Наталья Калинина - Тонкая нить предназначения Страница 15

Олеся сделала паузу, глядя прямо в заинтересованные глаза Матвея, и закончила:

– И этим ребенком была я.

V

Возвращалась домой Олеся без настроения, разочарованная тем, что разговор, на который она возлагала такие надежды, прошел совсем не так, как ей хотелось. Отчасти виновата была она сама, потому что скрыла от Ягуара важную часть истории, которая бы объяснила причину обращения к нему за помощью. Но, вспоминая детали этой недолгой встречи, она лишь убеждалась в мысли, что поступила правильно. Не внушал ей доверия этот молодой человек, да и особой заинтересованности историей усадьбы не выказал. При таком раскладе вряд ли стоит рассчитывать на его помощь. Олеся поддела носком «балетки» упавший кленовый лист и грустно улыбнулась, увидев, как тот, едва взвившись в воздух, вновь распластался на асфальте. Вот так и ее надежда, едва взлетев, рухнула плашмя на землю. Нет, все же и правда рассчитывать стоит лишь на себя да на Ярослава. Впрочем, так и правильно: эта история касается лишь их двоих.

1998 год

– Улучшений нет, но и ухудшений тоже, – вынес вердикт пожилой врач Семен Павлович, который наблюдал Олесю уже не первый год. Все то время, что он, молча хмурясь, рассматривал рентгеновские снимки, мама сидела с напряженно-прямой спиной, но после его слов с облегчением выдохнула и расслабленно ссутулилась. Улучшений им и не обещали, главное, чтобы дочери не становилось хуже.

– Курс уколов пошел девочке на пользу. Пусть лекарства и не принесли видимых результатов, но то, что нам удалось стабилизировать ситуацию, уже считаю прогрессом. Гимнастику Олеся делает?

– Делает, – хором ответили юная пациентка и ее мама.

– Хорошо, это очень хорошо, – погладил бородку доктор. Был он строгий, но Олеся его не боялась, потому что Семен Павлович чем-то напоминал ей профессора Преображенского из ее любимого фильма «Собачье сердце»: у него были такие же круглые очки и седая бородка клинышком.

– Я вам, мамочка, советую отвезти девочку на лето в какой-нибудь специализированный санаторий, где есть поддерживающие процедуры, массаж и ванны. Вот, например…

Доктор выхватил из стопки чистый бланк и черканул на нем несколько слов.

– На Черном море есть неплохой. Этот, в Белоруссии… – Семен Павлович пощелкал состриженным аккуратно под корень ногтем по бумажке. – Тоже хорош, есть там терапия для детей с похожими на ваши проблемами.

– Ой, это нам далеко! – испуганно воскликнула мама и неуверенно посмотрела на Олесю, будто спрашивая у той совета. – Нам бы что поближе.

– Поближе – это в Дарьино. – Доктор охотно сделал в бланке приписку. – Недавно открылся после ремонта, так что оборудование там современное. Как видите, вариантов много. Направление я напишу. Вы подумайте и выберите. А осенью ко мне на повторный осмотр.

Мама поблагодарила, сунула бумажку в карман плаща и взял Олесю за руку.

– Я посоветуюсь с мужем, и мы выберем санаторий, – сказала она доктору на прощание, уже зная, что отец Олеси ради дочери сделает что угодно. Раз нужна путевка в санаторий, он достанет ее любой ценой.

…Папа был старше мамы на двадцать пять лет, и историю их знакомства дети знали с раннего детства. Владимир Иосифович был уважаемым и известным ученым-конструктором. К моменту знакомства с Ольгой – будущей мамой Олеси, он официально еще состоял в браке, хоть уже больше года не жил с первой женой. Ольга к своим двадцати годам тоже успела пережить неудачный роман на первом курсе, закончившийся беременностью и разрывом с отцом ребенка, студентом-третьекурсником, не пожелавшим взять на себя ответственность. Делать аборт оказалось поздно, и девушке пришлось после окончания первого курса взять академический отпуск на год. После родов она решила продолжить учебу и, оставив сына на родителей, вернулась в институт, где на нее и обратил внимание еще во время первой лекции профессор Владимир Иосифович. Да и сложно было не заметить красивую рыжеволосую студентку с большими глазами цвета меда, грустно сидевшую в одиночестве за последней партой и витавшую в своих мыслях, далеких от темы лекции. Но прошел еще почти год, прежде чем Владимир Иосифович осмелился выказать свою симпатию рыжеволосой красавице. До этого он изо всех сил старался не выделять ее из всего потока студентов, был так же требователен к ней на семинарах и зачетах, как и ко всем. О Владимире Иосифовиче говорили как о строгом и неподкупном преподавателе, с которым не проходили никакие хитрости – ни выставляемые напоказ гладкие коленки студенток, специально надевавших на зачеты короткие юбочки, ни дорогой коньяк, на который сбрасывались всем курсом. «Производство и космос ошибок и халявы не прощают!» – И преподаватель отправлял нерадивых студентов на пересдачу. Ольга, мысли которой были заняты не высшей математикой, а малолетним сыном, также не стала исключением.

– А вот и не приду! – в запальчивости воскликнула девушка в ответ на слова преподавателя о том, что ей в третий раз придется явиться на пересдачу. Щеки ее раскраснелись, глаза, обычно сонные, на этот раз заблестели от бравады и решительности. – Я вообще отчислюсь. Вот прямо сейчас пойду и заберу документы. Вы же просто издеваетесь, разве не понимаете?!

