Ричард Касл - Непобедимая жара Страница 15

Задним ходом?

Никки повертела головой, оглядывая улицу, но не заметила ничего необычного. До ее дома оставалось идти всего квартал. Хит расстегнула пальто, сняла с правой руки перчатку и двинулась вперед, настороженно озираясь по сторонам и напрягая слух.

На ее улице было тихо, ни одна машина не проезжала мимо. Никки остановилась, прислушалась к звукам морозной ночи, стараясь уловить шум мотора, — ничего. Она быстро поднялась по ступенькам крыльца и заглянула сквозь стекло двери, держа наготове ключи.

В вестибюле было чисто.

Хит открыла дверь и вошла. Инстинкт ей подсказывал, что следует избегать замкнутых пространств, и она, не воспользовавшись лифтом, направилась на свой этаж по лестнице, время от времени останавливаясь и прислушиваясь.

Поднявшись, Хит осмотрела коридор: он был пуст. Она вошла в квартиру, закрыла дверь на засов и глубоко вздохнула. Никки поражалась сама себе. Неужели это паранойя? Результат стресса в конце напряженного дня, после особенно напряженного вечера? А может, за ней действительно следили? И если да, то зачем? И кто?

Когда она искала в шкафу вешалку для пальто, до нее донесся какой-то звук — он исходил из-за угла, из кухни. Звук был едва слышен. Возможно, скрипнул чей-то ботинок?

Хит вытащила из кобуры свой «зиг-зауэр». Держа пистолет в правой руке и не выпуская пальто из левой, она направилась к двери на кухню. Никки остановилась, сделала глубокий вдох, сосчитала про себя до трех и швырнула пальто за угол. Затем прыгнула вперед, сжимая оружие обеими руками, и крикнула:

— Ни с места, полиция!

Человек, сражавшийся с ее пальто, замер и поднял руки, так и не сумев высвободиться. Хит поняла, кто это, еще до того, как он заговорил. Она сдернула пальто с головы незваного гостя, и тот с жалким видом улыбнулся.

— Сюрприз, — пробормотал Рук.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Опусти руки, глупо выглядишь, — бросила Хит. — Какого черта ты сюда забрался?

— Спешил в твои любящие объятия. Я-то думал, что они будут любящими.

— Я могла тебя пристрелить, ты понимаешь это? — сказала она, пряча пистолет в кобуру.

— Мне это только сейчас пришло в голову, — ответил он. — Это могло бы серьезно подпортить мое возвращение домой. Не говоря уже о куче бумажной работы для тебя. Так что думаю, нам обоим повезло, что ты этого не сделала. — Рук вышел из кухни, собираясь обнять Никки, но она скрестила руки на груди, и он замер. — Ты видела газету.

— Разумеется, я видела эту чертову газету. А если бы и нет, половина Нью-Йорка с радостью совала бы мне ее под нос целый день. Какого черта, что с тобой?

— Послушай, именно поэтому я сюда и пришел. Чтобы объяснить все с глазу на глаз.

— Было бы неплохо.

— Итак, — начал он, — вчера вечером у меня был очень важный деловой обед с моим агентом. Крупная студия предлагает снять фильм по мотивам моей статьи о Чечне. — Никки не выказала восторга, и он продолжил: — Ну, и… поскольку я только что вернулся в город… мы отправились пообедать, чтобы подписать контракт. Откуда мне было знать, что кто-то нас сфотографирует?

— И когда именно ты «только что» вернулся? — спросила она.

— Вчера вечером. Я отслеживал доставку денег и оружия из Боснии через Африку в Колумбию и Мексику.

— Поздравляю, — сказала Хит. — Могу поверить, этим ты занимался последние тридцать дней. А как насчет последних тридцати часов?

— Боже мой, детектив никогда не дремлет… — Он хихикнул, но в ответ последовало гробовое молчание. — Я сейчас все тебе расскажу.

— Я вся внимание, Рук.

— Ну так вот, насчет обеда ты уже знаешь.

— В «Ле Сирк», да, продолжай.

— Остальное на самом деле просто. Я в основном спал. Думаю, проспал тринадцать или пятнадцать часов подряд. Впервые за много недель спал в настоящей постели. — Он заговорил быстрее, не делая пауз, чтобы она ничего не могла возразить. — Проснулся, сел за стол и начал писать как сумасшедший — отключил телефон, не смотрел телевизор, писал и все. А потом сразу поехал сюда.

— И ты не мог даже позвонить? — Никки разозлилась на себя за эту избитую фразу, но затем решила, что если уж кто-то и имеет право сказать подобное, так это она.

