Арнальд Индридасон - Каменный мешок Страница 15

— И что же, там никто не жил? — поинтересовался Сигурд Оли.

— Нет, дом стоял пустой. В такой халупе жить было нельзя, он едва не разваливался.

— Значит, насколько вам известно, там никто не жил, — сказала Элинборг. — Или, может быть, вы помните людей, которые жили там до того?

— А почему вы спрашиваете про этот дом?

— Мы скелет нашли, там, на холме, — ответил Сигурд Оли. — Вы разве в новостях не видели?

— Скелет? Нет. От кого-то, кто жил в том доме?

— Этого мы не знаем. Мы как раз и пытаемся разобраться в истории этого дома и его жителей, — объяснила Элинборг. — Мы знаем, кто домом владел, но этот человек умер много лет назад, и списка жителей мы тоже пока не нашли. А может быть, вы помните еще военную базу, казармы, на другой стороне холма? На южной. Или, допустим, склад боеприпасов?

— О, казарм тут было пруд пруди, по всей округе стояли, — сказал старичок. — И британцы тут были, и янки. Я ничего такого особенного про них не помню, да я тогда и бывал тут нечасто. Только потом сюда приехал дом строить. Вам лучше с Робертом поговорить.

— С Робертом? — переспросила Элинборг.

— Он тут одним из первых построил себе летний домик, вот как раз под самым холмом. Только я не знаю, может, он помереть успел. Уже некоторое время живет в доме престарелых. Звать Роберт Сигурдссон. Если он еще жив, поговорите с ним.

Звонка на массивной дубовой двери не было, так что Эрленду пришлось стучать, надеясь, что в особняке его стук кто-нибудь расслышит. Домом, куда явился следователь, некогда владел лично Беньямин Кнудсен, в свое время — очень известный рейкьявикский предприниматель. Умер он в начале шестидесятых, оставив наследников, племянника и племянницу, те переехали в его особняк и прожили там до собственной смерти. В браке ни один из них не состоял, но у племянницы была внебрачная дочь. Она-то и жила в доме в настоящее время. Врач, не замужем, насколько Эрленд сумел выяснить. Занимает первый этаж, а второй сдает. Эрленд говорил с ней по телефону, и они условились встретиться около полудня.

Состояние Евы Линд не менялось. Он заглянул к дочери перед тем, как идти на работу, посидел рядом с ее кроватью некоторое время, наблюдая за приборами — на разных экранчиках показывались пульс, давление и так далее. Все в норме, включая электрокардиограмму. Дышать самостоятельно она не могла, с регулярными интервалами в палате раздавался свистящий звук легочного насоса. Покидая отделение интенсивной терапии, Эрленд перекинулся парой слов с врачом, тот сказал, что ничего нового сообщить не может. Эрленд спросил, может ли он чем-то помочь, врач ответил, что да, и посоветовал говорить с дочерью — чем больше, тем лучше. Ну и что ж, что она в коме, ей полезно слышать его голос. Да это и родственникам больных помогает в такой ситуации — побольше говорить. Так легче пережить случившееся. Ева Линд вовсе не умерла, совсем наоборот, так что ему следует помнить об этом и обращаться с ней, как будто она в сознании.

Прошло немного времени, и массивная дубовая дверь отворилась — на пороге стояла женщина, на вид около шестидесяти. Пожала гостю руку и назвалась Эльзой. Стройная, миловидная, слегка накрашена, коротко стриженные темные волосы на пробор, одета в джинсы и белую блузу. Ни колец, ни браслетов, ни ожерелий. Пригласила пройти в гостиную, предложила сесть. Ведет себя дружелюбно, но решительно, весьма уверена в себе.

— И что же, вы думаете, это за скелет? — спросила она, выслушав рассказ Эрленда.

— Мы пока представления не имеем, но, видимо, скелет как-то связан с домом, летним домиком, который некогда стоял неподалеку. Дом этот принадлежал вашему двоюродному деду, Беньямину. Он часто там бывал?

— Насколько я понимаю, никогда, — тяжело вздохнув, сказала она. — Это очень печальная история. Мама все рассказывала мне, какой дед был образцовый человек, какой удачливый бизнесмен, как он богател день ото дня, а потом… Потерял невесту. В один прекрасный день она бесследно исчезла. Просто взяла и исчезла. Хуже того, она была беременна.

Мысленному взору Эрленда немедленно предстала собственная дочь.

— И он затосковал, как теперь говорят, впал в депрессию. Перестал вести дела, забросил магазин и все прочее, и постепенно все его состояние растаяло, остался только этот дом. Умер в расцвете лет, можно сказать.

— При каких обстоятельствах исчезла его невеста?

— Народ говорил, она сгинула в море, — сказала Эльза. — Такие ходили слухи.

— У нее тоже была депрессия?

