Шарль Эксбрайа - Ее все любили Страница 15

- Согласен, если не считать, что эта умершая устроила комедию и умудрилась ввести в заблуждение определенную часть города.

- Я полагаю, вы - человек достаточно уравновешенный и не будете делать ни на чем не основанные и оскорбляющие память мадам Арсизак предположения. Тем не менее я буду признателен, если вы выразите свою мысль более конкретно.

Полицейский рассказал следователю все, что стало ему известно вчера вечером, избегая упоминать имена, после чего заключил:

- Большинство опрошенных друг друга не знают, совершенно отличны друг от друга по роду своих занятий и принадлежат к разным слоям общества. Так что о сговоре не может быть и речи. Добавлю еще, что ни один из моих "порядочных" свидетелей не мог предвидеть мой приход. Исходя из всего сказанного, мсье следователь, вы, наверное, согласитесь: я имею все основания утверждать, что мадам Арсизак, если говорить о ее "ангельском" характере, вводила окружающих в заблуждение.

Глядя на Бесси, нетрудно было догадаться, что он находится в полной растерянности.

- Я ничего не понимаю... Я даже допустить не могу... И все-таки... Я просто потрясен. Я не подозревал... Никто, впрочем, не мог подозревать... Каждый готов был головой поручиться за мадам Арсизак как за личность в высшей степени благородную.

Гремилли уточнил:

- Да, мсье следователь, каждый, но только в вашей среде. Можно лишь сожалеть, что вы не прислушивались к тому, о чем говорили за стенами салонов.

- Вы правы. Но, согласитесь, мы не скомпрометируем себя тем, что выдадим или не выдадим мадам Арсизак свидетельство о ее добродетели, не так ли? Перед нами одна задача - узнать, кто ее убил. Вы со мной согласны?

- Согласен, мсье следователь. Однако вы не можете не допустить, что открытие неизвестных до сего момента личных качеств мадам Арсизак - качеств явно отрицательных и вызывающих к их обладательнице глубокую неприязнь может значительно расширить круг подозреваемых лиц. Надеюсь, вы поверите мне на слово, что мне не нужен никакой скандал, однако кто может сказать, куда и к чему приведут мои поиски?

- Бог ты мой, как же все скверно получается! Я не сомневаюсь, дорогой комиссар, что мне не нужно просить вас о строжайшем соблюдении тайны следствия?

- Можете на меня положиться. Видите ли, мсье следователь, в нашем случае речь идет о провинциальной драме. И какой бы оборот она ни принимала, если, конечно, речь не идет о профессиональных убийцах, скандал всегда зреет где-то рядом. Наши парижские коллеги часто не могут понять, почему иногда мы не ведем себя более открыто и решительно даже во время дознания. Они не подозревают, сколько на нашем пути подводных камней, каждый из которых таит в себе смертельную опасность. Мы вынуждены продвигаться медленно и с максимальной осторожностью, чтобы избежать катастрофы, которую нам никто не простит.

- Кому вы это говорите!

От хорошего настроения следователя Бесси не осталось и следа. Казалось, что на его полное и добродушное лицо опустилась серая вуаль. Губы у него были надуты, как у обиженного ребенка. Полицейский безжалостно довершил удар:

- Если все как следует взвесить, то ни у вас, ни у меня заранее не было никаких шансов в этой истории.

- Да вы-то после всего уедете, а мне здесь оставаться! Если случится что-то неладное, обвинят во всем меня. Ведь в таком городе, как наш, жить можно лишь со всеми в ладу, в противном случае это - ад. Я понимаю, что все эти игры в учтивость требуют изрядного лицемерия, но таков уж удел всех малочисленных обществ, члены которого обречены на невозможность надолго потерять друг друга из виду. И несмотря на это, я даже предположить не мог... Ну и свинью вы мне подложили.

- Я сожалею.

- Но далеко не так, как я, смею вас заверить. Хотя, что уж тут жалеть, в свершившееся изменений не внесешь. Остается только надеяться на то, что у тех, с кем вы имели дело, чересчур сильное воображение.

- А вы сами в это верите?

- Нет...

Они расстались на бульваре Монтеня. Гремилли еще раз торжественно пообещал Бесси, что не предпримет ни одного чреватого гибельными последствиями шага, не поставив предварительно его в известность.

Комиссару вдруг захотелось пропустить стаканчик, и он вошел в "Гранд кафе де ля Бурс". Едва он закрыл за собой дверь, как услышал голос справа:

- Так это же наш комиссар!

Вот тебе и инкогнито! Впрочем, теперь это уже не имело никакого значения, потому что по городу уже пошли разговоры.

