Леонид Словин - Хозяин берега Страница 14

- Мне позвонил Митрохин: "Водники отпустили браконьера, который убил рыбинспектора..." - "Где? Что?" - "Передали с парома: рядом с "козлятником" тайник, а в нем пистолет, из которого совершено убийство..."

- А кто сообщил Митрохину? Ни я, ни мой помощник ничего не знали!

- Мир не без добрых людей... Довиденко позвонили, он снял трубку.

- Да. Сейчас выхожу...

- А что Касумов? - спросил я. Довидеико запер сейф и двигался к двери. - Что он говорит?

- Касумов твердит, что он тайник этот ни разу не видел... Мы вместе спустились в подъезд. Я посмотрел на часы. Пора было ехать на кладбище, где я рассчитывал встретить вдову убитого рыбинспектора.

Пухова была одна. Она что-то поправляла среди венков. Рядом стояла тяжелая хозяйственная сумка.

Я поздоровался. Пухова доверчиво взглянула в мою сторону. Она ничем не дала понять, что узнала меня.

Я отошел. Фанерный обелиск со звездой на верхушке привлек мое внимание. Был он свежепокрашенный, новый, как и металлическая ограда, начинавшаяся непривычно высоко над землей. Дощечка на могиле гласила:

"Аббасов Саттар Габибулла-оглы, воин-интернационалист, инспектор рыбнадзора, 23 года, погиб при исполнении служебных обязанностей..."

Теперь, подумал я, обоих инспекторов связывает не только прежнее место работы.

Когда жена Пухова освободилась, я подошел.

- Вот зашла Сереже рассказать, как мы живем... - Пухова смахнула слезу. - Он ведь беспокоится там! Против этого было трудно возразить.

- Как дети? - спросил я.

- Дети и есть дети. Младшую отправляю в Челекен, к старикам. Старшего в городской пионерский лагерь. Вы идете?

- Да.

Я оставил "Ниву" внизу, рядом с кафе, на двери которого было приколото объявление: "Кафе не работает. Нет воды".

Я взял у Пуховой сумку, она оказалась полной продуктов. Мы молча начали спускаться по тропинке, вокруг которой не было ни деревца - ничего, кроме могил и смерти.

Пухова что-то еще говорила - скорее, для себя.

- Вы меня не помните, - сказал я. - Я новый водный прокурор. Вы даже собирались ко мне на прием...

- Как же! - спохватилась она. - Кто-то из ваших спрашивал про Сережины бумаги. Разрешите... - Она нагнулась к сумке, которую я продолжал держать, быстро достала зеленоватую тетрадь, зажатую каким-то свертком. Пожалуйста! В портфеле лежала вместе со школьными учебниками...

Я быстро открыл ее где-то посередине, потом в конце. Это был список браконьеров, задерживавшихся Пуховым. Почему-то я рассчитывал на большее.

- Спасибо. Пухова отмахнулась:

- Зачем она мне...

- Других бумаг у вас не осталось? - спросил я.

- Нет. Меня уже спрашивали. И про докладную, которую Сережа посылал в Москву год назад...

- А кто?

- Спрашивала-то? Начальство... Цаххан Алиев. Из управления приезжали... Да где же я ее найду? У нас ведь даже обыск был тогда! Негативы искали... Сережа к докладной фотографии приложил, кто, значит, осетрину у браконьеров брал. Там и номера машин, и снимки...

- И что?

- Все забрали. Увезли. А сейчас ищут!

- А Сергея?

- Предупредили! Больше, мол, не делай, а то головы не сносишь. Вот и не снес.

Я завез Пухову домой, помог занести продукты и еще несколько минут постоял в маленькой, заставленной вещами прихожей.

На вешалке я увидел синюю, с форменной кокардой, фуражку Пухова, высокие рыбацкие сапоги. В глубине квартиры висел портрет в траурной рамке.

- Вы разрешите от вас позвонить? - спросил я.

- Пожалуйста, звоните. Я набрал номер Агаева:

- Какие новости?

- Никаких. Если не считать того, что Мазут уже в красноводском следизоляторе... Генерал Эминов и областная прокуратура если берут, то берут крепко". - Я почувствовал в его словах укор.

- Я собираюсь подъехать на метеостанцию, посмотреть тайник."

- Дело хорошее. - Он не предложил мне себя в спутники.

Пока мы разговаривали, в дверь позвонили. Приехал Цаххан Алиев. Поздоровавшись, начальник рыбинспекции объяснил цель визита:

- Пухов сигнализировал о браконьерах. Вовремя мер не приняли, а сейчас высокое начальство как с цепи сорвалось. Требует копии докладной... Может, я рано заехал? - спросил он у Пуховой. - Вы хотели поискать бумаги. Искали?

- Да нет их. - Она махнула рукой. - Все тогда увезли! Пусть у себя ищут...

- Ну, ладно. Я все-таки еще заеду.

- А первые экземпляры? - спросил я у Цаххана, когда мы вышли.

