Евгения Михайлова - Разрушительная красота (сборник) Страница 15

Эля тогда с однокурсниками поехали в Ростовскую область, на Дон, хотели посмотреть знаменитых на весь свет элитных лошадей Буденновского конезавода. Эле всегда казалось, что кони — высшие, божественные существа.

Ребята не знали, что произошло там пять лет назад. А там они увидели не рысаков, а убитый, мертвый рай. Рейдерский захват из Москвы. Перед приходом нового «директора» ворвались на завод некто в масках и с оружием. Коней перебили. Потом отправили мертвых и живых под нож, на колбасу. Люди потеряли все: заработок, любовь, гордость от своей прекрасной работы. Кто не успел убежать, кому некуда, не на что и уже незачем уехать, тот остался доживать в собственных слезах среди руин воспоминаний. И лишь один человек был счастлив. Ему удалось спасти самого прекрасного, самого золотого рысака, победителя множества международных выставок… Так они и жили в своем нечаянном счастье, вдвоем, живые. И по убитой деревне своей неземной поступью ходил золотой рысак, помнящий свою славу, а его обнимал и плакал от любви и восторга этот странный человек, которому больше ничего не нужно, чем спасенная красота и эта, одна жизнь.

С тех пор Эля не читает розовые слюни о счастливой деревне. И никогда не ездила на «пленэр». Другую Валю-Валечку ей искать незачем. Некого нянчить.

После рассказа подруги бабушка и папа поехали посмотреть на странную протеже. Вернулись с Валей и ее хозяйственным мешочком в цветах. Читать и писать Валю учила Элина. Ни у кого не было такой благодарной и счастливой ученицы…

Мама оформила ей паспорт, сказав, что это ее дальняя родственница, у которой сгорели документы при пожаре. Папа для этого съездил в деревню, чтобы получить у древнего старичка, оставшегося от какого-то органа управления в полностью не работающей деревне, справку.

…Элина быстро вернулась в комнату, где звонил ее телефон. Легка на помине эта Нина.

— Слушаю, Нина.

— Я на минуту. Ты спрашивала про личную жизнь. Так вот мой Гриша, который, как ты знаешь, ушел от меня к этой кошмарной бабе, уже четыре месяца кормит червей.

— Не поняла тебя. Что ты имеешь в виду?

— Помер! Моими молитвами. Но успел перед смертью переписать квартиру свою на нее.

— Что с Гришей случилось?

— Рак. Говорю же, моими молитвами. Они его и там достанут. Ты поняла про квартиру?

— Что тут не так? Эта женщина — его законная жена.

— Ты не понимаешь? Он прожил со мной пять лет. А с этой — год. И уже таскался по больницам. Такая лямур-тужур.

— Поняла. Напиши мне в эсэмэс, пожалуйста, где он похоронен, участок, место. Я съезжу, попрощаюсь. А что тебе сказать, Нина, даже не знаю. То ли соболезнования, то ли поздравления по поводу твоих молитв, то ли пожалеть тебя из-за квартиры. Вопрос, зачем тебе вторая квартира, риторический. Это значит, отвечать не нужно. Спасибо, что сообщила.

— У нее тоже есть вторая, — выпалила Нина, пока Эля не разъединилась. — Однушка какая-то. То есть была. Она сразу ее продала. На операцию. Смысл — на последней стадии делать операцию?

Плохо болеть еще и потому, что выпадаешь из круга, защищенного регулярными делами, работой. Стоишь, лежишь тут, как мишень. И никто не промахивается. Память даже не ищет в душе свободные места — лупит по ранам. А Нина… Она всегда несчастный случай, который не может не состояться. Гриша, ее муж, был скромным, очень интеллигентным заведующим лабораторией одного НИИ. Они приходили вместе сюда еще при родителях Эли. Потом он иногда заезжал к Эле один, если оказывался поблизости. Он всегда хотел есть, оставаясь худым, торопливо рассказывал о работе, смотрел беспомощно и вопросительно глазами в сильных очках, плохо покашливал. Дело было не в легких, понимала Эля. Это что-то похожее на сильный, запущенный гастрит. Или язву. Она как-то позвонила Нине и сказала:

— Нина, Гришу надо показать врачу. Ему нужна диета и частое питание.

— Он что, жаловаться к тебе приходил? Что не кормлю?

— Нет, — ответила Эля. — Мой вывод.

Это была ошибка — позвонить ей. Проблема Гриши могла быть связана и с тем, что ему нельзя нервничать. Нина уже уморила свою достаточно молодую маму. Она однозначно моральный вампир. Жалко, что он так поздно решился уйти к своей сотруднице, к которой его привела не столько любовь, сколько желание спастись. Но и любовь тоже была, конечно. Просто он выглядел все хуже и хуже. И перед тем, как уйти от Нины, приехал к Эле.

