Гелий Рябов - Мертвые мухи зла Страница 15

- Послушай, Швибз1, это из гимназического курса... И не "порой", а "зарей", - насмешливо проговорила та, которую Мария назвала "Таня". Высокая, лет двадцати, неприступная и высокомерная, это чувствовалось. - Я не люблю стихов. В них одна только лень ума и глупость. Разве что стихи в прозе: "Как пуст и вял и ничтожен почти всякий прожитый день! как мало следов оставляет он за собою..."2 Разве не так?

Ольга невесело улыбнулась:

- Мы наскучили нашему гостю... Как вас зовут?

- Матрос... То есть... Сергей. Вы извините. Я просто услыхал и запомнил. Это так... Не могу объяснить. Это из другого мира.

- И... эти самые очи вам, конечно, нравятся больше, чем, скажем, пресловутые... ласточки? - насмешливо улыбнулась Татьяна.

Пожал плечами. Что им сказать... Насмешничают... А ведь не хочется уходить. Не хочется.

- Понимаете... Ласточки эти... Это - увиденное. Из жизни. А солнце Завета... Это из самого сердца, разве не так?

Они снова переглянулись, Ильюхин понял... что его слова прозучали неожиданно, возникла даже некоторая растерянность. И вдруг Мария ободряюще улыбнулась...

- Извините... - Ильюхин попятился и взялся за ручку двери. - Если вам что понадобится - вы без стеснения... Обращайтесь, значит. Я здесь часто бываю. Препятствий не будет.

- А... комендант? - удивилась Татьяна. - Он строг до невозможности.

- Это ничего... - сказал с усмешечкой. - Комендант ничего не заметит.

- И письмо можно отправить? - спросила Ольга.

- Нет, к сожалению... На почте изымут. Но если придумаете адрес и прочее, то можно. Ваш адресат интересен, если письмо отправляете вы. А если не вы... - улыбнулся. - Революция не разорится и не падет.

А про себя подумал: от этого - нет. Она падет от другого. Она просто сожрет себя. Без остаточка...

Восстание чехословацкого корпуса стало реальностью, один за другим уходили под власть полубелых социалистов красные доселе города и деревни. В Сибири формировались повстанческие отряды, возникала новая армия - на руинах старой. В середине июня Юровский получил шифровку из Москвы и вызвал Ильюхина. Сказал, наливаясь синюшно:

- Тебя касается в первую очередь...

Подпись Ленина. Слова страшные: "Возникает впечатление, что вы так ничего и не поняли. Дело не в кучке отбросов, ранее именовавшихся "династией". Дело в возможном прицеле врагов и недругов советской власти. На политическом поле России много всего. Но Романовы олицетворяют трехсотлетнее благоденствие российских подданных - мы можем не играть словами и понятиями, это так. И это самые широкие слои населения уже начинают понимать. Что это означает? Пусть сегодня Николай никому не нужен. А завтра? Мы можем поручиться, что завтра он не станет знаменем контрреволюции и все отребье - от юга России до ее севера не хлынет под эти подмоченные, но - знамена? Посему предписываю вам незамедлительно изыскать способ и метод ликвидации Романовых, а также всех причастных. Революции не надобны свидетели! Главное: центральная власть должна остаться абсолютно непричастной".

Поднял глаза.

- А вы ожидали поздравлений с успехом?

- Не дерзи. И так тошно. Твои предложения?

- Переписка... Смешно. Если сработает - вперед!

- А нет?

- Есть одна идейка... Реквизируйте и просмотрите их драгоценности. Там должны быть особо ценные, понимаете? Мы обвиним их в краже из государственных хранилищ, этого достаточно для пули в лоб всем.

- Но это их личные, личные, ты что, не понял?

Нахмурился.

- Ни у кого из нас нет ничего личного. У них - тем более. А Владимиру Ильичу что ответите? Ну, и то-то...

Юровский сжал голову ладонями.

- А фотографии передать во все газеты всего мира?.. Мы еще послужим под твоим началом, Ильюхин... И откуда это в тебе...

- От нашей партии, товарищ...

Юровский ошеломленно вскинул голову, всмотрелся. Это было похоже на издевку. Но - нет... Глаза сияют неземным пламенем, губы сжаты, ноздри дышат, как паровоз. Н-да... - поднес спичку, шифровка вспыхнула и рассыпалась в прах.

Кудляков расхохотался, но как-то странно:

- Он... поверил?

- А то...

Помолчал. Вздохнул.

- Но ты понимаешь, что предложил беспроигрышный вариант?

- Не дрейфь, подруга... Мы их до этого варианта семь раз спасем.

- Ну... Твоими молитвами. А знаешь, Ильюхин? Тебе бы лет десять-двенадцать тому к нам, в Охранное - тебе бы цены не было. Кто знает... Может, ты бы один придумал такое, что и Ленин, и Троцкий, и эсеры эти... Все бы передохли, как мухи, а?

- А чего же не позвали?

