и Бондаренко согласно кивнули. — Пусть они срочненько разработают план и направление главного удара, — в этот момент интонация Теймура Теймуразовича идеально напоминала интонацию Иосифа Виссарионовича из фильма «Освобождение». — На примере Уфы и окрестностей мы устроим им небольшой показательный экзерсис. Хорошенько подготовимся и устроим новогодний фейерверк. Согласны, господа?