Полина Дашкова - Чувство реальности. Том 2 Страница 15

Он переворачивал страницы, почти не глядя, и сосредоточился лишь когда нашел записи по делу об убийстве Куликовского и схему, которую набросал во время следственного эксперимента.

Месяц назад Ворона, пристегнутый наручником к оперативнику, повторял на бис свой безумный маршрут и честно пытался вспомнить, куда мог выбросить пистолет.

Схема была красивая, разноцветная. Саня разукрасил ее потом, дома, и всю исписал сокращенными цитатами из показаний подозреваемого, свидетелей, своими собственными комментариями.

Месяц назад он потратил полдня, бегая по дворам между Леонтьевским, Брюсовым и Вознесенским переулками, заглядывал в мусорные контейнеры, нырял в проходные дворы, утыкался в тупики и заборы строек. Все это уже было обыскано специалистами с собаками. Ворона мог бросить пистолет куда угодно, мог просто выронить его и не заметить. Любой случайный прохожий, бомж, ребенок имел возможность подобрать. Тогда, конечно, ниточка оборвалась. Пистолет канул, и никакой связи с убийством Кравцовой и Бриттена найти не удастся. Но верить в это совсем не хотелось.

Сообщение об убийстве поступило через тридцать минут после выстрелов. Соседи обнаружили Куликовского в подъезде, вызвали “скорую”. Поскольку Кулек сразу назвал имя своего убийцы, тут же объявили план “Перехват”, в квартире Воронкова наряд оказался очень скоро.

Павлик был дома, он открыл дверь. На схеме в синий кружок с ножками и ручками, символизирующий Павлика, были вписаны красные жирные буквы “УЗ”, которые на языке арсеньевской тайнописи обозначали, что свидетель уже знал то, что по идее не должен был знать. Рядом стоял бледный вопросительный знак, нарисованный простым карандашом. То есть месяц назад Арсеньеву показалось, что, открывая дверь милиции, Павлик уже знал, что случилось. Знал, но изобразил удивление, повторял: нет, я не верю, это какая-то ошибка, этого не может быть Тогда про пистолет он не сказал вообще ни слова. Вчера поплыл, клюнув на вранье про отпечатки пальцев.

Дом Куликовского находится в Шведском тупике. Дом Воронцовых — в Брюсовом переулке. Ворона бежал к Тверскому бульвару, чтобы пересечь его и оттуда попасть в Козихинский, в наркопритон. На следственном эксперименте он петлял и делал зигзаги по проходным дворам. Получалось, что бегал он в общей сложности полтора часа. Но в таком случае его скорее всего поймали бы, поскольку ловить начали сразу, и очень старательно. Была глубокая ночь, народу мало, милиции много. Одет он был броско: красная лаковая куртка из искусственной кожи, накинутая на голое тело, пятнистые камуфляжные брюки, белые теннисные тапочки. Рост сто девяносто, болезненная худоба, на груди яркая татуировка, портрет Че Гевары, шапка белых вьющихся волос. Куликовский, хоть и был плох, сумел подробно описать его внешность и одежду.

Итак, если бы Ворона в ту ночь полтора часа носился с выпученными глазами в окрестностях Тверского бульвара, его бы безусловно задержали. Значит, сразу помчался за своей дозой, в наркопритон, и успел добежать и скрыться в квартире до того, как его начали ловить.

Ну да, конечно, он петлял и путал следы во время следственного эксперимента, потому что тогда еще не признался, где на самом деле провел ночь, боялся засветить наркопритон. А о том, что он прибежал именно туда, стало известно позже, из оперативных источников.

Самый короткий путь к Тверскому бульвару — через Шведский тупик и двор, в котором находится гараж. Павлик в это время был в гараже, там горел свет. Вороне требовались деньги на дозу.

И вот тут начинается самое интересное. Обыск в гараже проводился только на следующий вечер. Там стояла одна машина, “Тойота” Павлика, а той, которую он пригнал для какого-то клиента из Германии, уже не было. Между тем именно с ней Павлик возился ночью, пылесосил, выгребал мусор, наводил порядок в багажнике. Разговор между братьями вряд ли проходил спокойно. Мог Ворона незаметно сунуть пистолет в открытый багажник, допустим, под запаску?

— Господи, ну почему только сейчас это пришло в голову? — Арсеньев так увлекся, что последнюю фразу произнес вслух, а вернее простонал, и схватился за виски.

— Что вы говорите?

Саня вздрогнул и поднял голову. Над ним стоял Павлик, бледно-зеленый, с красными опухшими глазами.

— Привет, — Арсеньев быстро захлопнул и убрал ежедневник, — присаживайся, не стесняйся. Павлик опустился на краешек стула, затравленно огляделся. Тут же подошел официант. Арсеньев заказал себе бифштекс, овощной салат и томатный сок, Павлик есть отказался, попросил только зеленый чай.