Кудляков только руками развел.

Войков сделался совсем тощим и стал похож на жердь с нелепо напяленным на нее костюмом. Встретились случайно. Ильюхин приходил в Кафедральный собор - на встречу с Баскаковым и Острожским. Во время службы проще было передать задание и деньги от "Кудлякова". Священник размахивал кадилом, с детства знакомые слова все равно воспринимались панихидой по покойнику. Не любил Ильюхин православные храмы. Чудилось ему что-то ненастоящее, неискреннее во всем обиходе, в людях, в словах. Однажды признался матери, та начала мелко креститься, прижала голову сына к груди: "Что ты, что ты, Сереженька, это великий грех, великий!" - "А как батюшка по ночам к Нюрке шастает?" Нюрка была легкая женщина через дом. "Ну... - растерялась мать. Это в нем человеческое, дурное взыгрывает. А когда он служит - он с Господом говорит. И мы вместе с ним". - "А как же евонная попадья, Евдокия, матушка? Она, поди, рада несказанно!" Дала затрещину, расплакалась: "Ты в кого такой растешь? В Антихриста? Им и станешь, если не уймешься!" Давно это было... Уж и бедной мамы поди нет на свете, и отец затерялся на просторах Сибири - как уехал на заработки, так и пропал.

Вслушивался, напрягался, батюшка уже заканчивал: "Осанна в вышних, на земли мир, в человецех благоволение..." Вышел из храма первым, забыв повернуться к иконе и перекрестить лоб, наказание последовало мгновенно. Расхристанная женщина в рваном платке сильно пихнула в спину и прошипела: "Прихвостень жидовский!" Н-да, где найдешь, где потеряешь... Добр верующий человек и любит врагов своих по заповедям.

Да ведь не все враги? Ну - Войков, Голощекин, тот же Юровский? Эти да! А другие? Их тысячи, и они маются, как и все остальные. Почему же они враги?

Но исстари привык видеть в каждом черноволосом с выпуклыми глазами чужака, способного предать, отнять, пересечь дорогу в самый острый момент. Так уж сложилось. А что делать?

С этими мыслями вышел к Гостиному двору (решил дать "кругаля", чтобы осмотреться и избавиться от "наружки", если что). Здесь и увидел Войкова. Тот наблюдал, как на потрепанный "фиат" грузят какие-то коробки, ящики и свертки.

- А-а, та-ащ Ильчухин, собственной персоной! Давно не виделись, Силантий Викентьевич?

- Я - Сергей Иванович, - уронил хмуро. Эта дурацкая манера не то шутить, не то общаться привела в ярость еще в прошлый раз.

- Да Адонаи с ним совсем, тащ мой дорогой. Я вот к чему: сегодня ввучеру моя дает отходную...

- Помирает, что ли? - решил пошутить и Ильюхин.

- Не умеете, не получается у вас! - почему-то обрадовался Войков. Учитесь у меня, таращищщ Кучухин. Посидим, потанцуем, там есть одна... М-м-м... - поцеловал сжатые кончики пальцев. - Умрете из-под нее, на ней и сбоку, ручаюсь. Она вас приметила и вся из себя. Страдает, значит. В восемь вечера. Ждем.

Подумал: а что? Уклоняться от такого - слабость проявлять. Их замыслы открываются незаметно и в самых разных местах и обстоятельствах. Пойду.

Не заметил, как о недавно еще самых родных и близких вдруг стал говорить "они", "их", "у них". Отделил себя.

- Ладно. А... Адонаи... Это что?

- Это кто, товарищ. Так евреи называют своего бога. А что?

- Любопытно.

- Вы еще от своего Христа не избавились, а уже заинтересовались Адонаи. Вы склонны к мистицизму, товарищ. В чем урок? А в том, что все эти иеговы, адонаи, махметы и аллахи, а также и христы-кресты - чушь собачья! Запомните и не подавайтесь! Товар Ульянов все это пре-зи-ра-ет! И мы должны.

Рассказал Кудлякову. Тот поморщился:

- У нас в Охране евреев полагали источником всех бед. Не знаю... Я не склонен так думать. К примеру: самые лучшие, самые талантливые наши агенты были евреи. С одной стороны, большинство этого народа сеяло революцию и участвовало в ней. И участвует. Страшно участвует, сам знаешь. С другой... Был, скажем, один такой, член союза офицеров этой национальности. При Временном правительстве многие евреи стали офицерами. Так вот: большевики его арестовали, посадили в Таганскую тюрьму, а он захватил автомобиль во дворе тюрьмы, расстрелял охрану и бежал. Так-то вот... Помнишь, Христос сказал: "По делам их узнаете их..."

Вечером Ильюхин погладил брюки и форменку, почистил ботинки и отправился на бал.

Нынче манер был другой, заметил сразу. Супруга стояла у входа, величественно подняв красиво посаженную голову, в руке у нее была винтовка со штыком, приходящие отдавали честь и насаживали на штык мятые николаевские купюры.