— Нет, такого про нее никогда не говорили.

— И тело так и не нашли?

— Нет. Она…

Эльза вдруг запнулась. Выражение лица изменилось, она словно бы угадала, куда клонит Эрленд, — и уставилась на него с недоумением, обидой и гневом одновременно. И заодно с видом оскорбленной невинности, даже покраснела.

— Что вы себе позволяете?! Да как вы смеете!

— О чем вы? — спросил Эрленд.

Удивительно, как лицо меняется в единый миг — только что была дружелюбна и вот уже видит во мне смертельного врага.

— Вы полагаете, это она! Это ее кости!

— Позвольте. Я не сказал ни слова. Я ничего не полагаю. Я впервые слышу об этой женщине. Мы представления не имеем, кому принадлежит найденный скелет. Совершенно преждевременно что-либо утверждать относительно обстоятельств, при которых этот скелет там оказался.

— А зачем вы тогда меня про нее расспрашиваете? Что вы такого знаете, чего я не знаю?

— Да ничего, разумеется, и что на вас нашло, в конце концов? — в недоумении ответил Эрленд. — Это вам самой пришло в голову, когда я рассказал про скелет. А я тут ни при чем. Но и то — ваш дед владел домом в двух шагах от места, где найден скелет. Вы мне говорите, что его невеста пропала. Так что ваша мысль совершенно естественная.

— Да вы с ума сошли! На что вы намекаете?!

— Да господь с вами, я ни на что не намекаю.

— Вы намекаете, что это он сделал! Что это Беньямин убил свою возлюбленную, и закопал ее, и никому не сказал за все эти годы и даже на смертном одре? Он, чья жизнь кончилась после ее исчезновения?

Эльза вскочила и стала ходить из угла в угол.

— Успокойтесь, пожалуйста, я ведь ничего не сказал, буквально ни слова, — в отчаянии взмолился Эрленд, думая, не допустил ли он и в самом деле какой бестактности. — Согласитесь, ведь я не сделал ровным счетом ни одного утверждения.

— Вы думаете, это она? Что это вы ее скелет нашли? Что это она?

— Да нет, конечно, — сказал Эрленд.

Это он просто так сказал, только чтобы успокоить истеричку. Черт его знает, чьи это кости, может, и правда той девушки, откуда я знаю. Но надо ее утихомирить, наверное, я все-таки как-то не так повел беседу. Она усмотрела намек, которого не было, и взбесилась, а жаль, мне нужна информация. Надо сменить тему.

— Скажите лучше, вы что-нибудь знаете про этот дом? Жил в нем, скажем, кто-нибудь лет этак пятьдесят — шестьдесят назад? Во время войны или чуть позднее. Наши архивисты никак не могут ничего найти.

— Боже мой, да как же вы смеете, — все кипятилась Эльза, не обращая внимания на вопросы гостя. — Что? Что вы сказали?

— Я спрашиваю, не знаете ли вы, не сдавал ли ваш двоюродный дед этот дом внаем, — пулеметной очередью выпалил Эрленд. — Во время войны в Рейкьявике был очень большой спрос на жилье, его не хватало, арендная плата подскочила до небес, и, возможно, ваш дед решил сдать этот дом кому-нибудь. А может, и продал вовсе. Вы ничего такого не слыхали?

— Да, мне говорили, что он сдавал этот домик, но кому, я не знаю, если вас это интересует. А вы меня простите, пожалуйста, я сорвалась. Просто это все… Что это все-таки за скелет? Целый скелет, говорите? Чей — мужчины, женщины, ребенка?

Так, кажется, чуть-чуть успокоилась. Вроде бы взяла себя в руки. Села обратно в кресло, смотрит на меня, в глазах вопрос.

— Судя по всему, скелет целиковый, но мы не раскопали его весь пока, — ответил Эрленд. — Скажите, ваш дед вел какие-либо записи, я имею в виду, деловые? Остались, быть может, бухгалтерские книги, какие-то бумаги?

— Еще как, подвал битком набит дедовским барахлом. Чего там только нет, ящики, коробки, шкафы — все набито его бумагами. Я не могла себя заставить все это выкинуть, а привести в порядок руки не доходили. Там внизу его письменный стол и архив. Может, кстати, вскоре у меня и появится время разобрать там все как следует.

Сказано с сожалением. Наверное, не очень-то она довольна своей текущей жизнью, в самом деле, пожилая женщина, одна-одинешенька в таком огромном доме, которому тоже почитай сто лет и который не она строила, а который ей достался в наследство. Эрленд огляделся. Может, и вся ее жизнь — не ее собственная, а досталась в наследство?

— Вы не будете против, если мы?..

— Да ради бога, копайтесь в подвале сколько вам угодно, — разрешила она и улыбнулась, думая о чем-то своем.