— У нас очень мало времени, — предупредил Арсеньев, когда ушел официант, — если сейчас ты честно и подробно ответишь на все мои вопросы, мы забудем про отпечатки и расстанемся друзьями. В следующий раз я тебя побеспокою только когда решусь заказать машину из Германии.

– Да, я готов, — нервно закивал Павлик.

— Вопрос первый. Сколько денег ты в последний раз дал брату Васе?

— Когда? — Павлик облизнул пересохшие губы.

— В ночь убийства, когда он забежал к тебе в гараж перед наркопритоном.

— Семьсот рублей, — не задумываясь, выпалил Павлик.

— Так, отлично, — кивнул Арсеньев и отправил в рот кусок бифштекса, — пять баллов тебе. Теперь вспоминай подробно, как он к тебе прибежал, о чем вы говорили.

Павлик вдруг залился краской и вспотел.

— Я ничего не знал… мне в голову не могло прийти, что он застрелил Кулька.

— Погоди, не суетись, — Арсеньев глотнул сока, — ты ведь уже обнаружил, что на антресолях пистолета нет. Ты его спросил об этом?

— Нет. То есть понимаете, так получилось, я отошел на минуту, за гараж, по малой нужде, а когда вернулся, Вася был уже там, совершенно невменяемый. Он стал умолять, чтобы я дал ему денег, срочно, иначе он просто сдохнет сию минуту. Я видел, его правда сильно ломало. — Дал денег и ни о чем не спросил? — уточнил Арсеньев.

— У меня просто сил не было с ним разговаривать. Я решил, что он вмажется, вернется домой, отоспится, и потом уж мы поговорим.

— Ты сам очень устал, верно? — сочувственно заметил Арсеньев. — Ты только вернулся из рейса, толком не отоспался, у тебя в гараже стояла машина, ты должен был привести ее в порядок и утром отогнать клиенту.

— Ага, точно, — кивнул Павлик и жалобно шмыгнул носом.

— Когда появился Вася, ты уже закончил возиться с машиной?

— Да, осталось только салон пропылесосить.

— А багажник?

— Что багажник?

— Он был открыт, не помнишь?

— Да… вроде бы… — Павлик растерянно заморгал, — вот, точно, я как раз его вычистил и пошел за гараж, отлить.

— Не закрыл ни гараж, ни багажник?

— Нет, так приспичило, знаете, я бегом, ну что за три минуты может случиться…

— За три минуты случился твой брат Василий, — задумчиво протянул Арсеньев. — Сейчас постарайся вспомнить как можно подробней. Багажник был все еще открыт?

— Ну да, вроде бы. Я потом его закрыл, уже при Васе. Я чуть голову ему не прищемил. Понимаете, он стоял на коленях, держался за машину, я испугался, что его сейчас прямо туда, в багажник, вырвет.

— Значит, ты дал брату денег, пропылесосил салон и отправился домой.

— Ага. А потом вы приехали. Я, честно, ничего не знал, клянусь, я даже представить не мог такое, просто дал ему денег. Насчет этого пистолета у меня в голове как будто заклинило. Мне было так страшно, что я не мог о нем думать, вроде забыл, и все, понимаете?

— Понимаю. В багажник ты больше не заглядывал?

— Нет. Там было все чисто. Лежала запаска. Утром я отогнал машину клиенту.

— Теперь постарайся сосредоточиться. Два самых главных вопроса. Ответишь — и до свидания. Что за машина? Как звали клиента?

Павлик быстро закивал, выражая полную безоговорочную готовность, и отчеканил:

– “Фольксваген-гольф”, девяносто седьмого года, цвета мокрого асфальта.

— Кто заказчик? — спросил Арсеньев и затаил дыхание.

Павлик принялся рыться в своей сумке, достал маленькую записную книжку, долго листал ее, наконец прочитал вслух:

— Кравцова Виктория Павловна.

Из здания Госдумы Маша отправилась на Беговую, в партийный пресс-центр.

Она нарочно не стала звонить, предупреждать о своем появлении. Ей хотелось сначала покрутиться, оглядеться, послушать разговоры, по возможности сохраняя инкогнито. Деньги концерна “Парадиз” проходили именно через партийный пресс-центр.

Но никакого инкогнито не получилось. Охрана пресс-центра на Беговой оказалась серьезней, чем в Думе. Машу обыскали самым наглым образом, вытряхнули все содержимое сумки, долго изучали американский паспорт, водительские права, удостоверение сотрудника концерна “Парадиз”, потом куда-то звонили по внутреннему телефону, зачитывали все, что написано в паспорте и удостоверении. Произношение у толстомордого охранника было ужасающим, но английский язык он знал, мерзавец, и неплохо знал.