Дмитрий Стрешнев - Булкинъ и сынъ Страница 14

Это потому, что прошло уже больше половины срока, отпущенного до дня мести.

Каждый новый день стал страшить.

Каждый перезвон часов, отмеряющих еще одну навечно канувшую четверть часа, стал грозить, напоминать, вызывать дрожь.

Вчера почтой пришло еще одно письмо: "Не пытайтесь мешать. Меры будут приняты незамедлительно. Будет хуже."

- Вот! - запальчиво сказал на это Хряпов. - Я правильно делал, что не уставал повторять: нужно ждать! Во всяком случае, сейчас у нас есть хотя бы шанс выпутаться... Представьте себе теперь, господин детектив, - вдруг напустился он на Фундуклиди, - что было бы, если бы мы послушались ваших советов и опрометчиво решились бы покинуть дом или поднять шум на всю Ивановскую? Представляете? А? Ну?...

- Право, Савватий Елисеевич, никто и не помышлял всерьез пускаться в авантюры, вступился я, чтобы прервать эту неприятную сцену.

- Да вот же, вот он хотел! Он и полицию хотел! - оскорбительно тыкал пальцем в грека Хряпов. Он, по-видимому, "сорвался". Нервы у всех не железные.

С трудом мне удалось вернуть нашему общению более-менее спокойную атмосферу, но всё равно Хряпов заметно нервничал. Однако, ужаснее всего было смотреть на Фундуклиди. Глаза его иногда вдруг начинали блуждать, лоб покрывался испариной, а сам грек находился, казалось, в глубоком обмороке.

После такого состояния он обычно говорил пугающе-свистящим шепотом:

- Господа! Я, кажется, догадался!...

- Ну? - говорили мы с Хряповым. - О чем вы на сей раз догадались? В прошлый раз вы догадались, что злодеи взяли месяц сроку с целью совершить подкоп...

- Подкоп - ерунда! Слишком трудная задача и много риску. На сей раз я, кажется, проник в замысел преступников.

- Очень интересно, Михаил Ксантиевич, мы вас слушаем.

- Да-да... - детектив встал из кресла, прошелся вдоль стены и ткнул пальцем в мраморных львов (мы, как обычно, были в гостиной):

- Что это?

- Камин, Михаил Ксантиевич. Уверяю вас, это всего лишь камин, сказали мы с Хряповым, тщетно пряча улыбки.

- Всего лишь камин, - промычал, насупясь, детектив. - В том-то и дело! Про-сто ка-мин! А куда ведут трубы? Ведь на крышу!

- Но помилуйте! Неужели вы думаете, что преступники сумеют обратиться в змей и проскользнуть в трубы?

- Зачем проскользать?... - рассеянно спросил грек.

Он неожиданно проворно расставил жирные ляжки, наклонился и заглянул в зев камина.

- Зачем проскользать? - повторил он, выпрямляясь. - Не нужно проскользать...

Он снова нервно заходил, бормоча:

- Ай-ай-ай, как же просто... Но догадаться можно было, можно было... Ай, плохо! Но - коварство... какое коварство!... Действительно, так!... Савватий Елисеевич, - наконец спросил он. - Много каминов в доме?

- Да в чем дело, черт возьми? - рассердился Хряпов.

- Трубы... - печально сказал детектив. - Мне они не нравятся! Злодеи могут бросить через них яд - и мы погибнем от испарений!

- Чепуха какая-то... - сказал, хмурясь, Хряпов. - А есть такие яды?

- Немало, - веско ответил Фундуклиди. - Бывают яды, дающие очень сильные пары. Можно отравить также светильным газом...

- Тоже через трубу?

Фундуклиди кивнул.

- Бросить в особых сосудах.

Растерявшийся Хряпов повернулся ко мне.

- Петр Владимирович, что вы скажете?

- Да я... вообще-то... думаю - это дело возможное, - пробормотал я.

Скептический холодок, с которым я сперва по-привычному встретил новую догадку грека, истаял. Черт его знает! Может быть, на сей раз Фундуклиди угодил в точку. Может же наконец наступить и такой момент: ведь сколько уже вариаций нашего изничтожения изобрел хитроумный детектив, должен же он когда-нибудь угадать! Я ощутил в душе даже сочувствие к бедному греку. Пока мы неблагодарно надсмехались над его аппетитом, любовью к ребусам и сигарам, носатостью и канареечным носкам, этот человек каждую минуту думал и размышлял.

Так надобно что-то делать! - заявил Хряпов. - Предотвратить, предупредить.... Господа!

- Да! - выстрелил Фундуклиди.

- Какое же число каминов в доме? - спросил я.

- Два английских камина и три печи, - ответил Хряпов.

- Надобно действовать! - объявил Фундуклиди.

- Да-да, заткнем трубы! - поддержал хозяин дома.

- Чем же мы их заткнем? - спросил я.

- Вот черт, чем же? - осадил Хряпов. - Надо сказать Степану. Здесь понадобится кирпич... можно мешками с песком...

- Значит, прибудут каменщики, привезут подводу кирпича...

Хряпов нахохлился, как птица.