— Мне хотелось бы узнать, как ты к этому относишься. Я люблю Свету. А она любила меня еще до того, как я на Нине женился. Потому и замуж не вышла.

— Я скажу, как отношусь. Беги к Свете прямо сейчас, не заходя домой.

Он побежал… Нина еще попила кровь с разводом. Ей все не давала покоя его квартира, маленькая квартира, по поводу которой она все время строила какие-то планы. Их было так много, что из-за этого не успела осуществить. Света, значит, пыталась его спасти. А Нина, разумеется, продолжала их изводить, мстить, нести подлую ахинею, типа: «Смысл — на последней стадии». Жалко очень Гришу. Убитая жизнь кроткого человека. Жертвы.

…Жертвы. Эля была в девятом классе, когда их учительница по математике Лидия Михайловна сказала в конце урока:

— Ребята, я хочу с вами поговорить и посоветоваться. У меня есть сын вашего возраста. Павел. Он болен. У него ДЦП — детский церебральный паралич. Он не очень хорошо ходит, неважно говорит. Но он неплохо учился в интернате, не отстал от вас по программе. Мы с ним решили, что он может вернуться домой, быть рядом со мной и обычными ребятами, такими, как вы. Скажу больше: он не может быть в интернате. Это сказывается на его состоянии плохо. Короче, Екатерина Васильевна, наш директор, согласна взять его в ваш класс. Если вы не возражаете.

— А чего нам возражать, — пожал плечами один мальчик.

— Ну, не всем приятно смотреть на больных людей. Но если вы не возражаете, то я вам очень благодарна.

Павлик пришел. Плохо говорил и плохо ходил. Но действительно был неплохо подготовлен. И, главное, он был счастлив. Новые одноклассники все ему так нравились. Почти после каждого урока к нему прибегала мама, после школы они вместе уезжали домой. В страшном сне не приснится то, что произошло…

…Есть Элине по-прежнему не хотелось, работать тоже не получилось. Она решила выйти все же в ближайший магазин. Вспомнила мамины советы об обильном питье. Ни воды, ни молока в холодильнике не было. Собралась. И тут позвонило ее настоящее.

— Привет. Ты где? Заехал за тобой на Каширку, сказали, что ты заболела.

— Здравствуй, Сережа. Это правда. То ли грипп, то ли простуда.

— Ты дома? Я приеду! Что привезти?

— Дома… Но, знаешь, у меня все есть, я в жутком виде, и температура, нужно просто поспать.

— Ну, спи. Я приеду и подожду, пока проснешься.

— Спасибо. Не нужно. Мне не уснуть, если ты будешь ждать, чтобы я проснулась. Не обижайся. Я обязательно позвоню, когда немного лучше станет. Или, наоборот, хуже.

— Выздоравливай. Звезда детского сада номер сто.

Он резко разъединился, не дослушав ее ответа. Элина устало присела на подлокотник кресла в прихожей. Не понял. Такой простой расклад. Ей нужно полежать, ей нужно это сделать одной, ей сейчас не нужен Сергей… И последняя причина объясняет первые две. Потому что если бы был нужен, лежать и не быть одной казалось не так уж плохо, наверное. Как веселятся, видимо, судьбы, когда навстречу одному тяжелому человеку посылают другого, не менее тяжелого.

Сергей Карев, хороший писатель, с хорошей популярностью у интеллигентной, критичной, избирательной аудитории, встретил Элину в МИФИ, куда его пригласили на встречу со студентами, аспирантами и преподавателями. Элина эту встречу вела. Почитала перед ней его последние книги. Ей понравилось. Что-то очень понравилось. Иногда возникал странный эффект: как будто в чужом тексте ты узнаешь свои мысли, слова, слышишь свои интонации и даже попадаешь в темп пауз, абзацев и знаков препинания собственных размышлений. Очень необычный жанр. По большей части это сатира, подробная и жестокая, которая поднимается до философской горечи серьезных откровений. Сильные, яркие образы. В одном романе-притче Элина узнала себя в рабыне с гордыней королевы. Были просто очень смешные рассказы. Когда Сергей их читал, в зале хохотали и аплодировали. Элина задавала ему вопросы, говорила о своих впечатлениях — коротко и четко. Встреча закончилась. Они вышли вместе.

— Было бы интересно договорить, — сказал он. — У нас неравное положение. Вы задавали мне вопросы, а у меня не было такой возможности.

И она поехала за его машиной в дом на Тверской, в скромную холостяцкую квартиру. Тогда еще несколькими этажами выше жили его бывшая жена и сын. Это был хороший вечер. Сергей поставил на стол бутылку красного вина и розовый виноград. Задал свои вопросы. Они выпили на брудершафт, он шепнул ей в губы: «красотка». Через несколько часов она посмотрела на часы.