– А ну-ка сядь, – тихим и спокойным голосом приказал преподаватель, и девушка, уже схватившая сумку с тем, чтобы покинуть аудиторию, послушно опустилась на стул. – Отчислиться только потому, что один преподаватель не принимает у тебя экзамен – это верх глупости. Конечно, ты вправе это сделать. Но кто из нас в таком случае выиграет? Ни ты, потому что сдалась. Ни я, потому что вынужден буду признать свое поражение: моя цель – донести до такой способной, как ты, студентки, знания.

– Почему вы считаете, что эти «знания» так уж мне важны? – устало спросила Ольга. – Вся моя математика сейчас заключается в подсчете часов, которые мне удалось поспать, и денег, которых хватит или не хватит на дорогую детскую смесь, потому что от любой другой у моего сына диатез.

– У вас есть сын? – удивленно приподнял брови преподаватель.

– Да. Ему год и четыре. Вы, наверное, забыли, что это такое – не спать ночами, потому что у ребенка то колики, то зубы режутся.

– У меня нет детей. К моему великому сожалению. Мне бы очень хотелось знать, как это – не спать ночами из-за детских колик или режущихся зубов. Но, увы… – Профессор развел руками и улыбнулся как-то по-особому мягко, даже беззащитно, тем самым смутив Ольгу до густой краски на щеках.

– Ой… Извините. Я не знала…

– Вот что, моя дорогая, давайте так. Вы выучите хотя бы один билет, но хорошо. Не просто хорошо, а отлично, – весело предложил Владимир Иосифович. – Вот, допустим, этот…

Он сам вытянул из разложенной веером на столе пачке билет и показал его девушке.

– Тринадцатый. Не очень хороший номер. Я не суеверный, но для тех, кто этот номер не жалует, составил билет так, что он едва ли не самый легкий. Принимаете тему? Вот и отлично! – продолжил профессор, увидев, что девушка едва заметно кивнула. – Вы выучите на «отлично» только этот билет и через неделю придете ко мне на пересдачу. Но только на «отлично», понимаете?

Ольга опять кивнула и слабо улыбнулась.

– Вот и хорошо. Надеюсь, не подведете.

Ольга действительно выучила билет так, что оттараторила теорию без запинки и легко решила предложенную по теме задачу. Ей почему-то было очень совестно не оправдать на этот раз ожиданий профессора. То, что он сделал такую поблажку, накладывало на нее особую ответственность. И ей было особенно радостно увидеть улыбку строгого преподавателя, довольного ее ответом. Прежде чем отпустить ее с поставленной в зачетке отличной оценкой, Владимир Иосифович расспросил девушку о сыне, и Ольга, сама от себя не ожидая, принялась рассказывать долго и подробно. Но, что удивительно, преподаватель слушал ее с искренним интересом и задавал новые и новые вопросы. Из аудитории они вышли вместе, и Владимир Иосифович галантно проводил девушку до метро.

С того откровенного разговора и начались их отношения, которые еще долго ни один из них не мог назвать «отношениями». На их счет сплетничали и злословили, пустили «утку», что это Ольга увела профессора из семьи. Владимир Иосифович был мужчиной видным: высокий, с благородными чертами, с иссиня-черными волосами, с возрастом не утратившими своей густоты и лишь чуть посеребренными на висках. Как собеседник он тоже был увлекателен, к тому же занимал высокое положение, поэтому дамы из преподавательского состава, как молоденькие, так и в возрасте, поглядывали на него с интересом, а кто-то из них даже по-своему ухаживал – угощал домашней выпечкой и приглашал на симфонические концерты. Владимир Иосифович мягко, но настойчиво отвергал «ухаживания» или делал вид, что не замечает женских уловок отдельных преподавательниц. Он был внимателен ко всем, что к стареньким профессоршам, что к молодым аспиранткам, но ни одну из них не выделял. И вдруг такой скандал – он и двадцатилетняя студентка! Оленька для него стала рыжим веснушчатым солнцем, ярко осветившим его жизнь и вернувшим из благородной осени в юную и легкомысленную весну. Могли ли простить ему такое «предательство» дамы из коллектива? Сколько им, Ольге и Владимиру Иосифовичу, пришлось пережить, чтобы отстоять свое право на счастье! Но, несмотря на все препоны и неприятности, злые сплетни и доносы, они смогли выстоять и поженились после того, как Ольга получила диплом. К тому времени молодая женщина была вновь беременной, и Владимир Иосифович летал на крыльях счастья. Весна принесла ему не только солнце и тепло, которых ему недоставало в первом браке, но и неслыханный подарок, на который он уже не смел надеяться – двоих детей. Старшего сына Ольги, Ярослава, он усыновил и воспитывал, как собственного, не делая разницы между родной дочерью и неродным сыном. Одна беда только омрачала счастье, наползала на яркое солнце облачками и иногда проливалась кратковременными дождями – болезнь девочки. Беременность Ольги проходила легко, Олеся родилась в срок, но роды оказались сложными. И то ли виной всему была родовая травма, то ли вирус, который девочка перенесла в младенчестве, то ли врожденная патология, а может, и все три фактора так фатально сложились, но проблемы стали заметны еще в первый год жизни малышки. Олеся долго не садилась, поздно начала ходить. Ее возили к детскому массажисту, наблюдали у лучших врачей, проводили различные процедуры, и периодами казалось, что удается победить болезнь: пусть и не избавиться от нее навсегда, но загнать в долгую ремиссию. И все же, несмотря на болезнь, на все страдания, которые выпали на ее долю, девочка росла доброй, улыбчивой, солнечной и ласковой. Безмерное позднее счастье для своего немолодого уже отца.