Доктор Музеролль пригласил Гремилли за свой столик. Он сидел с каким-то высоким бритоголовым человеком со строгим лицом и в очках. Комиссар не мог отказаться, боясь выглядеть не умеющим проигрывать игроком.

- Мсье комиссар, позвольте представить вам гордость нашего лицея Ренэ Лоби. Ренэ, это комиссар, занимающийся выяснением обстоятельств убийства бедняжки Элен.

Гремилли поочередно пожал протянутые ему руки. Ему не хотелось позволить доктору продолжать беседу в своем духе, поэтому он решил сразу взять быка за рога:

- Рад познакомиться с одним из членов клуба.

Он почувствовал, что попал в точку, поскольку едва уловимая тень недовольства пробежала по лицу Музеролля.

- Уже в курсе наших причуд?

- А это что, секрет?

- Абсолютно никакого секрета, с какой стати.

- Тем более что ваш клуб, насколько я понял, родился довольно давно. Да, нечасто сегодня можно увидеть зрелых мужчин, трогательно хранящих верность своей юности.

Врач ответил хмуро:

- Я благодарен вам, мсье комиссар, за эти слова. Меня, равно как - я в этом не сомневаюсь - и Ренэ, они глубоко тронули.

Преподаватель подтвердил эти слова кивком головы.

- Видите ли, мсье комиссар, - продолжал Музеролль, - большинство людей, узнав о существовании клуба, если его можно так назвать, смеются над нами, потому что совершенно не понимают нас. Мы полностью доверяем друг другу, и это доверие нам здорово помогает в жизни.

- Один за всех, все за одного?

- Да, приблизительно. Мы чувствуем себя сильными, потому что, случись что-нибудь с одним из нас, товарищи будут тут как тут.

- Другими словами, вы готовы на все, лишь бы вызволить друга из беды?

- Вне всякого сомнения.

- Даже на то, чтобы дать ложные показания?

Доктор вздохнул:

- Жаль... Я думал, вы понимаете.

Преподаватель, вступив в разговор, сказал с презрением:

- Вам никак не удается забыть, что вы - полицейский?

- Действительно, мне не удается забыть, что передо мной стоит задача, ради которой я принял присягу уже много лет назад и для выполнения которой я поклялся жертвовать всем.

Лоби пожал плечами.

- Не подумайте только, прошу вас, что мне как преподавателю не терпится прочесть вам лекцию!

- Свою лекцию вы прочтете вскоре в своей аудитории - единственном месте, где вы выполняете свои профессиональные обязанности. Моя же аудитория в настоящее время - это весь город, жители которого сейчас стали моими учениками, и я время от времени вызываю их к доске. К слову сказать, доктор, вы не ответили на мой вопрос.

- По поводу ложных показаний? Не знаю. С такой проблемой я еще не сталкивался.

- А если столкнетесь?

- Трудно сказать, как поведу себя.

- А вы, мсье Лоби?

- Я не считаю, что мои мысли имеют к вам какое бы то ни было отношение.

- Однако я только тем и занимаюсь, что пытаюсь отгадать мысли других.

- Каждый забавляется по-своему.

Гремилли встал.

- Мне очень жаль, мсье, что я не могу рассчитывать на вас... даже в деле спасения вашего друга Арсизака, оказавшегося в таком затруднительном для него положении.

- Если мы Жану понадобимся, он не станет прибегать к вашему посредничеству, чтобы сообщить нам об этом.

- Итак, война?

- Скорее, предание забвению.

- Тут я должен заметить, мсье Лоби, что вы тешите себя иллюзиями. До свидания, мсье, мы еще встретимся.

Преподаватель усмехнулся:

- Сомневаюсь.

- А я - нет.

Теперь полицейский, как некоторое время назад следователь, почувствовал переполнявшую его досаду. Прекрасно понимая, что враждебность клуба может серьезно осложнить его задачу, он злился на себя за свою неуклюжесть. Ему не следовало затевать разговор о лжесвидетельстве. Этот вопрос только заставил их еще больше замкнуться в себе. Разумнее было бы избегать тем, волнующих всех троих, и попытаться хотя бы краешком глаза заглянуть в их мир, где царит культ дружбы. Вероятно, ему удалось бы завоевать их доверие, объяснив им, что он вовсе не стремится во что бы то ни стало сделать из Арсизака убийцу своей жены. Как все неловко вышло! Уже седина в висках, а он все еще ощущает в себе мальчишеское нетерпение, мешающее ему следовать логически задуманному накануне плану. Вместо того чтобы разглагольствовать о лжесвидетельстве, ему лучше бы рассказать Лоби и Музероллю о том, что нового он узнал об убитой, и посмотреть на их реакцию. Он упустил возможность, которая, скорее всего, больше не представится.