- Как всегда... Списали. Переслали. Подшили. Отфутболили. И концов не видать. И копии найти не можем... Кстати, - он усмехнулся, что-то достал из кармана, протянул мне, - вы этого никогда еще не видели...

Я взял в руки маленький полотняный мешочек, раздернул завязочку черные сухари с какой-то темной пылью. Принюхался - перец.

- Что это? - спросил я.

- Это здешняя черная метка. Предупреждение о смерти.

- Где вы это обнаружили?

- "Обнаружил"! - усмехнулся он. - На веревочке к двери моего дома привязали. Предупреждают, чтобы я их не трогал. Но они меня напрасно пытаются испугать. Перед тем как сожгли Саттара Аббасова, мне тоже такую прислали. Я приносил к Буракову, показывал. Они ведь не на Саттара охотились - на меня...

- А что Бураков?

- Сказал, что у каждого милиционера десяток таких дома. И у него, и у Агаева тоже... - Он спрятал метку в карман. - Но я им яйца поотрываю, прежде чем они до меня доберутся.

"Что за странные обычаи... - подумал я. - Черные метки присылают одним, а убивают других..."

Машину я вел сам.

Когда проезжали по центральной площади города, мы с Балой стали свидетелями прибытия в обком двух высоких гостей.

Крупный мужчина с депутатским значком и Золотой Звездой Героя и моложавый стройный генерал вышли из белой - со шторками на стеклах "Волги" и не спеша направились к подъезду. Их сопровождал уже знакомый мне зам-предисполкома Шалаев.

- Кто такие? - спросил я Балу.

- Не знаете? Кудреватых, директор сажевого комбината. С ним генерал Эминов - начальник областного управления".

Мы выехали из города.

Серое, затянутое низкими облаками небо неслось нам навстречу. Земля вокруг проживала свой самый счастливый, медовый, месяц - вся она была темно-зеленой, покрытой фиолетовым цветом верблюжьей колючки. Через две недели, знал я, от всего этого нежного цветения ничего не останется, поскольку это не степь, это пустыня. И она вернется в свой исконный желто-серо-белый выгоревший естественный цвет.

Бала был идеальный попутчик. Он не начинал разговора первым - ерзал, пыхтел, поправляя сползавшие на нос огромные свои очки, но все же был нем, как рыба.

Трасса была пуста. Вблизи берега не было видно ни одной лодки, ни одной машины с перекупщиками. Все тот же космический ландшафт - пески да колючки - сопровождал нас вдоль всего пути. Пустая, все еще малообжитая земля. Совсем недавно несколько незадачливых путешественников, ехавших на машине из Бекдаша в Красноводск, рассказывал мне кто-то, решили сократить путь и поехали напрямик через пустыню. Спустя несколько недель их нашли мертвыми - _ заблудились в дороге, умерли. Видимо - от жажды. Шакалы поели останки.

Мы проскочили место, где в прошлый раз вместе с Хад-жинуром остановили машину снабженца сажевого комбината. Впереди показалась метеостанция. Я не снижал скорости.

Теперь мы мчали вдоль серых песков. И разнотравье здесь было в основном сине-серое, цвета ветоши. Почва казалась известково-белой, на небольших барханах темными кляксами чернели колючки, разросшиеся до размеров кустарников. Справа показались серо-зеленоватые темные полосы. "

Не доезжая метеостанции, я круто повернул к берегу. Затормозил.

Нас успели заметить - от метеостанции к нам потянулась делегация: жена Касумова, малюсенький, смуглый до черноты усатый человек - Бокасса, которого я видел во время осмотра трупа Пухова, знакомый высокий казах - он и сейчас был выпивши, а может, так и не протрезвел с того дня, мальчик в коротких шортах с маленьким магнитофоном на шее и еще несколько детей - мал мала меньше.

- Ну, как там он? - спросил Бокасса, крохотный "мальчик-дедушка" с толстыми усами. - Живой? - На лице его плавала та же, что и в прошлый раз, когда я увидел его впервые, странная гримаса - то ли печальная улыбка, то ли счастливый плач. - Как? Как? - Он наступал на нас с беспечной опасной шуткой сумасшедшего, и я принужден был ответить ему словами Хаджинура Орезова:

- Отойди, Бокасса, не путайся под ногами!

Карлик тотчас же забыл о своих вопросах, счастливая страдальческая улыбка стала выглядеть более веселой, даже игривой. Он присоединился к детям, став между мальчиком с "вокменом" - самым крупным из детей, которому Бокасса доходил головой до плеча, - и самым меньшим.

- Ну, как он? - повторила жена Мазута, здороваясь. - Передачи принимают?

- Должны, - сказал я. Она кивнула.

- Легко сказать - "принимают"... Я поеду, а с ними как? - Она показала на детей.

- Хорошо, - сказал я. - Соберите ему что-нибудь, мы захватим.

Она невнятно поблагодарила.