Ксения Баженова - Убить своего дракона Страница 15

— Что-то ты сегодня совсем плохая, еле тащишься. — Владлена проводила ее до спальни, подбила подушки, усадила так, чтобы было видно окно, укрыла пледом.

— Ляля?

— Шастает где-то. Пойду поищу, да шиповника тебе заварю.

— Владлена, найдите ее, пожалуйста. И побыстрее.

— У! Чумная! — выйдя на крыльцо, с негодованием пробормотала домработница.

Ольга смотрела в открытое окно на мокрые после грозы кусты, отметила, что на деревьях уже много желтых листьев, и они готовы оторваться и спикировать на постепенно остывающую после лета землю. Видела домработницу, та бродила по саду и звала Лялю. Тревожная мешанина, во время которой голова будто жила своей отдельной жизнью, потихоньку отступала. Состояние, когда бестолковые, мелочные, трусливые мысли устраивали у нее в мозгу свои суетливые путаные танцы, последнее время возникало все чаще, и Ольга, боясь, что наступает старческое слабоумие, увеличила дневную дозу кроссвордов. И пожалела, что не рассказала врачу об этих «блошиных приступах», как она их называла.

Думала о том, что Марк сегодня должен приехать подписывать новое завещание и что он, ее настоящий друг на всю жизнь, вдруг стал обижать Лялю, да так, что она нагадила ему в ботинки. Но он привезет переделанное завещание, она его подпишет, это уже решено, и будет спокойна. Все равно, кому достанутся деньги, главное — чтобы Лялечка жила долго и ни в чем не знала нужды. Ведь ее послал Гриша! Нет! Не все равно кому! Владлену тоже послал ей Гриша! «Не зря я ее встретила на кладбище, и она меня спасла от той ненормальной старухи». Соседи говорили, что бабка опасна и частенько пребывает не в своем уме, живет в развалившейся избе на том пологом берегу пруда, некоторые добавляли, что ее отца и брата пристрелили охотники за оборотничество, и она сошла с ума. Сказки какие-то! Но страшновато. Не по себе становилось и от того, что не давала покоя мысль, будто она ее видела когда-то очень давно. А что до Владлены: ну, хамоватая, простая, но добрая, заботливая и работящая. Гриша не зря ей такого человека послал, чтобы она избавилась от своего снобизма. «Ему-то он был не присущ, он всех уважал — от дворника до министра, это я все время задирала нос. Владлена — урок смирения. Завещав ей все, я не только позабочусь о Ляле, но и порадую Гришу…»

— Вот она, хулиганка! — домработница внесла на вытянутых руках мокрую кошку. — В углу сада сидела, там, где рабочие нашли старый колодец, когда стригли кусты. Вся в земле извалялась, орала как полоумная. Пришлось окунуть в бочку с водой. Пусть вот на кресле пока посидит, просохнет. — Она кинула на кресло Лялин пледик и посадила на него кошку.

Та подвернула под себя лапки и, жмурясь, стала греться.

— Ой, Владленочка! Пусть кусты оставят, не выкапывают. А что за колодец?

— Кусты оставят, не переживай. Подстригут только, чтоб покрасивше было. А в самом углу за ними, у забора, представляешь, нашли колодец. А ты о нем не знала?

— Нет! Ничего про колодец не знаю. Сколько себя помню, всегда воду носили из артезианского, что за углом. Пока водопровод не провели. Впрочем! Отец говорил что-то про отравленную воду, но я точно ничего не помню, могу ошибиться. А что, глубок ли колодец?

— Да пока не знаю. Я им сказала прибрать рядом да досками его закрыть, чтоб, не дай Бог, никто туда не упал, кошка или какая другая тварь. Они лягушек оттуда дохлых вытащили, вот Лялька там и валялась на падали. Орала, будто не своя. Ну ладно, дел полно. Да твой шиповник, поди, готов. — И заворчала: — Все одна да одна. А кто в доме хозяин?

— Ты хозяйка, Владленочка, ты. Какая уж из меня хозяйка? Как решишь, так и сделаем. Только кусты оставьте. Это еще папина сирень.

На сердце по-прежнему висела тяжесть, и дышалось с трудом. Едва, как ей показалось, она сомкнула глаза, скрипнула половица.

— Марк! Ты? — вздрогнула Ольга. — Я не слышала твоей машины. Видно, задремала.

— Здравствуй, Оленька! — сказал он, стоя в дверях. — Я машину оставил подальше, напротив вашей калитки целое озеро образовалось после грозы. Владлена тебе собрала тут целую аптечку, а сама пошла за дом к рабочим. Капли тебе куда и сколько?

«Надо же, удостоен Владленой принести поднос. Та его не любит за то, что „больно пижонистый“. Наверное, совсем забегалась по хозяйству. А может, хочет нас помирить. Вот простая, а такая хорошая. А умники оказываются подлецами», — растроганно подумала Ольга, прежде чем ответить, и, наблюдая как Марк, протянув вперед руки, занятые подносом, толкает портфель ногой из-за двери до дивана, а лекарства в «розах на синем» и стакан с отваром шиповника пристраивает на заваленный журналами столик, пыталась угадать, в каком он настроении.