- Вы правы, ca va pas, как говорят французы. Я помню последнее письмо, они в нем как раз предупреждают... А что делать, Петр Владимирович?

- Может быть, в доме найдутся... гм... подручные средства?

В этот момент детектив издал мычание.

- В-вот, - сдавленно сказал он. - Диван, - и потискал толстыми пальцами подушку. - Можно вот этим...

- Что? Диван растащить? - нахмурился Хряпов.

Фундуклиди скис.

Наступило неловкое молчание. Все отвели глаза. До чего же гадок миллионщик, жалеющий какой-то дурацкий диван для нужного дела!

Наконец Хряпов одумался и произнес:

- Э... что ж, эта подушка... гм, подайте-ка ее сюда! Так вы полагаете, что ее можно использовать?

- Полагаю, - кивнул Фундуклиди. - Позволите?

- Валяйте.

Грек взял подушку, подмял ее к животу, потискал и, наклонясь, принялся запихивать в нутро камина. Подхватив каминные щипцы, он стал толкать ее вверх щипцами, затем помог ногой, затем щипцами опять.

- Осторожней, - не выдержал Хряпов. - Рвется. Слышите: треск!

- Ф... фсе ф порядке, - с ветром выдохнул грек, выпрямляясь, и отошел от камина.

Подушка исчезла в трубе.

- Давайте другую, - распорядился Хряпов.

Грек схватил еще одно полосатое спасение и понес было к каминной утробе, но Савватий Елисеевич перехватил его на полпути.

- Теперь уж позвольте мне. Вы наверняка криво засунули. Петр Владимирович, подсобите!..

Через час мы заткнули почти все трубы в доме. К счастью, у Хряпова в особняке оказалась для этого уйма подходящих вещей: диванные подушки, ковры-дорожки, скатерти, книги... Обидно, конечно, было мазать сажей великие продукты человеческой мысли, но на карту была поставлена наша жизнь. А жизнь, что ни говори - самое великое чудо. Доведись любому из вас почувствовать гибельную угрозу и, я уверен - самым дорогим сердцу он пожертвует, не сожалея ни о чем в этот миг. Да-с. Любой, я уверен. А разве нет?

Мы закрыли вьюшку у печи в людской и, нащипав щепок, заклинили ее намертво.

Хряпов, очевидно, чувствовал себя неловко за первоначальную безрассудную идиотскую скупость и теперь нарочито корчил ухаря-купца, покрикивая у последнего камина:

- Это что там? Халат мой с кистями? Тащи его сюда, щели конопатить. Как в песне поется: пей-пропивай, пропьем - наживем!...

18.

Вот уже несколько дней, как я иногда ловлю на себе косые взгляды Фундуклиди... Готов спорить на что угодно: после этой дурацкой истории с болваном-Васькой Беспрозванным, грек питает ко мне недоверие. Может даже подозревает в пособничестве злодеям. Да-с, можно себе представить и такое, зная его полицейскую душу!

Однако, ну и ситуация складывается! Ведь я тоже подозреваю его после той встречи на чердаке и после того, как застал его вместе со Степаном. Не подавал ли он, кстати, тогда, на чердаке, знаки людям, находящимся вне дома?.. Вчера я заметил: они снова шептались со Степаном...

Ну и положение, прямо мысли штопором закручиваются!...

19.

Письма стали приходить чаще - по одному в три дня. В них не было истерических нот или напыщенного тона - они просто были наполнены спокойной, уверенной злобой и угрозой. Пробежав их содержание, Хряпов через силу пренебрежительно пожимал плечами, Фундуклиди искал отпечатки, и все боялись.

С каждым днем мы чувствовали, как растет в нас мутный, суеверный страх. Это был страх, подобный тому, что будоражит мужиков, когда по деревне пронесется слух, что "грядет армагеддон". Мы изо всех сил пытались оттолкнуть эту липкую, холодную, рыхлую амебу, но страх наваливался и давил.

Мы стали плохо спать, к завтраку выходили с нездоровым цветом лица и досыпали днем. Мне все время являлся во сне Булкин и какие-то дикие мистерии. Моих компаньонов, очевидно, посещали видения не слаще. Когда я однажды в шутку спросил Хряпова, скольких булкиных он видал нынче ночью, он вдруг вспылил и ответил: "Да при чем здесь Булкин?"

Действительно, при чем? Мало ли отчего может томиться совесть денежного туза: кто знает, скольких он пустил по миру или уморил? А наш злодей Булкин лишь потащил за собой ворох разных воспоминаний - вот и мучается Савватий Елисеевич...

За столом нас уже не привлекала болтовня. Всё чаще мы безмолвно ели, уставясь в тарелки. Мы стали раздражительны. Бывали минуты, когда у кого-то нервы начинали трепетать, как пружины. Фундуклиди - даром, что детектив стал совсем неважен. Вчера во время ужина я по нечаянности уронил на паркет ложку - он вздрогнул и побледнел так, что мы с Хряповым испугались. Хотя грек и уверяет, что это случайность, Савватий Елисеевич велел Степану дать ему валериановый отвар.