— Ты не все про меня знаешь. Понимаешь, я так работаю: отключаюсь от окружающего. Записываю все, пока информация еще не забылась, пока еще помню, что означают мои заметки. Я так работаю, — повторил он, отчаянно пытаясь оправдаться. — Но сегодня вечером, увидев газету, я понял, что ты должна была почувствовать, бросил все и помчался сюда, прямо как в песне — «Нет настолько широкой реки»…[29] Допустим, вместо самодельного плота я ехал на такси, но какая разница?

— И ты думаешь, этого достаточно?

Она подняла с пола пальто, расправила его и повесила на спинку стула. Ей нужно было выиграть время и привести мысли в порядок. Объяснение Рука не могло вот так сразу стереть из ее памяти месяц одиночества и душевных терзаний. Однако разумная, взрослая Никки Хит уже смотрела вперед, за горизонт, на будущие дни и недели и все то, что должно было последовать за сегодняшним вечером.

Рук откашлялся:

— Мне нужно сказать тебе еще одну вещь. Понимаю, что мы не сможем двигаться дальше, пока я не сделаю этого.

— Хорошо, говори…

— Я хочу попросить у тебя прощения, Никки. Простого «ну, извини» будет мало. Я прошу у тебя прощения. — Он помолчал — то ли давая ей время подумать, то ли подбирая слова, — затем продолжил: — Мы с тобой совсем недавно вместе и пока с этим не сталкивались. Мы встретились уже взрослыми людьми, с прошлым, у каждого из нас карьера, профессия. У обоих. И эта моя поездка… впервые за то время, что мы вместе, ты видишь, какова на самом деле моя работа. У меня есть преимущество: я был рядом с тобой, видел, как ты работаешь, видел твою жизнь. Я занимаюсь журналистскими расследованиями. Чтобы делать свое дело хорошо, мне нужно проводить много времени в местах, куда никто больше не отважится сунуться, в таких условиях, с которыми не станет мириться большинство журналистов. Вот почему со мной нельзя было связаться. Прежде чем уехать, я сказал тебе, что такое возможно. Но это не извиняет меня за то, что я не позвонил тебе, вернувшись в город. Единственное объяснение может показаться жалким, но это действительно правда. Каждый раз, заканчивая очередное расследование, я делаю одно и то же: сплю как убитый, а потом пишу как сумасшедший, в полном одиночестве. Я делал так много лет. Но сейчас… понимаю, что сейчас кое-что изменилось. Я уже не один.

Я с радостью вернулся бы на двадцать четыре часа назад, чтобы все изменить, но это невозможно. Я могу сказать тебе одно: глядя на тебя и видя боль — боль, которую причинил тебе своей бесчувственностью, — я понимаю, что никогда уже не смогу поступить так. — Он снова помолчал и закончил: — Никки, я прошу у тебя прощения. Я был неправ. Мне, правда, очень жаль.

Когда Рук смолк, они некоторое время стояли лицом к лицу, молча глядя друг на друга. Их разделяло меньше метра; он надеялся, что размолвка уже позади, она пыталась решить, как же вести себя дальше. Внезапно какое-то тепло разлилось по телу Никки, и решение пришло само собой. Это тепло овладело ею, теперь оно решало за нее, его уже нельзя было остановить, и «здесь и сейчас» показалось ей более важным и реальным, чем все обиды и подозрения.

Рук почувствовал ее настроение, а может быть, испытывал то же самое. Сейчас это не имело значения, как, впрочем, и то, кто первым сделал шаг навстречу; их губы слились в поцелуе, руки сплелись, они притягивали друг друга ближе и ближе. Не глядя, Никки одной рукой отцепила кобуру и бросила ее на кухонный стол. Рук, не отрываясь от ее губ и крепче прижимая к себе, начал расстегивать блузку Никки.

Когда они наконец разжали объятия, задыхаясь и хватая губами воздух, страсть уже захлестнула их и унесла с собой; казалось, их сердца бились в такт, мужчина и женщина превратились в единое существо, жадное, голодное, охваченное безумным желанием. Отступая назад, Рук начал увлекать ее за собой в спальню. Но Никки на сегодняшней тренировке израсходовала не всю энергию. Она повалила Рука на диван, прыгнула на него, навалилась всей тяжестью. Он обнял ее за талию, притянул к себе. Никки, приподнявшись, начала расстегивать его ремень.

Затем они снова забыли о том, что нужно дышать.

После Никки погрузилась в сон, впервые за восемнадцать часов позволив себе роскошь забыться; она утонула в диванных подушках. Примерно час спустя она проснулась и несколько минут лежала не шевелясь и глядя на Рука, сидевшего за кухонным столом, перед ноутбуком, в рубашке и трусах.

— А я не заметила, как ты встал, — сказала она. — Ты не спал?

— Нервы у меня напряжены, не могу спать. Даже не знаю, в каком я сейчас часовом поясе, все спуталось.