— В воду, двадцать пять, спасибо.

Он стал отсчитывать капли, руки его немного дрожали. Вообще он вел себя очень нервно и рассеянно, долго что-то искал в своем огромном портфеле, ронял то бумаги, то ручку.

— Марк! Мне кажется, ты на меня обиделся.

— Оля, все хорошо. За что мне на тебя обижаться?

— За это завещание. Я не знала, что ты так не любишь Лялю, мне казалось…

— Двадцать четыре, двадцать пять… Оля, не заводи старую песню. Я не делал Ляле ничего плохого.

— Если ты так считаешь… — Подбородок ее задрожал, она отвернулась к окну и замолчала. Об этом, подумала, она тоже забыла рассказать доктору, как и о «блошиных приступах». Да! Она болела, перманентно находилась в депрессии, но так легко никогда не плакала, а сейчас слезинки выкатывались из глаз неожиданно для нее, при этом старчески начинали трястись руки и голова.

— Олюшка! Мы переделали завещание на Владлену. Андрей уже поставил печать. Все, подписывай и давай покончим с этим, — произнес он нежно, видя ее состояние.

— Я не хочу, чтобы так со мной разговаривал!

— Как я с тобой разговариваю? Как? Мне думается, нормально.

— Обиженно.

Он улыбнулся ей, как капризному ребенку:

— Прими лекарства, пожалуйста, и займемся делами. Дружочек! Тебя всю трясет, и слезы в глазах, как будешь бумаги подписывать?

— Зайди через полчаса, пожалуйста, мне надо настроиться. Ты своим тоном выбил меня из колеи.

— Как скажешь! — Марк раздраженно схватил портфель и вышел, а Ольга подумала, что еще час назад была уверена в своем выборе, но сейчас заново начала сомневаться и испытывать чувство вины по отношению к старому проверенному другу. Но она не хотела себя приписывать к клану полоумных вздорных старух и решила быть твердой до конца, даже если не права. Она поднялась, чтобы подправить прическу, не хотела выглядеть некрасивой в глазах Марка, иначе он потеряет к ней всякое уважение, а ей очень не хватало его поддержки и общения. В голове на мгновение вдруг снова взбесились мысли, превращая процесс мышления в спор обезумевших психов. Будто она стояла на палубе корабля, болтающегося на волнах, где-то совсем поблизости от Бермудского треугольника, который вытягивал из нее силы, эмоции и последнее здоровье.

В дверь постучали, и вошла Владлена:

— Дал тебе адвокат-то лекарства?

Ольга кивнула и глухо произнесла, стараясь казаться бодрой:

— Он завещание переписал. Теперь все твое будет. Только Лялю не бросай.

— Снова-здорово! Ты еще Лялю свою переживешь!

— А где Марк?

— Да в комнате у себя, просил его не беспокоить. Может, прилег, и ты отдохни пока. Вот куда вскочила причепуриваться? Мало что днем чуть пол не словила, — поучала Владлена, укладывая ее в кровать.

«Я правильно сделала, что завещала все ей, — подумала Ольга. — Марк не спросил даже, что сказал врач, хотя о визите знал».

Голова отяжелела, и мутило все сильнее. Она то проваливалась в пустоту, то выныривала из нее в топкое болото. Помнила, как снова зашел Марк с бумагами. И отчего-то не хотелось их подписывать, все было как в тумане, пыталась читать, буквы размывались, но краем расплывшегося сознания увидела несколько раз имя помощницы и везде, где он просил, поставила свои подписи. Марк стал ей что-то рассказывать об общих московских знакомых, и под звук его голоса она наконец-то провалилась в спасительный сон, после которого, ближе к вечеру, ей стало немного полегче. Сознание более-менее прояснилось, и появилась даже некоторая четкость мыслей. Природа тоже не теряла завоеванных осенних прав и разразилась еще одной предвечерней грозой: сильной, с громом и молнией, но короткой.

На бабушкином кресле недовольно мяукнула Ляля и убежала — ее встревожил шумно ворвавшийся в комнату Коля. Ольга к нему так привыкла и привязалась, что считала его почти своим сыном. Действительно, как может быть дремучая Владлена матерью такого обходительного, умного, воспитанного мальчика. Жаль, что у нее, Ольги, нет детей, которые, вот как Коля, слушали бы рассказы о ее молодости, об искусстве, восторгались ими и, смеясь, говорили, какая она до сих пор красавица. Да, да! Несмотря на «немного за пятьдесят». Он всегда привозил ей что-нибудь вкусненькое из Москвы, то баночку икры, то коробку конфет, в день рождения привез французского шампанского, она выпила почти целую бутылку, страшно подумать! От этих воспоминаний Ольга даже кокетливо засмеялась. И все время помогал — гвоздь прибить, картины перевесить, и восхищался ее тонким вкусом. Курил только, вот беда. Но ничего — образумится. Сегодня ее любимец, кстати, единственный, кто подробно осведомился о визите в клинику, привез гранатовый сок, его ей настоятельно советовал употреблять врач, и они выпили по бокалу за здоровье. Но поболтать не удалось. Коля сказал, что спешит и заехал всего на несколько минут: — Вырвался ненадолго проведать любимую тетю!